Сборник "Последний лемур" - Александр Колпаков

Вскоре Эомин шел бесконечными анфиладами залов, где хранились записи деяний человечества, нетленная память эпох. Наконец, он достиг круглого зала — программирующего пункта Информария. Бесшумно сдвинулись слои поляроида, лунный свет призрачными волнами залил все помещения. Вспыхнули светильники. Эомин сел на пульт. Уронил голову на руки. Надо было собраться с мыслями, прежде чем начать то, ради чего он пересек весь земной шар. Предстояло отобрать и и запрограммировать для Луча Информации наиболее важные этапы истории рода гомо сапиенсов.

Некоторое время Эомин сидел неподвижно. Затем поднял голову и включил главный экран Информария. И как бы растворился в возникших картинах.

Строгие пейзажи полностью оцивилизованной планеты. Да, нужно начать с этого. А потом показать мучительные тропы, по которым шел род гомо. Собственно, это была уже не та старая, древняя планета Земля. Скорее, до предела ухоженный, старый-престарый сад. Древний — и вечно юный. Давно исчезли девственные леса и джунгли, пустыни и полярные льды. Сгладились горные хребты. По редким заповедникам бродили ручные звери, и с ними играли дети. А вот следы технической цивилизации. Цифры тут мало что скажут. Хотя количество выработанной энергии произведет впечатление. Потому что за миллионы лет своего существования человечество сожгло весь тяжелы водород планеты, и уровень Мирового океана понизился на сотни метров против древних времен. Более чем наполовину выбраны земные недра. Планета отслужила свое. Но она дала жизнь могучему разуму «гомо галактос». А сама осталась садом, музеем, храмом красоты. Толпы галактосов со всех уголков Млечного пути, никогда не видевших одну из могущественнейших колыбелей своих предков, путешествовали по Земле. Этот непрекращающийся поток гостей льется уже сотни веков. Ибо Земля стала матерью всех, кто жил раньше и кто живет теперь. И будет жить в будущем. «Будет? — спросил себя Эомин. И ответил решительно: — Да, будет жить в золотом потоке мысли и света».

Он стал углубляться в прошлое, меняя фокусное расстояние и другие характеристики экрана. Дальше, дальше… Вот, здесь. Первобытные эпохи? Нет, не это. Типично. Так начинали почти все. «Машинная цивилизация», — сухо произнес голос робота-регистратора. Эомину показалось, что он попал в какие-то мрачные дебри. Его потрясли невероятные уродства, ужасающие противоречия и скачки назад в виде войн и кризисов, сопровождавших эволюцию социальных форм бытия живой материи. Но вот мрачные картины медленно сползли с экрана… Нет, стоп.

Эомин возвратил запись обратно. Конечно, это нужно поместить в главный пучок информации. Записать в Немеркнущий Луч — для тех, кто еще не родился — в тех сходных мирах, где будут жить потомки гомо. Созерцание крови, страданий и бесконечных войн, может быть, послужит уроком для тех продолжателей рода гомо сапиенсов? И им не придется повторять тягостных ошибок и заблуждений прошлого. Хотя Эомин не был до конца уверен в этом.

Тихо вращался главный молекулярный блок памяти, укладывая в короткие импульсы то, что тянулось долгие века. Изредка всплывали из мрака фигуры титанов мысли — словно вехи на пути возрождения. Однако впереди еще была непроницаемая тьма. И вдруг в фокусе проектора вспыхнула яркая зарница. Что это?.. «Эра Октября», — прозвучал ровный голос машины-регистратора. Это было начало новой истории планеты. Эомину представилось, будто в черном мраке зажглась звезда. Он испытал волнение. Первый светоносный луч мысли, вобравший в себя идеалы далеких предков, словно согрел его усталое сердце, наполнил горячей кровью, новыми силами…

Неожиданно экран погас. Сбоку, на стене, вспыхнул видеоконус всепланетной связи. Эомин повернул голову.

— Это я, — сказал Динос. В его голосе слышалась какая-то отчаянная решимость.

