Тропа Исполинов - Феликс Эльдемуров

- Подкрепись немного, потом позовешь кого-нибудь из нас, - наказала девочка. - Сейчас тебе много есть нельзя, зато можно пить простоквашу. Попробуй, это вкусно!

Спустя три дня с ног сняли лубки, убрали овечью шерсть, размотали пропитанные бальзамом бинты, и Тинч впервые за эти десять дней увидал свои "ходилки" - жёлтые от сходивших кровоподтеков, худые, с повисшими, не подчиняющимися хозяину мышцами. Тайра - или Тайри, как теперь по-дружески называл её Тинч - осторожно, мягкой мочалочкой протёрла и прощупала каждый суставчик, не забыла ни одну, самую малую косточку.

- Пошевели-ка пальцами.

Это можно. Это я привык. И не больно совсем.

- Что-то туго идет. А так попробуй.

Она как-то по-особому захватила его ступню. Теперь было больно. Тинч не выдержал, дёрнулся. Даже очень больно.

- Понятно. Это надо будет размять. Больно? Пускай. Болит - значит заживает... Разминать сам будешь. Не разомнёшь как надо, придется костыли покупать. Понял?

Говорила она с каким-то странным акцентом, не то келлангийским, не то элтэннским. Везет мне на иностранок, усмехнулся Тинч.

- Ты чего это ухмыляешься?

- Да так... Вам заплатили за моё леченье?

- Заплатили сполна, не бойся. Ты у нас даже выгодный... Теперь давай-ка присядем. Вот так. Смотри внимательно.

Она усаживается напротив, на плетёном стульчике, на коленях у нее дощечка, к ней приколот листок бумаги, на котором нарисованы по кругу буквы.

- Положи ладони. Или просто возьмись руками. Так.

Они сидят, прижимаясь колени в колени, и это непривычно для Тинча.

- Теперь смотри точно в центр, на эту большую чёрную точку.

Она глубоко вздыхает, на миг прищуривает глаза, после чего округлым жестом, словно взмахнув крылом, помещает правую ладонь посреди круга. С этого момента её рука превращается в самостоятельное существо. Приподнимаясь на указательном пальце, она с шорохом скользит по шершавой бумаге, перебегая от буковки к буковке.

Тинч понял - из отдельных буковок слагаются слова, из слов - фразы. Тайра, как будто рука принадлежит вовсе не ей, с интересом вглядывается, что сообщит её указательный палец.

- Чего это ты? - наконец, не выдерживает Тинч.

- Вопрошаю духов. Тихо, не мешай.

Палец с прежним упорством порхает от буквы к букве. Временами он останавливается, замирая там, где в круге крупно написано "ДА". В это время губы Тайры слегка шевелятся. Тинч понимает: она задала вопрос.

- Ишь, разговорился! - хмурится она.

В конце концов, Тайра чуть наклоняет голову, словно бы прощаясь с кем-то невидимым и уронив руку с дощечки говорит:

- Всё! На сегодня хватит. Затылок не болит?

- Немного, - признается Тинч. У него и в самом деле слегка болит затылок и кружится голова.

- Это с непривычки. Пройдёт... Главное, они сказали, что кости целы, сухожилия не порваны, мышцы восстанавливаются. Тебя просто придавило... немного. Дней через десять плясать будешь!

- Как дней через десять? А работать?

- Вначале ходить научись, работяга!

Она расхохоталась, чему - непонятно... А глаза у нее - ну и глазища!

Вечером того же дня его навестили друзья с завода. Принесли с собой вещи, которые оставил Тинч - сапоги, стопку изрисованной бумаги, всякую мелочь. Принесли его деньги. Притащили с собой беднягу Клема, у которого горели уши.

- Ты уж прости его, Тинчи. Он всё это время сам не свой ходит. Мы и говорим: ты, дурила, Бога должен благодарить за то, что послал тебе такого друга. Сам покалечился, а товарища спас. Ты, как поздоровеешь совсем, приходи. Какую-никакую, работу подыщем...

Попили чаю на степных травах - мяте и ромашке, похвалили Рагну и Тайру, осведомились, не надо ли чего, степенно разошлись.

- Это кто, твоя девушка? - Тайра держала в руке один из его рисунков.

Тинч пожал плечами, выражая ту мысль, что неплохо бы спросить, прежде чем шарить по чужим вещам. Однако, Тайру это не смутило:

- Ничего, красивая. Девочка со странным именем...

- Откуда ты знаешь?

Тайра скосила глаза.

- Ты в бреду много чего наговорил. Любишь ее, я знаю. А у неё есть другой парень и она, глупышка, конечно, пойдет к другому. Блаженных девушки не любят. Скучновато с вами, блаженненькими... А я, например, люблю, когда мужчина может красиво дать другому в морду...

Тинч пожал плечами - он умел и это. Кабы не ноги...

- Положи рисунки на место, - сказал он. Тайра послушно придвинула стопку изрисованной бумаги поближе к нему, положила сверху обломок карандаша. Ни говоря более не слова, подобрала складки мешковатого цветастого платья и ушла за занавеску.

Там у неё - как давно приметил Тинч - было оборудовано что-то вроде маленькой настольной мастерской. Пользуясь вырезанной из камня кругляшкой, она вначале растирала порошки: красную и желтую охру, гематит, голубую глину, мел, ещё какие-то синие и зелёные минералы. Потом шёл сложный процесс приготовления красок. Комната наполнялась запахами растворителей и масел.

Большую часть времени Тайра просиживала именно там, за цветастой занавеской, расписывая узорами маленькие и средние горшочки, глиняные игрушки и свистульки. В горшочки закладываются мази и снадобья, а для того, чтобы лекарство не потеряло силу, узор должен быть нанесен особенно тщательно.

С особой любовью она разрисовывала игрушки.

- Это - волк. Это - тюлень. Это - чудовище, из морских глубин. А вот этот, стра-ашный! - это дикий горный обезьян из Майландии...

- Разве есть такая страна, Майландия? - спросил Тинч.

- Конечно, есть. Даже если на самом деле вроде бы и нет, но ты придумал, то значит - есть.

Однажды Тинч от нечего делать попросил принести ему кусочек глины. Он решил показать ей, как на его родине, в Коугчаре лепят глиняных солдатиков.

Солдатики получились что надо. Небольшие, с полпальца высотой, одетые в шинели до пят - что давало им устойчивость, самых разных полков и армий. А когда Тайра обожгла их в печи и Тинч тонкой кисточкой из волчьей шерсти раскрасил армию во все возможные и невозможные цвета, с кокардами и лентами, пуговицами, шнурами и аксельбантами, восхищению девочки не было предела.

- Рагна! Рагна!.. Беги же сюда скорее, погляди!

- Да, это тонкая работа, - оценила труд старуха. - Вот ты бы тоже научилась так. На рынке они пошли бы лучше, чем твои крокодилы.

- Скажешь тоже... Сразу: рынок, на рынок... Человек для души делал...

- Твоя душа кормить тебя не будет. Или замуж выходи, или будь добра - работай. Вот и Тинч тебе поможет.

- Не гони человека. Пускай сперва ходить научится.

С ходьбой у Тинча дела и в самом деле шли плохо. То ли мышцы ослабли из-за долгого лежанья, то ли там, внутри всё что-то с чем-то не срасталось. Опираясь на плечо Тайры, он мог сделать несколько неторопливых шагов, но самостоятельно, даже опираясь на палку, не мог совершить и двух-трёх.