Иисус из Назарета - Йозеф Ратцингер

Совершенно очевидно, что этот образ внутренне связан с со страждущим рабом-отроком Господним в пророчествах Второисайи. Поздние пророчества Израиля говорят о страждущем и умирающем Спасителе, о Пастыре, Который обращается в «агнца», но не дают тому никаких объяснений. «С другой стороны, — пишет по этому поводу Карл Эллигер, — взгляд Захарии явно обращен к новым далям, где он угадывает очертания Распятого и Пронзенного на Голгофе, и хотя он не может распознать Христа, он, говоря о Гададриммоне, странным образом касается тайны Воскресения, но именно всего лишь касается, <…> не видя непосредственной связи между Крестом и Источником, дарующим очищение от всех грехов и всякой нечистоты» (Elliger, 172). В Евангелии от Матфея (Мф 26:31) Иисус, в самом начале Своего Крестного пути, цитирует пророка Захарию (Зах 13:7), отсылая к образу убиенного пастыря, и к той же Книге пророка Захарии (Зах 12:10) отсылает нас Евангелие от Иоанна, завершающее рассказ о Распятии Господа следующими словами: «Также и в другом месте Писание говорит: воззрят на Того, Которого пронзили» (Ин 19:37). Так становится ясно: убиенный пастырь, принимающий смерть во спасение, — это Иисус Христос, Распятый.

Иоанн соединяет этот образ с мотивом очищающего от грехов и нечистот источника, о котором говорится у Захарии: из открытой раны на теле Иисуса изливается кровь и вода (Ин 19:34). Сам Иисус, пронзенный копьем на кресте, является этим очистительным, исцеляющим источником для всего мира. Более того, Иоанн соотносит этот образ с образом пасхального агнца, кровь которого обладает очищающей силой: «Ибо сие произошло, да сбудется Писание: кость Его да не сокрушится» (Ин 19:36; ср. Исх 12:46). Так смыкается круг, возвращая к началу Евангелия, когда Креститель, увидев Иисуса, сказал: «Вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира» (Ин 1:29). Мотив «агнца», являющийся одним из важнейших образов Апокалипсиса, проходит через все Евангелие от Иоанна и так или иначе внутренне проецируется на «пастырскую речь» Иисуса, в центре которой стоит самопожертвование Иисуса.

Иисус начинает свою «пастырскую речь» неожиданными словами. Он не говорит сразу: «Я есмь пастырь добрый», как можно было бы ожидать, но вместо этого прибегает к другому образу: «Истинно, истинно говорю вам, что Я дверь овцам» (Ин 10:7). Чуть раньше Иисус скажет: «Кто не дверью входит во двор овчий, но перелазит инде, тот вор и разбойник; а входящий дверью есть пастырь овцам» (Ин 10:1–2). Эти слова можно понять как наставление Иисуса пастырям, остающимся на земле после Его Вознесения к Отцу. Истинным пастырем будет считаться лишь тот, кто входит в мир через Иисуса, Который есть «дверь». И тогда Иисус Сам будет оставаться Пастырем, ибо стадо принадлежит только Ему одному.

Как конкретно происходит это вхождение через Иисуса как через «дверь», показано в двадцать первой главе Евангелия от Иоанна, где говорится о поставлении Петра в должность пастыря. Трижды Иисус говорит Петру: «Паси агнцев моих» (Ин 21:15–17). Иисус назначает Петра пастухом Своего стада. Но для того, чтобы Петр мог исполнить возложенное на него, он должен пройти через «дверь». Это вхождение или, точнее, дозволение пройти через дверь (Ин 10:3) прямо связано с троекратным вопросом: «Симон Ионин! любишь ли ты Меня?» (Ин 21:15–17). В данном случае речь идет о совершенно конкретном, личном призывании: Иисус называет ученика по имени, данном ему от рождения, и по имени рода. Он спрашивает ученика о любви, в которой тот становится одним целым с Иисусом. Только так ученик может пройти через Иисуса к «агнцам», дабы взять на свое попечение «стадо», принадлежащее не ему, Симону Петру, а Иисусу. Он проходит через «дверь», через Иисуса, и предстает перед «агнцами», слившись с Иисусом в любви, и потому «агнцы» прислушиваются к его голосу, слыша в нем голос Самого Иисуса, и следуют не за ним, Симоном, а за Иисусом, от Которого и через Которого он, Симон, пришел к ним, потому что настоящим вожатым для них остается только Иисус.

Сцена поставления Симона Петра в должность пастыря завершается словами Иисуса, обращенными к Петру: «Иди за Мною» (Ин 21:19). Эти слова заставляют вспомнить о том, что сказал Господь Петру, когда тот попытался отвратить Его от Крестного пути: «Отойди от меня», а потом призвал всех «взять свой крест» и следовать за Ним (Мк 8:33–34). Даже ученик, которому поручено идти впереди «стада», должен «следовать» за Иисусом. А это означает, как показывает Господь, призывая Петра к пастырскому служению, принять Крест и быть готовым пожертвовать своей жизнью. Именно это составляет конкретный смысл слов «Я есмь дверь». Именно благодаря этому Иисус остается Пастырем.

