Под знаком розы и креста - Владимир Кузьмин

Когда до нашего выхода оставался один номер, Зинаида неожиданно куда-то убежала. Причин для такого поступка могло быть множество и все понятные, но зачем она с собой прихватила волшебный цилиндр, было неизвестно. Может, от волнения? Как бы то ни было, вернулась она быстро и волноваться из-за себя нас не заставила. Наконец нас объявили.

– Чудеса магии и ловкости рук! Незабываемое зрелище! Исполняется впервые!

Маменька уже заняла свое место аккомпаниатора за роялем и начала играть вступление. Мы выпорхнули на сцену, поймали шаг и поплыли в центр, там покружились, устроили недолгий хоровод, проплыли на авансцену и вскинули из-под накидок руки вперед. Фонтанчики конфетти взметнулись в сторону публики и раздались первые аплодисменты. Пока мы делали книксены, позади нас незаметно поставили небольшой столик с нашим реквизитом.

Начинать фокусы предстояло Саше Огневой.

Руки у нее чуть-чуть дрожали, но со стороны это вряд ли было возможно увидеть. Зато голос прозвучал звонко и уверенно:

– Господа! Почтенная публика! Мы собираемся продемонстрировать вам чудеса магии. И нам необходим помощник из вашего числа.

И вот тут у нас ноги буквально подкосились.

– А можно мне? – спросила неожиданно для всех княгиня Ольга, сидевшая в самом первом ряду.

– Да, Ваше Высочество, – ответила Огнева дрогнувшим голосом, но справилась с волнением и дальше все сделала без ошибок.

Княгине показали пустой ящичек и предложили положить туда что-то, что угодно, лишь бы оно туда могло поместиться. Ольга Александровна сняла с руки перчатку, показала ее зрителям и положила в ящичек. Ящичек был закрыт, вновь открыт и оказался пуст.

– Ой! – сказала Великая княгиня. – Такая красивая перчатка, и исчезла!

– Не волнуйтесь! Достаточно одного взмаха волшебной палочки, и она вернется, – успокоила ее Александра.

И перчатка действительно вернулась. А после из пустого ящичка неожиданно появилась целая куча лент.

Овации утихли, и маменька заиграла ту музыку, под которую предстояло выступать мне. Кажется, и мои фокусы показались зрителям достойными внимания и аплодисментов. Даже крики «Бис!» раздались. И тут наш директор Савелий Парфенович стал не слишком солидно, особенно если учесть, с кем он соседствовал, кричать, что желает увидеть фокус с исчезающей картой. Я к такому повороту была готова и попросила вновь выйти из зала человека. Такой человек нашелся быстро, им оказался не кто иной, как папенька Зинаиды, профессор Игорь Савельевич Эрисман.

Я перед ним и перед публикой развернула веером пять карт и предложила загадать одну из них, а если пожелает, то тихонько назвать ее кому-нибудь из публики, чтобы его не заподозрили в сговоре с нами.

– Так какой сверху по счету лежит загаданная вами карта? – спросила я, сложив карты на ладонь.

– Третья? – не слишком уверенно ответил профессор. – Точно третья!

– Раз, два, три. Ой, да ее тут вовсе нет!

– Э-э-э… Я же специально следил. И где же ей быть?

– Посмотрите в кармане вашего фрака, милостивый государь.

Игорь Савельевич с выражением крайнего недоверия полез в свой фрачный карман и извлек из него карту. Но не ту, которая туда была мною положена. Да и вовсе из другой колоды.

– Э-э-э… Это откуда? – растерялся он.

– Это у вас спрашивать нужно, откуда взялась вот эта карта. Возможно, от другого фокусника. Но вы проверьте еще раз.

На этот раз из кармана была извлечена нужная карта, и публика разразилась аплодисментами, сочтя появление первой карты частью фокуса.

Пока ее отец спускался в зал, Зиночка успела шепнуть нам:

– У нас вчера дома карточная игра была. Вот папенька по рассеянности…

– У вас это фамильная черта, карты по карманам рассовывать, – буркнула Огнева.

Дошел черед и до Зиночки. Она не менее ловко, чем Огнева, проделала свои трюки и тоже получила свои аплодисменты. Остался самый последний фокус с кроликом, и Зиночка, как было отрепетировано, спросила у зрителей:

– Господа! Я чувствую, что вам чего-то недостает, что вы желаете увидеть, как из шляпы будет извлечен…

– Кролик! Хотим кролика! Настоящего!

– Итак, накрываем наш цилиндр волшебным покрывалом, взмахиваем волшебной палочкой, срываем покрывало и достаем…

Тут Зинаида чуть замешкалась, хотя на репетициях у нее получалось без малейших помарок, и я уж испугалась, что что-то там заело, но Зина облегченно вздохнула и… извлекла из шляпы живого попугая! Этого уже никто не ожидал. Попугай спокойно сел на ее ладони и просвистел, подражая синичке.

