Его волчица. Я тебя приручу (СИ) - Невинная Яна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я понимаю твои мотивы, – говорит Вера после паузы, – но сейчас я не в состоянии что-то решать, дай мне время.
Просит, а я согласно киваю. Она заслуживает сколько угодно времени. И уважения. И поклонения. И я должен засунуть в самую глубину души свои плотские чувства, давая время любимой женщине прийти в себя, принять свою сущность и дальше выбрать свой путь.
И дай бог, она позволит мне присоединиться к ней.
Я готов ждать сколько угодно.
Потом мы снова бежим, вперед за маячащей впереди черной махиной. Зверь вдруг резко тормозит, будто врезается в какую-то преграду. Узнаю это место.
Здесь проводился ритуал над Верой. Вот и озеро, и поляна. Обогнув ее по кругу, мы с Вером останавливаемся, чтобы посмотреть, что же задержало зверя. В центре поляны стоит девушка, смело вставшая напротив оборотня. Она что-то держит в вытянутой руке, что-то наподобие камня голубого цвета на цепочке. И зверь, которому велено было убивать, вдруг склоняется перед девушкой, ползет по земле к ее ногам, скорчивается, биться в конвульсиях…
И оказывается человеком, свернувшимся в позу эмбриона. Крупный мужчина задыхается от рыданий, а удивленные люди, перестав бояться, окружают его и смотрят с интересом и опаской. Над бывшим зверем стоит Кася. Теперь мы узнаем ее.
Михал выступает вперед и начинает тихо с ней переговариваться. Она что-то ему втолковывает, поглаживая по голове несчастного хныкающего мужчину, а Михал неверяще мотает головой. Кто-то, сжалившись, скидывает с себя куртку, чтобы накрыть обнаженного человека. А Михал поворачивается к людям, оглашая поведанное Касей:
– Невероятная история. Кася, оказывается, оракул. Она не просто так оказалась в стенах «Возрождения», а искала этого человека. В их семье передается по наследству лунный камень. Его первой владелицей была пара этого человека, бабушка Каси. Его зовут Яцек, и он брат профессора Вежбицки, а также оборотень. Профессор превратил его в свое оружие, не давая обращаться в человека и управляя им с помощью ультразвука. И только лунный камень смог победить ультразвуковое внушение. Яцеку было приказано уничтожить нас всех, но теперь он не будет выполнять приказания Вежбицки!
– Я сам могу говорить, – бормочет Яцек, с трудом поднимаясь на ноги. Растрепанный заросший мужчина выглядит оборванцем, но от него исходят мощь и ярость, питаемая долгими годами заточения. Заметно, что ему сложно говорить, он будто пробует каждое слово на ощупь, вспоминая его смысл. – Много-много месяцев я томился в подземелье. Потерял счет времени. И человеческий облик. Без надежды на спасение. Я был глуп. Позволил брату управлять мной. Заточить меня. Забрать мою пару. Уничтожать моих собратьев. Он изменил меня, сотворил машину для убийства. Хорошего в этом мало. По сути, только одно. Я спасу вас всех. Моя кровь победит ваши недуги навсегда. Потом вы будете вольны уйти.
Люди вокруг загомонили, радуясь, задавая вопросы, обнимаясь друг с другом от счастья.
– Но для этого тебе нужно будет снова обратиться в зверя, – предполагаю, стараясь сохранить ясную голову. Боясь радоваться победе. – И тогда ультразвук снова возьмет над тобой верх.
– Оборотни не отпустят нас просто так, – вступает в разговор Вера.
– О чем ты? – спрашиваю, и она пересказывает мне последние события, ужаснувшие до глубины души. Приходится быстро соображать, что делать. Чувство вины отодвигаю на потом…
– У десятерых наших всё еще нет датчиков, мы можем незаметно подобраться к лабораториям и уничтожить Вежбицки. Сколько охраны вместе с ним? – спрашиваю Михала.
– Насколько я знаю, никого.
– Точно никого, – мрачно подтверждает Яцек, и у меня рождается смутное подозрение, что профессор скормил Колоссу всех свидетелей, но я, естественно, не озвучиваю свои мысли, чтобы не пугать людей. Пусть думают, что охранники и медработники просто уволились.
– Тогда выдвигаемся, – кивает Михал. – А Демьян и Вера останутся, чтобы обсудить со стаей сложившуюся ситуацию.