Вернемся теперь к «пастырской речи» десятой главы Евангелия от Иоанна. За словами «Я есмь дверь» (Ин 10:9) следует новая констатация: «Я есмь пастырь добрый» (Ин 10:11). Образ пастыря вбирает в себя весь спектр исторических значений этого понятия, которое предстает теперь в очищенном виде, во всей глубине своего содержания. Здесь можно выделить четыре ключевых момента. «Вор приходит только для того, чтобы украсть, убить и погубить» (Ин 10:10). Он смотрит на овец как на свою собственность, которой он владеет и которой пользуется себе во благо. Для него в первую очередь важны собственные интересы, все вокруг существует только для него и ради него. Истинный пастырь действует совершенно иначе; он не отбирает жизнь, а дает: «Я пришел для того, чтобы имели жизнь и имели с избытком» (Ин 10:10).

Эго одно из великих обетований Иисуса: жизнь «с избытком». Всякий человек мечтает о жизни с избытком. Но что это такое? Что составляет существо жизни? Где нам его искать? Что означает «избыток» и как его получить? Можем ли мы рассчитывать на жизнь с избытком, если станем, подобно блудному сыну, расточать доставшиеся нам от Бога блага? Или если мы, подобно ворам и разбойникам, будем отбирать добро у других? Иисус обещает, что покажет овцам «пажить», пастбище — то, что необходимо им для поддержания жизни; Он отведет их к настоящему источнику жизни. Вспомним в связи с этим Псалом 22: «Господь — Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться: Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим; <…> Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих; умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена. Так, благость и милость [Твоя] да сопровождают меня во все дни жизни моей» (Пс 22:1–2; 5–6). Эти строки перекликаются с тем, что мы читаем в Книге пророка Иезекииля: «Буду пасти их на хорошей пажити, и загон их будет па высоких горах Израилевых; там они будут отдыхать в хорошем загоне и будут пастись на тучной пажити, На горах Израилевых» (Иез 34:14).

Но что все это значит? Чем живут и питаются овцы, мы знаем. Но чем живет и питается человек? Отцы Церкви усматривали в образе «гор Израилевых» и расположенных здесь «пажитей», дающих тень и воду, символ высот Священного Писания, символ Слова Божия, питающего Собою жизнь. Такое толкование не выводится непосредственно из самого текста, который имеет иной исторический смысл. И тем не менее по существу вопроса они правы; главное, они правы в том, что касается Иисуса. Человек живет правдой и любовью — любовью, которой его наделяет правда. Человек нуждается в Боге — в Боге, Который будет близок ему, Который откроет ему смысл жизни и наставит на путь истинный. Человек нуждается в хлебе, в пище для тела, но еще больше он нуждается в Слове, в любви и в Самом Боге. Тот, кто сумеет дать ему все это, Тот и подарит ему жизнь «с избытком». И тогда у человека найдутся силы для того, чтобы разумно обустроить землю, чтобы обрести блага для себя и для других, блага, которыми мы можем пользоваться только все вместе.

В этом смысле «пастырская речь» Иисуса оказывается внутренне тесно связанной с Его словами о хлебе из шестой главы: в обоих случаях речь идет о том, чем живет человек. Филон, великий иудейский философ и богослов, современник Иисуса, сказал, что Бог, истинный Пастырь его народа, поставил на пастырское служение своего «первенца», Логос (Barrett, 374). «Пастырская речь» Иисуса в передаче Иоанна не дает прямых оснований рассматривать Иисуса как Логос, Слово, и тем не менее, с учетом всего широкого контекста Евангелия от Иоанна, именно это и составляет ее смысл: Иисус, будучи воплощенным Словом Божиим, не только Пастырь, но и пища, истинная «пажить», питающая жизнь; Он, Который Сам есть жизнь, дарует жизнь, отдавая Себя Самого (ср. Ин 1:4; 3:36; 11:25).

Теперь мы подошли непосредственно ко второму важному моменту «пастырской речи» Иисуса, связанному с новым поворотом темы. Этот новый поворот, расширяющий смысл, очерченный Филоном, обусловлен не столько новой мыслью, сколько новым событием: вочеловечением и страданиями Сына. «Пастырь добрый полагает жизнь свою за овец» (Ин 10:11). Подобно тому как речь Иисуса о хлебе не ограничивается одним лишь отождествлением Слова и хлеба, но говорит о Слове, ставшем плотью и даром, принесенным «за жизнь мира» (Ин 6:51), так и в «пастырской речи» Иисуса в центре оказывается дар жизни, принесенный за «агнцев». Крест становится центральным событием «пастырской речи», причем это событие предстает не как произвольный акт насилия, совершенный над Иисусом внешними силами, а как добровольное самопожертвование: «Я отдаю жизнь Мою, чтобы опять принять ее. Никто не отнимает ее у Меня, но Я Сам отдаю ее» (Ин 10:17–18). Здесь обозначено то, что происходит в Евхаристии: Иисус преобразует акт внешнего насилия, распятия, в добровольное самопожертвование. Он не просто приносит некий дар, он приносит в дар Самого Себя, чтобы дать жизнь. Мы еще вернемся к этой теме, когда будем отдельно говорить об Евхаристии и Пасхе.