— Ты включился слишком рано, — недовольно заметил Эомин.

— Извини. Я просто хотел проститься с тобой.

— Проститься?

— Да. Я решил устраниться. Пусть другой готовит дематериализацию планеты. Слишком тяжелая задача. Кто-нибудь другой.

Эомин мрачно смотрел на него, выжидая.

— Пусть другой, — упрямо повторил Динос. — А я попробую пробиться в сходные миры через океан Дирака. Антиракета готова и ждет меня на спутнике.

— Ты хорошо все продумал? — поднялся во весь рост Эомин. Знаешь, как это у древних называлось? Эгоизмом! Никто, кроме тебя, не сможет в назначенный срок, — он глянул на сияющий круг Галактических Часов, видимый сквозь купол зала, — подготовить последнее Действие. А ты хочешь устраниться? Ты подумал о людях? О всех нас тоже?

— Я не уверен, что затея удастся. Что тогда?

— Тогда не родится Луч. И Великая Информация, то есть мы сами в виде электромагнитных стуктур, умрет. Но ты понимаешь, что этого быть не должно?

Эомину показалось, что Динос колеблется, как мальчик, осознавший, что шалость заходит дальше, чем он предполагал. Он успокоился и сел снова за пульт. Ясно, Динос просто нуждается в помощи.

— Явись сюда, в Информарий, — сказал Эомин холодно. — На пять минут.

— Зачем? Простимся и так.

— Последняя моя просьба к тебе, — настойчиво повторил Эомин.

В его тоне было нечто такое, что победило упрямство Диноса. Помолчав, тот пожал плечами:

— Хорошо. Жди.

Вновь, теперь уже вместе с Диносом, впитывал Эомин тепло невиданной вспышки света во мраке истории. И Динос, забыв свои сомнения и тревоги, ловил сердцем и разумом чудесный луч светоносного знания. Лицо Диноса утратило выражение холодного безразличия, смягчилось.

— Так вот как все началось… — прошептал он. — Почему я не знал?

— Те, еще не родившиеся в сходных мирах, — размеренно говорил Эомин, — должны узнать, что такое Октябрь. И они будут знать! Если, конечно, Луч информации отправится в намеченный путь. Верно?

Эомин пристально глядел на Диноса.

— Ты прав, — сказал Динос, не отводя взгляда от экрана. Как всегда прав. Я иду. Благодарю тебя.

Динос уже исчезал в полутьме длинного перехода. Эомин вскочил, крикнул:

— Прощай, Динос!

Тот не обернулся, только поднял над головой руку в знак приветствия.

Эомин знал, что видит его в последний раз. Вот так, живого, а не на конусе всепланетной связи. Но печали он не испытывал. «Ведь мы увидимся, Динос, обязательно увидимся — там, в сходных мирах, куда придет Луч. Пока еще неведомые нам братья по разуму помогут этому лучу материализоваться. Мы снова будем такими же, как теперь. Но это случится очень нескоро», — подумал он с сожалением.

Эомин с усилием расправил занемевшие плечи. Программирование было завершено. Он встал, подошел к прозрачной стене Информария. И едва смог разглядеть в зените Галактические Часы. Их сияющий круг совсем потонул в нарастающем блеске звезд. Это были зримые симптомы начавшегося сжатия Метагалактики. Исчезла разница между ночью и днем. Все новые и новые светила появлялись на странно изменившемся небе, и оно стало походить на огромный, сверкающий всеми цветами спектра ковер. Солнце, древняя звезда, значительно поблекшее за истекшие миллиарды лет, казалось теперь желто-красным пятном, готовым вот-вот угаснуть вовсе. И только искусственные плазменные солнца, зажженные в ионосфере, еще горели ярче этих новых светил, словно выскакивающих из мировой пустоты. Эомин подумал о всех землянах, которые в эту минуту тоже смотрели на неузнаваемо изменившееся небо. Они ни о чем не догадываются. Тем лучше. Пусть они останутся спокойными, неугнетенными духом — такими они должны повториться в сходных мирах.