Гамбит Королевы - Элизабет Фримантл

– Это Тауэр? – спросила она у руки, которая протянула ей миску.

В ответ раздался грубый гогот:

– Не знаю, кем ты себя вообразила, девчонка. Пусть на тебе хорошее шерстяное платье и тебя привезли из дворца, но ты не герцогиня какая-нибудь, чтобы сажать тебя в Тауэр. Тамошним узникам аккуратно отрубают голову.

– Тогда где я?

– В Ньюгейте. Здесь самое место для таких, как ты.

– Что со мной сделают?

– Меня не спрашивай. Я знаю одно: если сейчас не возьмешь миску, другой не получишь.

Дот взяла миску с тощим тепловатым бульоном. Тюремщик дал ей ломоть грубого хлеба и захлопнул окошко. В хлебе дохлый долгоносик, а в бульоне плавает капля масла, но от запаха в ней проснулся голод и рот наполнился слюной. Она быстро съела все и тут же пожалела об этом. Надо было немного оставить на потом. Она понятия не имела, что будет дальше. Она ни о чем не имела понятия, и ей оставалось лишь одно: молиться, ждать и не думать о костре.

Дворец Уайтхолл, Лондон, август 1546 г.

Первой не выдержала сестрица Анна. Ее рот – черная дыра; оттуда рвался ужасный звериный вой, безумный крик, который эхом отдавался от стен комнаты, рвался наружу, в галерею. Она кричала, как будто рожает. Остальные дамы испуганно жались друг к другу и переминались с ноги на ногу; они как будто разучивали фигуры нового танца. Закрыв рты руками, они молча смотрели, как Анна падает на пол и разражается бурными рыданиями. Юбки у нее были смяты; она выглядела нелепо, как на маскараде. Но она вовсе не притворялась. Никто не знал, как справиться с припадком – то ли схватить ее за бешено молотящие руки и удержать, то ли дать ей отрыдаться.

Никто не смотрел на Катерину; она же отвернулась от сестры и снова и снова перечитывала бумагу, которую держала в руке. Лицо у нее посерело от усталости; на лбу выступили мелкие капельки испарины. Она стояла совершенно неподвижно, только глаза бегали по строчкам, пока крики Анны не достигают крещендо.

– Анна, перестань, прекрати сейчас же! – сказала она натянутым как струна голосом. – Возьми себя в руки! – Она снова старшая сестра, как когда-то в детстве, а сестрица Анна – капризная малышка. Катерина села рядом с сестрой на корточки, взяла ее за плечи, и Анна уткнулась носом ей в шею, оставляя на ней мокрый след. Бумага упала из пальцев Катерины и покатилась по полу, подхваченная, как ковер-самолет, порывом воздуха. Стэнхоуп кинулась к ней быстро, как коршун. Она внимательно прочитала, поджав тонкие губы и вытаращив глаза.

– Боже мой, нет! – воскликнула она, и Катерине показалось, что она заметила, как ее губы на миг дернулись в улыбке. Но она больше не верит ничему из того, что видит; все ее подозрения подтвердились. – Ордер на ваш арест, подписанный королем!

Все дружно ахнули. Катерина подумала: наверное, все ее дамы боятся за себя и гадают, что их ждет. Все соображают, как выгородить себя. По комнате плывет страшное слово: ересь. Другой причины для того, чтобы арестовать королеву, нет. Хотя некоторые находятся при дворе так давно, что знают: обвинения не всегда обоснованы. Лиззи Тируит ломает руки, как будто пытается отмыть с них чернила. Мэри Вуттен то снимает, то надевает кольцо. Сестрица Анна, все еще рыдая, цепляется за юбку сестры, как ребенок, когда они обе поднимаются на ноги.

– Гардинер постарался, – мрачно произносит Кэт Брэндон. Услышав свою кличку, к ней подскакивает ее спаниель. – Нет, не ты. – Она гладит любимца по голове. – Катерина, откуда это у вас? – спросила она, придвинувшись вплотную и понизив голос.

– Хьюик принес, – также шепотом ответила Катерина. – Нашел в коридоре, за дверью, ведущей в покои короля. Должно быть, выпало…

– Разве это не дает вам повода думать, что Господь на нашей стороне? – спросила Кэт. – Что вас таким образом предупреждают?

Все умолкали. Катерина гадала: почему, если Бог на их стороне, Его замысел столь сложен? Неужели Он испытывает ее? А может, наказывает за грехи? Все старые грехи тут же приходят ей в голову. Как можно, живя в таком месте, остаться человеком и не согрешить?

– Что будете делать? – спросила Кэт. – Вы ведь знаете, я на все готова…

Сестрица Анна рыдает и не отпускает ее.

