Гамбит Королевы - Элизабет Фримантл

Король ушел от нее в хорошем настроении, но ничего не сказал об ордере на ее арест, а она не посмела его спросить. Однако он попросил ее вечером прийти к нему на половину, и у нее появилась тончайшая ниточка, за которую она надеялась ухватиться. Правда, может случиться всякое; она боялась застать там стражников, которые ее арестуют. Хотя обычно король в таких случаях вел себя по-другому. Сестра Анна и Мэри Вуттен дважды видели, как это происходит. Перед арестом очередной жены король устранялся, переезжал в другое место. Затем к опальной королеве присылали человека за украшениями. Украшения королевы ей не принадлежали. Катерина давно уже ждала, что к ней войдет посланец от короля, возможно, Райзли, злорадно ухмыляясь своими тонкими губами, и потребует шкатулку. Но никто так и не пришел. Украшения уложены и готовы к переезду – либо с ней в Хэмптон-Корт, либо без нее в другое место. После того как отбирают украшения, опальная королева много часов ждет своей участи, и страх разъедает ее изнутри, как кислота. Наверное, арест воспринимается потом с облегчением…

Катерина поманила к себе Уильяма Сэвиджа. Она посмотрела ему в глаза, и ей захотелось плакать, но в ее сердце не осталось слез. Никто не увидит ее слабости. Она достаточно хорошо знает короля; если ему доложат о ее слабости, он еще тяжелее обрушится на нее.

Из гардеробной выбежала сестра Анна; глаза у нее были огромные от ужаса.

– Кит! – вскричала она. – Мамин крест… пропал!

– Анна, он у меня. – Катерина разжала руку и показала ей ожерелье. От самой крупной жемчужины осталась вмятина в ладони. – Он им не достанется, – еле слышно добавила она.

– Ах, мистер Сэвидж! – воскликнула сестрица Анна, заметив его. – У вас есть новости о Дот?

– К сожалению, нет, миледи.

– Дот, милая Дот, – запричитала блаженная Джейн с противоположного конца комнаты.

Кэт велела ей замолчать.

– Что ты сказала, Джейн? – спросил Уильям Сэвидж.

– Милая Дот, любимая Дот, – бормотала Джейн.

Все ошеломленно переглянулись.

– Так ее называл я, – объяснил Уильям Сэвидж.

– Поди сюда, Джейн, – велела Катерина, и Кэт подвела к ней шутиху за руку, как ребенка. – Что тебе известно о Дот? Скажи, куда ее увели!

Джейн косила глазами и грызла ногти.

– Джейн, – тихо попросил Уильям, – прошу тебя…

Шутиха начала тихо нараспев говорить:

– «Нелли Сухо поймала муху и к нитке привязала. Дерг туда, дерг сюда, и опять сначала…»

– Что это значит? – Катерина потянула Джейн за рукав.

Блаженная снова пробормотала:

– «У Деборы Дент был осел, не козел, вот такие глаза, вот такие копыта…» – Она покосилась куда-то вбок, коротко взглянула на Катерину и завела: – «Динь-дон, динь-дон, колокольчик зазвенел, старый колокол Олд-Бейли».

– Хватит, – попросила Анна. – Так мы ничего не добьемся.

Дверь в покои чуть приоткрылась. Блаженная вскрикнула и прижалась к Кэт, как если бы увидела самого дьявола. В комнату ворвался Крепыш и подбежал к хозяйке.

– Ну-ну, Джейн, – заговорила Катерина. – Тебе нечего бояться. – Она погладила дурочку по плечу. – Пойди и найди Уилла Соммерса. Он возьмет тебя под крыло. Мистер Сэвидж отведет тебя к нему.

Уильям Сэвидж низко поклонился и вышел со словами:

– Я буду искать ее. Не успокоюсь, пока не найду.

– Дурацкие стишки, – заметила Анна, когда шутиху увели. – Кое-кто считает, что Джейн мудрее Мафусаила. По-моему, это преувеличение.

– Я волнуюсь за Дот. – Катерина как будто разговаривала сама с собой. – У нее нет близких, которые позаботились бы о ней. Она всю жизнь хранила мне верность, а я причиняю ей одни несчастья! – Бремя вины давило на нее. Обернувшись к сестре, она попросила: – Анна, помоги мне одеться. Сегодня я хочу затмить всех своим нарядом… У короля я буду безупречна.

Катерина плавно шествовала по длинной галерее, ее сопровождали Кэт Брэндон и сестрица Анна. В разноцветных переливчатых платьях они были похожи на экзотических птиц. Платья, уже уложенные к завтрашнему переезду, пришлось в спешке извлекать из сундуков. На Катерине наряд из небесно-голубой парчи с ярко-красными, как грудка снегиря, атласными рукавами и корсажем. Лиф платья расшит блестками. На шее у нее ожерелье из крупного жемчуга. Анна нарядилась в шелковое платье в алую и белую полосы, с изумрудами Герберта, а Кэт в канареечно-желтом платье из тафты под темно-синей бархатной мантией. За ними по полу волочились длинные шлейфы. Вуали, отброшенные за спину, покачивались при ходьбе. Перед ними выступали два гофмейстера; иногда они оборачивались, чтобы полюбоваться на великолепных созданий в полном оперении, которые направлялись в королевские покои. В просторной приемной собралась обычная толпа придворных; все расступались, как Красное море, чтобы пропустить их. Кое-кто перешептывался, прижавшись губами к уху соседа. Все знали, как король любит редких птичек за своим столом – в том или ином виде.

