Великий Столыпин. «Не великие потрясения, а Великая Россия» - Сергей Степанов

После разгона I Государственной думы ЦК партии эсеров принял решение об убийстве Столыпина. Но эсеров опередили максималисты. Эсеры-максималисты представляли собой экстремистскую группу внутри партии эсеров, которая признавала только программу-максимум и ратовала за немедленное осуществление социалистических преобразований. Всякую легальную и парламентскую деятельность максималисты отвергали, основное внимание они уделяли индивидуальному террору. «Мы хотим дать колесу истории максимальный размах», – говорил их лидер М.И. Соколов по кличке Медведь[193]. К моменту покушения на Столыпина союз эсеров-максималистов откололся от партии эсеров и успел заявить о себе несколькими громкими актами, в том числе экспроприацией в Фонарном переулке. В результате самой крупной в истории революции экспроприации Московское общество взаимного кредита было ограблено на 875 тыс. рублей. После этого «экса» максималисты не испытывали недостатка в средствах, снимали десятки конспиративных квартир, нанимали породистых лошадей, покупали любое оружие.

Поначалу максималисты не определились со своей жертвой. Их разведчики собирались в чайных и трактирах на Сенной площади, им показывали фотографические карточки Столыпина, Трепова, Горемыкина, Коковцова. Но уже с начала июля внимание максималистов сосредоточилось на Столыпине. Началась слежка за казенной дачей министра на Аптекарском острове. Легкая летняя дача располагалась на одном из островов Невы в черте города. На этой даче Столыпин принимал Милюкова, Кони и других общественных деятелей, которых незадолго до этого предполагалось ввести в состав правительства. Место было у воды, рядом находился Ботанический сад. Однако дочь Столыпина вспоминала, что ее томили мрачные предчувствия: «Дача эта двухэтажная, деревянная, вместительная и скорее уютная, произвела на меня сразу впечатление тюрьмы. Происходило это, должно быть, от того, что примыкающий к ней довольно большой сад был окружен высоким и глухим деревянным забором. Были в нем две оранжереи, были лужайки, большие тенистые липы, аллеи и цветы, но каким все это казалось жалким после деревенского простора»[194].

Дачу на Аптекарском острове описал корреспондент лондонской газеты «Трибьюн», которого Столыпин принял в августе 1906 г.: «После долгой поездки я наконец остановился у дачи русского премьера г. Столыпина… Скромная дача, окруженная огромным садом, невинно ютится на берегу прекрасной Невы, на Аптекарском острове, и за исключением нескольких рослых городовых, стоящих по одному снаружи сада и против входной двери в дачу, ничто не напоминало о том, что в этом доме живет человек, жизнь которого ни одно страховое общество не согласилось бы застраховать»[195].

Английский журналист точно подметил, что жизнь хозяина дачи не рискнула бы застраховать ни одна компания. В те дни, когда он готовил свою статью, подготовка покушения вступила в завершающую стадию. Террористы сняли фешенебельную квартиру, заплатив деньгами, полученными от экспроприации. Молодая дама Наталья Климова играла роль богатой барыни, Надежда Терентьева притворялась ее горничной.

Участие женщин в террористических актах было весьма характерным явлением. Американская исследовательница Анна Гейфман специально рассматривала данный вопрос, увязывая его с социальными сдвигами в русском обществе и изменением положения женщины: «Стремящихся к самоутверждению девушек и женщин становилось все труднее удерживать дома, но доступ к высшему образованию был для них ограничен, места в политической жизни им не было, возможностей реализовать свой интеллектуальный потенциал не хватало. Это привело многих из них в ряды радикалов, где среди их соратников-мужчин они встречали большее уважение, чем в любых традиционных и законопослушных слоях общества». Женщины составляли четверть всех террористов, они шли в революцию с самоотверженной преданностью идее и с крайним фанатизмом. По словам Гейфман, «их готовность жертвовать собой ради своих убеждений как бы проецировала православный идеал женщины-мученицы на более чем светскую область – в сферу политического радикализма»[196].

Вывод американской исследовательницы может показаться надуманным, ибо, казалось бы, не могло быть ничего более далекого от образа кроткой христианской мученицы, чем террористка, обрекающая людей на смерть и мучения. Однако известно, что некоторые террористы становились объектами культа. Например, Маруся Спиридонова, смертельно ранившая чиновника, которого обвиняли в жестоком подавлении крестьянских выступлений. Во время обыска в одной деревне в красном углу был найден ее портрет в киоте, перед которым горела лампадка.

Для Столыпина террористы являлись преступниками, отличавшимися от обычных разбойников разве только особой кровожадностью. «Для всех теперь стало очевидным, – говорил Столыпин, – что разрушительное движение, созданное крайними левыми партиями, превратилось в открытое разбойничество и выдвинуло вперед все противообщественные элементы, разоряя честных тружеников и развращая молодое поколение». Надо сказать, что подавляющее большинство людей его круга и воспитания становились в тупик, пытаясь разобраться в мотивах и психологии террористов. В тех случаях, когда по непонятным причинам в террор уходили родные и близкие, это становилось личной трагедией. Эсерка Мария Беневская была дочерью генерала, ее мать потрясло известие, что «Маруся вдруг оказалась террористкой», и женщина покончила жизнь самоубийством.

Наталья Климова, одна из организаторов покушения на Столыпина, была дочерью члена Государственного совета от партии октябристов, являвшейся опорой премьер-министра. По словам отца, она была мягкой по характеру, но чересчур увлекающейся девушкой. Сначала она увлекалась толстовством и исповедовала заповедь «не убий» по отношению ко всему живому. Весной 1906 г. после отдыха на Французской Ривьере она вступила в группу максималистов и не дрогнула, узнав, что ей предстоит принять участие в кровавых террористических актах. Покушение планировалось осуществить во время приема посетителей на даче премьер-министра. «Мы решили убить Столыпина во что бы то ни стало, – показывала впоследствии Климова, – и так как были уверены, что исполнители в помещение министра допущены не будут, то изготовили разрывные снаряды особой силы, весом в 16 фунтов каждый, долженствовавшие совершенно разрушить строение дачи; при этом, конечно, мы не могли не знать о могущих быть случайных жертвах ввиду того, что 12 августа был прием у министра. Хотя решение принести в жертву посторонних лиц далось нам после многих мучительных переживаний, однако, принимая во внимание все последствия преступной деятельности Столыпина, мы сочли это неизбежным»[197].