Мой прекрасный негодяй - Кристина Брук

Он целовал ее так, словно готов был ее поглотить. Прикосновение его губ было сладострастным, пьянящим и чрезвычайно волнующим. Она попробовала ответить так, как ей бы и в голову не пришло всего два дня назад.

Его руки бродили по ее телу, позволяя себе вольности, которые ее шокировали и вместе с тем интриговали. Когда его рука принялась поглаживать ей нижнюю часть спины, осознание собственного порочного влечения смутило ее слишком сильно, чтобы отстраниться.

Сама она не пускала в ход руки, не будучи уверенной в том, что от нее ожидалось и что именно могло считаться уместным или приемлемым. Перед ее мысленным взором промелькнул образ обнаженных ягодиц Давенпорта, а также цепких пальчиков Трикси, сгибавшихся в воздухе.

Осмелится ли она? Ее пальцы согнулись, затем замерли на месте. Нет. Ни за что на свете.

Она чувствовала давление его мужского органа, прижатого к ее животу, наводившего на мысль о флагштоках – прямых, гордых и почему-то грозных. Она бы отстранилась от него, если бы в тот миг Давенпорт не пощипывал ее шею так, что у нее ослабли колени, а мозг превратился в густую, вязкую массу.

Всякий раз, когда его губы прижимались к ней, чтобы вобрать ее в себя, по телу пробегали судороги. Девушка даже не представляла себе, что ее кожа может быть настолько чувствительной. Она и вообразить не могла, что мужчина способен заставить ее трепетать всем существом от неудержимого желания.

К тому времени, когда его лицо коснулось ее груди, она едва держалась на ногах от блаженства, и то, что он проделывал с ее телом, ее уже больше не шокировало. Ей просто хотелось большего.

Без сомнения, Давенпорт был самим дьяволом во плоти, раз успел полностью совратить ее за считаные минуты. Или дни. Хилари подозревала, что совращение началось с той самой минуты, как они встретились.

«Никто никогда об этом не узнает», – нашептывала ей другая, столь же дьявольская, сторона ее натуры, унаследованная от Деверов.

Чуть ли не рыча от нетерпения, Давенпорт спустил плечики ночной рубашки Хилари и высвободил ее груди. Холодный воздух ласкал соски, делая их острее и тверже.

– Розовые. – Его низкий, хриплый голос выражал удовлетворение. – Так я и думал.

И затем его рот накрыл ее сосок, поддразнивая его языком, лаская его со все возраставшим рвением. Его рука легла на другую ее грудь, поглаживая ее, взвешивая в ладони, мягко сжимая, проводя по ней большим пальцем вплоть до затвердевшего кончика.

Наслаждение оказалось настолько сильным, что она едва могла его вынести. Теперь-то ей стало ясно, из-за чего поднималось столько шума и почему люди готовы были ради этого жертвовать карьерой, а порой и жизнью. Это было восхитительно.

Хилари покачнулась, но, прежде чем она успела что-либо сообразить, Давенпорт подхватил ее на руки и уложил на постель. Ее ноги безвольно свисали через край, и он опустился перед ними на колени, чтобы снять комнатные туфельки. Затем он завладел ее юбками и задрал их кверху, попутно проводя рукой по ее ногам.

– Ч-что вы делаете? – произнесла она, чуть более встревоженная теперь, когда он перестал терзать ее грудь. Ее тело словно растворилось в мягком матраце, однако прикосновение холодного воздуха к ее бедрам вдруг заставило ее почувствовать собственную уязвимость.

Она слегка приподнялась на локтях и выглядела очень соблазнительно. Ночная рубашка была опущена ниже обнаженных грудей, приподнимая их, подол задран до самых бедер. И голова Давенпорта как раз в это мгновение стремительно исчезала между ними…

– Давенпорт! Что вы…

– Моя дорогая Хани, мне не терпелось проделать это с вами с первого же момента, как я вас увидел. Просто лежите и наслаждайтесь.

Последние слова он произнес чуть слышно, приникнув к ее бедру. Его рот коснулся ее чувствительной кожи, и затем он поцеловал внутреннюю сторону бедра. Давенпорт пробормотал еще какие-то слова, очевидно, призванные ее успокоить, но Хилари не могла расслабиться, когда от каждого его прикосновения по ее телу волнами пробегали приятные судороги.

Она запротестовала снова, но тут его губы внезапно оказались между ее ног, и ей показалось, что она вот-вот выскочит из кожи. Девушка пыталась вывернуться, но его руки прижали ее бедра к кровати, а большие пальцы развели их в стороны. Его проклятый язык словно кружил в водовороте, насмехаясь над ее потрясенными протестами.

– Ох, это… это…

Единственным ответом с его стороны было коснуться языком бутона плоти в самой сердцевине ее лона, и она подверглась опасности лишиться не только дара речи, но и рассудка.

Со слабым стоном он упивался этой чувствительной частью ее тела, и все ощущения, нараставшие в ней, как будто сплелись в единый клубок. У нее закружилась голова, дух как будто плыл в океане блаженства. Затем она не выдержала, охваченная неудержимой дрожью, сотрясавшей все ее тело до последнего мускула.

Словно в дымке, Хилари медленно приходила в себя. Ох. Неужели это все? Но нет, он еще не закончил с ней.

Его голова появилась из-под ее ночной рубашки, однако рука продолжила то, что начали его губы и язык. Пока его пальцы ощупывали ее, озорные темные глаза были прикованы к ней.

Ей хотелось зажмурить глаза, уклониться от его прямого взгляда. Волнение, охватившее ее, как будто возрастало десятикратно, когда они смотрели в упор друг на друга. Она не в силах была скрыть собственных чувств, не могла избежать сознания того, что именно он, Давенпорт, поглаживал ее в самых интимных местах.

Судя по его скривленным губам, он тоже это понимал. Какая-то часть ее существа упорно стремилась отрицать собственное желание. Как могла истинная леди находить удовольствие в подобной распущенности?

– Хани, – пробормотал Давенпорт, двигаясь поверх ее, и нагнулся, чтобы ее поцеловать – мягко, неспешно, исследуя ее рот собственным языком. Блаженство залило ее подобно густому теплому сиропу.

Он осторожно провел пальцем по мягким складкам ее женской плоти. Она почувствовала давление его пальца, легко входящего в нее.

То, что последовало за этим, было еще одним, более ощутимым вторжением. Как ни чудовищно, она хотела этого, хотела чувствовать его там.

– Пожалуйста, – взмолилась она. – Пожалуйста, Джонатан.

Его взгляд так и загорелся торжеством – но не самодовольным торжеством, а тем, которым герой-победитель встречает одержанную с большим трудом победу.

Он снова завладел ее ртом. Все еще содрогаясь после страстных, но неожиданно приятных конвульсий, охвативших ее тело, она обвила руками его шею и привлекла к себе.

Он был полностью одет, вплоть до ботинок. Она хотела увидеть его как есть, однако была слишком робка, чтобы выразить свои желания вслух.