– Я сама справлюсь с этими змеями, – отрезала Катерина. – Не думайте, что меня так легко сломить! – Голос ее тверд и решителен, но мысли блуждают. Как она рада, что вовремя приказала вывезти все запрещенные книги! И как хорошо, что Хьюик вернулся. Надо будет предупредить Уилла: одному Богу известно, что хранится в его дворцовых покоях. Уилл сейчас на северной границе сражается с шотландцами. Она послала бы к нему Дот, но Дот тоже нет. В Лондоне человеку легко исчезнуть, особенно незнатной девушке вроде Дот. Ей кажется, будто ее голову зажали тисками; трудно собраться с мыслями. Когда-то ей рассказывали о пытке, при которой на висках затягивают узловатую веревку, закручивая ее толстой деревянной палкой… Она должна собраться, сохранять спокойствие и переждать. Врагам не сломить ее! Все смотрят на нее и ждут, что она скажет. – Сестра, тише! – произнесла Катерина слишком сухо. – Если у кого-то из вас еще остались книги… – начала она, но ее прервал шум в коридоре.

Все обернулись. Страх навис в воздухе, как затишье перед бурей. Дверь распахнулась; скрипнули петли. Ворвался Генрих с двумя телохранителями.

Дамы низко присели, опустив глаза к полу. На короле горностаевая мантия, из-под нее виднеются подбитые мехом рукава, камзол, расшитый золотом. Из складок торчал огромный гульфик.

– В чем дело? – прокричал он, и щеки у него дрожжали, как желе. – Жена!

– Ваше величество, – произнесла она, обращаясь к своим белым комнатным туфлям.

Она склонилась к руке короля и поцеловала кольцо. Его рука была тверда, как камень. Ей было очень страшно, да и как не бояться? Но она не показывает страха, особенно королю – да и всем остальным, и даже самой себе. Король едва протянул к ней свою толстую руку. Рубин на перстне похож на сгусток крови. Ее губы коснулись камня. Она представила, что взмывает к потолку, смотрит сверху вниз на себя, склонившуюся перед мужем, в алой мантии.

– Встань, встань, – сказал он, взмахивая жирной, похожей на окорок, ручищей.

Катерина послушно выпрямилась.

Остальные по-прежнему сидят.

– Объясни нам, что здесь происходит. Эта ужасная суматоха. Ты нездорова?

– Нет, ваше величество, не я…

– Посмотри на нас! – прорычал король, брызжа на нее слюной.

– Сестрице Анне стало нехорошо. – Катерина посмотрела в глаза, похожие на камешки; они как будто еще больше заплыли жиром.

– Ага, – сказал король, – значит, не вы. Мы думали, что это наша жена визжит, как недорезанная свинья. – Он обернулся к еще всхлипывающей Анне, вытаращив глаза, и вдруг крепко шлепнул Катерину по заду. Она выдавила из себя дружелюбную улыбку. – Уходите все, – велел он, тыча пальцем в женщин, послышался шорох парчи; они медленно выпрямились. – Слышите? Убирайтесь!

Все исчезли.

И только тогда Катерина заметила Гардинера, который прячется за королем; он торжествующе улыбался. Его кривой глаз дергался; епископ тихонько кашлял. Король, который как будто забыл о его присутствии, обернулся и прошипел:

– Ты тоже проваливай! Ты мне здесь не нужен!

Гардинер медленно попятился; голова в черной шапочке кивала вверх-вниз. Король слегка толкнул его в грудь ладонью, а затем захлопнул за ним дверь.

– Ну, жена, – сказал он, увлекая ее к дивану у камина, – что с тобой?

– Ваше величество, – ответила она, поглаживая тыльную сторону его распухшей руки, – боюсь, я прогневала вас. – Катерина вскинула голову, посмотрела на короля, расширив глаза, а затем скромно опустила их.

– Ты боишься, что прогневала нас? – Похоже, Генрих вот-вот рассмеется. Он играл с ней. Ей уже доводилось видеть подобное, он поступал так же с другими. У окна жужжит оса; она то и дело натыкается на стекло… Тук-тук-тук…

– Я хочу быть вам хорошей женой, – сладким голосом продолжала Катерина.

Он поерзал на месте, закинул ногу на ногу, поменял ноги и поморщился от боли.

– У вас болит нога?

– А ты как думаешь?! – рявкнул он.

– Могу я чем-нибудь облегчить вашу боль?

– Вот так-то лучше. – Он сорвал с нее воротник, грубо схватил ее за грудь – как медведь, что роется в дупле в поисках меда. Наполовину вытащил из платья белые полушария, напоминающие комья белой глины. – Не похожи на соски кормящей суки, а, жена?

Она покачала головой.

В голове теснятся мысли, как ей остаться в живых. Прежде ей удавалось выжить. Она справится, сыграет роль, как лучшая актриса Юдолла. Ее не сожгут, ей не отрубят голову, как ее предшественницам… пусть даже ради этого придется сыграть роль саутуаркской шлюхи. Она потянулась руками к огромному гульфику, заметив, что на нем красной шелковой нитью вышиты слова «Henricus Rex». Как будто кто-то может забыть, кому он принадлежит, подумала Катерина. Король помог ей неуклюжими пальцами.