Катерина думала об ордере с подписью короля – черным по белому. Генрих расписался своей рукой, а не приказал приложить к документу большую государственную печать. Неужели он мог одним росчерком пера лишить ее жизни? Это пугало ее. С таким же успехом он мог бы поставить клеймо на ее теле. Ордер она швырнула в огонь. Интересно, в каком настроении король пребывает сегодня? Он сам пожелал ее видеть; наверное, это хорошо. Может быть, королю надоело избавляться от жен. И все же ее переполнял ужас. Что, если, придя в его покои, она увидит, что короля нет, а ее ждет стража, готовая препроводить ее в Тауэр? «Нелли Сухо поймала муху и к нитке привязала». Ей не дает покоя судьба Дот, бедной исчезнувшей Дот. Кто-то взял ее под руку. Обернувшись, Катерина увидела Анну Стэнхоуп в шуршащем атласном платье; на шее покачивался большой, как плод шиповника, рубин. Стэнхоуп пришла поддержать ее. Улыбнувшись, Катерина спросила себя, в чем дело. Стэнхоуп в самом деле поддерживает ее или просто хочет позлорадствовать?

Из головы у нее не выходили слова Хьюика, сказанные перед тем, как они отправились к королю: «Кит, будьте послушны и, ради всего святого, держите свои мнения при себе. От этого зависит ваша жизнь». Как ей отблагодарить его за все, что он для нее сделал? Принес ей ордер, рисковал жизнью ради нее. Есть вещи слишком большие для простой благодарности. Приехав в Ашридж, он обнаружил, что Елизавета вполне здорова. Его просто убрали с дороги. В Ашридж его отправил Пейджет. Но теперь Хьюик вернулся и поддерживает ее в трудную минуту. Он предположил: может быть, кто-нибудь нарочно обронил ордер на арест королевы в надежде, что его подберут друзья и предупредят Катерину? А может, то была случайная ошибка ее врагов? Или промысел Божий? Скорее всего, правды они никогда не узнают.

– Оденьтесь как королева, Кит, – сказал ей Хьюик, – и помните: будьте покорны.

– Податливы, – добавила она.

– Уступчивы.

– Покладисты.

– Молчаливы. – Они оба неожиданно рассмеялись. Перед тем как откланяться, Хьюик легко поцеловал ее в щеку и напомнил: – Кит, кроткие наследуют землю.

Он ушел с улыбкой, хотя внутри у него все кипело от беспокойства.

Они остановились у двери в королевские покои. Катерина переглянулась с Кэт Брэндон; та одобрительно кивнула. Кто-то за дверями играет на лютне, слышно пение: «Кто получит мою белокурую леди, когда зазеленеют листья?» Песня знакомая, хотя Катерина не помнила, где слышала ее. Гудят мужские голоса. Среди них явственно слышится звучный бас короля, и Катерина вздохнула с облегчением. Генрих не остался бы в своих покоях, если бы приказал арестовать ее. Перед тем как распахнуть двери, гофмейстеры перешептываются.

Все собрались вокруг короля: Гардинер, Райзли, Рич, Пейджет и сошки помельче. Как только дамы вошли, повисло тяжелое молчание. После минутного оцепенения мужчины, опомнившись, опустились на колени и сняли головные уборы.

Лицо Генриха было непроницаемо. Он развалился на сиденье, как жаба.

– Ага! Вот и моя королева, – сказал он. – Иди сюда, дорогая, сядь со мной. – Он хлопнул себя по коленям.

«Значит, мне придется сидеть у него на коленях у всех на виду», – подумала Катерина, с трудом взгромождаясь на колено короля и прикасаясь губами к его влажным, мясистым губам. Она уселась, и ее спутницы поспешили устроиться поудобнее. Катерина заметила кривую улыбку Райзли и едва скрываемую гримасу на лице Гардинера. Они как две собаки, которые надеются получить кость.

Пейджет, по-прежнему изогнутый в подобострастном поклоне, воскликнул:

– Уверен, даже при дворе самого короля Франциска не найти таких красавиц!

– Мы говорили о Боге, верно, Гардинер? – Пропустив слова Пейджета мимо ушей, Генрих машет епископу мясистой рукой. Все знают: Катерина не умеет держать язык за зубами, когда речь заходит о религии. Ей приготовили ловушку и надеются ее поймать.

– Да, ваше величество. – Глубоко посаженные глаза Гардинера на миг сверкнули злорадством.