Соломон Крид. Искупление - Саймон Тойн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кэссиди перевел взгляд на висевший над камином портрет. Джек на склоне лет, когда успех и деньги чуть смягчили натуру предка. Однако взгляд его мягче не стал. Казалось, он устремился прямо на мягкотелого потомка, призывая встать и набраться мужества.
Глубоко вздохнув, Кэссиди подошел к двери и нащупал в выступе панели скрытый рычаг. Пружина распахнула дверь. Прислушался, стараясь уловить звуки, возможно доносящиеся от церкви по туннелю. Ничего. Даже шелеста далеких голосов.
Стараясь двигаться беззвучно, Кэссиди сошел по каменным ступеням под землю и направился к церкви.
74
Тио по-прежнему держал сына на мушке, сомневаясь, подозревая обман. Разум, привыкший ждать худшего, твердил: это трюк, злая хитрость. Не может быть. Он изучал черты лица в поисках неправильности, выдающей мелочи, но не нашел ничего. Глянул на фото почерневшего черепа. Металлическая пластина находилась там, где нужно.
– Я все инсценировал, – объяснил Рамон. – Нашел придурка-мотоциклиста, сидящего на метадоне, с сильно разбитой в аварии головой и заплатил ему за простую работенку: немного полетать и доставить груз. Груз, само собой, был бомбой. А бедняга и не знал. Никто не знал. Даже те, кому я доверяю.
Он кивнул в сторону Малкэя. Затем посмотрел на фото и потер шрам на голове.
– Да, все мы под кожей выглядим одинаково. Знаешь, так приятно было посмотреть, как ты убивался насчет моей кончины, говорил столько всякого хорошего. Когда я был живой, ты никогда такого не говорил.
Тио открыл рот, но Рамон не дал ему сказать, предупредительно подняв ладонь:
– Папа, не надо, я понимаю, что заслужил много плохих слов. Я наделал много скверного, причинил тебе столько хлопот. – Он продолжал тереть шрам, словно рана болела. – Я знал: ты никогда не подпустишь меня к делам.
– Это неправда!
– Тсс, давай уже начистоту. Никакого вранья. Я понял: надо как-то показать, что мне работенка по плечу. Тебе ж рано или поздно придется ее кому-то передавать. Никто не живет вечно. Но как я понял, мне ты точно передавать не собираешься. Другие тоже поняли. Люди не любят непонятного будущего. А я предложил им понятное. Как, по-твоему, можешь ты теперь гордиться мной? Достаточно во мне от тебя, чтобы я стал достойным преемником?
Тио, так еще и не свыкшийся с тем, что сын жив, покачал головой:
– Я всегда хотел, чтобы именно ты унаследовал дело. Но ты был не готов. Совсем.
Рамон широко развел руки, улыбнулся:
– Папа, опусти пистолет.
Тио опустил оружие, обнял сына и закрыл глаза. Сердце его будто лишь сейчас забилось снова, словно он наконец вырвался на поверхность после долгого заплыва под темной водой.
Сын жив. Жив!
Тио крепко обнял его, как не обнимал с детства, – свою теплую родную кровинку.
– Папа, ты никогда в меня не верил, – прошептал на ухо Рамон. – И как мне самому стать королем, когда ты сидишь на троне и никогда не покидаешь своей горной крепости? Пришлось придумывать, как тебя выманить. И вот ты здесь.
Он крепче сжал отца.
Боль вспыхнула внезапно. Страшная.
Тио охнул и отшатнулся, зашарил рукой по спине. Пульсируя, по рукам, по спине сбегала горячая влага. А в самое нутро пополз холод. Влага брызнула на пол. Обернувшись, Тио увидел, как Малкэй отходит, чтобы не забрызгаться. В руке у него был нож – не такой, как раньше, а тонкий, будто игла, и мокрый от крови. Крови Тио. Он попытался поднять оружие, но пистолет показался вдруг слишком тяжелым.
– Извините. Вы не оставили мне выбора, – сказал Малкэй.
Тио опустился на колени, свесив голову, глядя на гранитный пол, где растекалась лужа крови. Было так холодно! Так страшно, жутко и одиноко было только в детстве, когда Тио прятался на маковом поле, мучимый лихорадкой от дроби, засевшей в ноге.
Он повернул голову, стараясь посмотреть на Рамона, и увидел его, торжествующего, упивающегося победой.
– Я горжусь тобой, – проговорил Тио, держась за сердце, будто разрывавшееся пополам. – Я никогда не думал, что ты на такое способен.
Затем стужа выдавила последнюю крупицу тепла, и Тио бессильно осел на пол, мокрый от крови – алой, как маковые поля детства.
75
Когда Тио лицом ударился о бетонный пол, Холли вскрикнула.