Тут вновь раздались громкие аплодисменты, попугай испугался и взлетел. Сделал круг над залом и уселся на люстре. Восторгу публики не было предела. Этот полет ей понравился не меньше, чем весь наш номер. А тут еще… неловко об этом говорить, но птица испачкала мундир Сергея Львовича Львова. Тот пришел в ужас и хотел начать возмущаться, но вовремя заметил, что громче всех смеется Великая княгиня, и сделал вид, что и ему весьма смешно.

К огромному моему удивлению, Зинаида чуть посвистела, и попугай вернулся к ней. Правда, сев к ней на пальцы, он крикнул «Есть хочу!», но нашалить больше не успел, был засунут в цилиндр и прикрыт покрывалом.

На поклон мы выходили раз десять.

За кулисами мы не знали, смеяться нам или плакать. Все ж таки попугаи, пачкающие мундир преподавателю в присутствии Великой княгини, были нам в диковинку.

– А так ему и надо! – вдруг сказала Зиночка. – Я уж давно догадалась, что это он предатель, сообщивший про наше тайное общество. Мы однажды излишне громко заговорили, а он прошел мимо за вашими спинами.

– Отчего же не сказала?

– Не верила. Не хотелось мне в это верить, думала, что он такой душка! А вот Кеша сразу разобрался, кого наказать.

К моему великому удивлению, наш латинист господин Львов действительно оказался причастен к той шайке и водил близкое знакомство с магистром магических наук Мишенькой. Вот по его просьбе учитель и подсказал, какие грехи за мной водятся. Арестовывать Львова не стали, но из гимназии он был вынужден уволиться.

44

Московские газеты о моем участии во всей этой истории не написали ни слова. Я сама на этом настояла, и моей просьбе все пошли навстречу, и Осип Иванович, и штабс-ротмистр Ковалев. Впрочем, о той части этого двойного дела, что велась Охранным отделением, вообще писалось скупо и самыми общими словами. Зато дело Барсукова расписали так, что сам сэр Артур[79] позавидовал бы. Мальчишки ходили героями, адвокат и вовсе купался в лучах славы, в один день став главной знаменитостью среди всех московских адвокатов, на короткое время оставив в тени самого Федора Никифоровича Плевако. Сам Осип Иванович свалившейся славе и радовался, и смущался ею. Наиболее точно свое отношение к этому он выразил, пошутив однажды самой известной фразой своего знаменитого коллеги: «Господа! А ведь все могло быть и хуже!»[80].

Для всех участников сыска и для несчастного пострадавшего Михаила Пушкина, выпущенного из-под стражи, мы с маменькой организовали домашний концерт и ужин. Огнева и Эрисман воспользовались таким поводом, чтобы повторить наш номер. Помимо того, что это доставило и нам самим и публике немалое удовольствие, мальчишки загорелись новым увлечением, и мы трое, как уже опытные артистки, стали обучать их фокусам. К этим урокам охотно присоединялись маменька с вернувшимся из Петербурга дедушкой, а порой и Клара Карловна. Так что мальчики все реже вспоминали, как были сыщиками, и не рвались схватиться за расследование первого попавшегося преступления.

В общем, газеты обо мне не писали, а вот самой мне пришлось писать про все, что со мной случилось и что мною сделано, очень подробно. Петя на этом настоял, да мне и самой не терпелось с ним поделиться.

Писала я не спеша, стараясь ничего не упустить. А чтобы не заставлять Петю ждать слишком долго, отправляла ему свои заметки по частям. Что написала за сегодня, то и отправила. Получался роман с продолжением.

Оказалось, что писать об уже случившемся почти так же увлекательно, как читать рассказы о знаменитых сыщиках, и весьма поучительно к тому же. Все ошибки и просчеты сразу становятся видны!

Но дойдя до сцены, в которой господа Трупоед и Сорока стали уговаривать меня принять от них откуп, я задумалась. Во-первых, насколько мне было известно, ничего в том особняке и в иных местах обитания руководителей этой жуткой организации найдено не было. Вернее, найдено было все что угодно – оружие, фальшивые паспорта и все такое прочее – но только не деньги или драгоценности. Сами бандиты, по словам господина Ковалева, в один голос уверяли, что весь этот разговор со мной затеяли, чтобы получить шанс вырваться на свободу, а в самом деле все добытые преступным путем немалые деньги шли на столь же преступные цели партии анархистов. Я этому поверила и верила до тех пор, пока не стала описывать всю эту сцену с подкупом. Глянула на все происшедшее и на разговор в целом со стороны и крепко засомневалась.