– Если вы освободите оборотней из клеток и приведете в стаю, у вас будет шанс выторговать себе жизнь. Я понимаю, о чем речь, – поясняет свои слова Яцек. – Я знаю законы стаи, и что люди не должны ни в коем случае уйти живыми, узнав секрет об оборотнях. И еще, – просит он у группы, собравшейся в лаборатории, – пусть он подольше помучается. Не убивайте слишком быстро. И передайте привет от любящего брата.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Эпилог
Спустя полгода
По прошествии нескольких месяцев меня так и не отпускают события прошлого. Не дает покоя чувство, что совершила большую ошибку, так стремительно покинув Польшу и не попрощавшись с Демьяном.
Трусливо сбежала, стараясь оказаться как можно дальше и попробовать жить так, словно ничего не случилось. Спрятала голову в песок, как страус. Но невозможно убежать от любви, от самой себя и от того существа, что таилось в глубине меня навсегда, до самой смерти.
И если со своими чувствами я с огромным трудом, но могла совладать, то волчицу удержать не было никаких сил. Она требовала всё чаще и чаще своего – лесных просторов, ночной охоты, заявляла нетерпимо, как свойственно ее волчьей дикой натуре. Приходилось выезжать за город и там обращаться. В момент сильнейшего потрясения, на адреналине, я смогла ее побороть. Но в обычном своем состоянии снова оказалась слабой и беззащитной перед лицом внутреннего врага.
Я начала задумываться о том, чтобы переехать из города в деревню, поближе к лесу. Среди людей я всегда на виду, могу обратиться перед ними, и тогда пиши пропало. Вполне можно было уволиться. Беловы обеспечили меня финансами на всю оставшуюся жизнь, если не транжирить. Необходимость работать отпала.
Ведь я вернула им сына. Родители Демьяна настаивали на личной встрече, чтобы отблагодарить меня на словах, но я по телефону настояла на перечислении денег по интернету – боялась, что встречу в их особняке Демьяна или не удержусь и спрошу о нем.
Уж не знаю, какую они историю придумали для окружающих, чтобы объяснить воскрешение сына. Но то, что Демьян не стал прятаться, а рискнул восстать из мертвых официально, я поняла по словам его матери. Наверное, благоразумнее было бы прятаться и дальше, но кто я такая, чтобы судить? Это его право, его жизнь. Пусть поступает как хочет.
Богатым закон не писан, а люди поверят любым россказням, да и будет о чем посудачить.
Уверена, жизнь Демьяна бьет ключом и он обо мне даже не вспоминает. Слова, сказанные в том лесу в момент, когда смерть казалась свершившимся фактом, вряд ли что-то значили. А может, и вовсе стали плодом моего воображения.
Вдали от Демьяна я словно прозрела, обнаружив, что одиночество и вообще моя унылая пресная жизнь без особых событий и потрясений – это настоящее благо. Я совершенно не скучала по тайным проникновениям в подпольные клиники фанатиков, по зверям в человеческом обличье, по враждебной атмосфере домика в лесу и иглам, качающим у меня кровь.
Единственный человек, который вызывал у меня теплые чувства, это Йоланта. Мы переписывались в интернете, и я с удовольствием читала ее сообщения о стае, муже и ребенке. Правда, пришлось пользоваться онлайн-переводчиком, так как через экран способности оборотней не действовали. Йола не переставала звать меня жить к себе, а я упорно отказывалась под предлогом того, что не могу оставить бабушку.
Но подруга вбила себе в голову, что состояние бабушки, проживающей в доме престарелых, вряд ли улучшится, поэтому лишь вопрос времени, когда я приеду жить со стаей.
«Радек всё еще ждет тебя», – писала она, а мне от досады выть хотелось. Наглый бородатый оборотень всё еще считал меня своей. И зачем я согласилась тогда на обряд? Не надо было идти с ним воду.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Нас увидел Демьян, посчитал меня шлюхой и, возможно, поэтому был ко мне настолько жесток, что не погнушался обратить в оборотня.
Но что уж предполагать? Как сложилось – так сложилось. Ничего не изменишь.
Йоланта обрисовывала радужные перспективы и строила планы, а я изображала энтузиазм там, где его не было. Но насчет бабушки Йола была права – она не заметила моего отъезда, находясь в своем призрачном мире, что каждый день причиняло мне страдания.