Соломон повернулся. Она глядела, побледнев до жуткой, почти молочной белизны. Должно быть, никогда раньше не видела, как прямо на ее глазах убивают человека. Скорее всего, впадет в шоковое состояние, когда сознание отгораживается от действительности, вместо того чтобы принять и осмыслить ее. Соломона же это вовсе не взволновало. Его странному разуму зрелище того, как человеку протыкают сердце и он истекает кровью, вовсе не казалось экстраординарным.
– Король умер, – проговорил он громко, так, чтобы слышали все. – Да здравствует король! Но надолго ли?
– Ты что такое говоришь? – спросил Рамон.
Его глаза, абсолютно пустые, походили на дыры в никуда.
– Убийцы королей редко бывают долгожителями. Наверное, потому, что их правление начинается с яркой демонстрации непрочности королевской власти.
Рамон подошел так близко, что Соломон ощутил его дыхание на лице.
– Знаешь, ты еще висишь, привязанный. Умней было бы выказать мне хоть какое-то уважение. Но тебе повезло оказать мне услугу: подвернуться в нужный момент и привлечь столько внимания. Ты был как жирный червячок на крючке, который я приготовил для папочки.
Рамон поглядел на труп, лежащий в расползающейся луже крови:
– Но я уже вытащил рыбу. Думаю, наживка мне больше не нужна.
Он указал на Холли и обратился к Малкэю:
– Сними ее и посади в машину. Ты и она поедете со мной.
Затем повернулся к Эндрюсу:
– А ты сожги это место и все, что в нем. И когда я сказал «всё», я имел в виду и «всех». Пусть этот тип сдохнет невесело. – Кивок в сторону Соломона. – Я не хочу, отъезжая, услышать выстрелы. Никакого милосердного приканчивания. Когда сделаешь, встретишься с нами в церкви.
Рамон снова поглядел на тело Тио:
– Должен же сын уважить посмертное желание отца.
И ушел. Пропал за черным прямоугольником открытой двери – провалом в ночь.
76
Кэссиди шел на ощупь. Он не хотел зажигать свет, предупреждая тем самым находящихся в церкви о своем приходе. К тому же он столько раз проходил этим туннелем при свете, что мог идти и в кромешной темноте. Мэр слышал голоса, эхом разносившиеся по церкви, но не мог разобрать слов.
Он достиг ступеней, ведущих наверх, к ризнице, и медленно пошел туда, останавливаясь на каждой ступеньке, помещая на нее обе ноги, чтобы лучше поддерживать равновесие, избегая при этом малейшего шума.
Поднявшись, Кэссиди прижал ухо к двери, пытаясь выяснить, далеко ли вторгшиеся в церковь. Судя по шарканью подошв и скрежету перетаскиваемой мебели, пришлые возились в самой середине, у алтаря.
Кэссиди очень осторожно приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Проход из ризницы был прикрыт шторой. Мэр замер, прислушиваясь, и двинулся вперед, лишь убедившись, что за шторой никого нет. Затем прижался щекой к перегородке, вглядываясь в узкую щель, оставленную занавесью.
В центральном проходе стояли друг за другом четыре черных ящика. Сидящий между ними на корточках солдат делал на полу что-то, невидимое из-за занавеси. Вскоре он встал и пошел к выходу. Звук шагов эхом разносился по церкви, пока его не оборвала, тяжело бухнув, закрывшаяся дверь. Повернулся в замке ключ. Мэр выждал с минуту на случай, если кому-нибудь вздумается вернуться, потом покинул свое укрытие и двинулся к ящикам.
Под крышкой первого оказались четыре пятигаллонных канистры. Нервно озираясь – а вдруг кто вернется? – мэр отвинтил крышку канистры. Пахнуло сильно и знакомо. Бензин. Восемьдесят галлонов бензина, установленных рядком в церкви Кэссиди.
Мэр подошел к месту, где раньше сидел на корточках солдат. На полу стоял ящичек с дисплеем, клавиатурой и гнездом для ключа. Экран не светился – прибор еще не включили. Мэр не совсем понимал его назначение, но при мысли о том, чем это может оказаться, его прошиб холодный пот.
Кэссиди посмотрел на дверь, вынул из кармана телефон и задумался. Все, кому он мог позвонить, были мертвы: Стелла, Пити Такер, Джим Коронадо. Оставался Морган. Но ведь именно он и помог затащить гигантский «коктейль Молотова» в церковь. Черт возьми, он даже открыл дверь своим ключом! Глядя в адресную книгу телефона, мэр принялся перебирать тех, кому еще мог довериться. Только вот кто сможет противостоять роте вооруженных солдат?
Затем до мэра дошло: солдаты – или кто они там – фальшивые. Морган так и не позвонил наркополиции. И не рассказал. Значит, позвонит и расскажет мэр Кэссиди.
Он быстро подошел к окну, где лучше ловился сигнал, и набрал номер надежного человека из шерифского департамента в Глоубе. Если рассказать о том, что здесь творится, наркополиция может прислать настоящих солдат или боевой вертолет и выгнать чужих из города, до того как они взорвут бомбу и нанесут ему страшный вред.