Перегрузка - Артур Хейли

– О'кей, – ответил он, – вот как это было. – Он начал говорить с чувством, горячо; камеры заработали.

Глава 14

– С этого момента, – в голосе Эрика Хэмфри слышалась сталь, – ты перестанешь представлять нашу компанию где бы то ни было. Ты не появишься на телевидении или радио. Не будешь давать интервью прессе или отвечать на вопросы репортеров, даже если тебя спросят, сколько времени. Понятно?

– Да, – ответил Ним, – понятно.

Они посмотрели друг на друга через стол президента. Сцена была необычной уже хотя бы потому, что разговор происходил в кабинете Хэмфри, а не в комнате для совещаний, где они с Нимом обычно спорили. Это происходило в полдень на следующий день после вспышки Нима на слушании дела Калифорнийской энергетической комиссией.

– Что касается публичных слушаний, – продолжал Хэмфри, – тебе, конечно, не следует появляться на них. Остальные распоряжения будут сделаны позже.

– Если ты хочешь моего заявления об отставке, Эрик, я могу его написать.

Ним думал об этой возможности целый день. Его уход, решил он, может избавить “ГСП энд Л” от многих затруднений. И потом, ему вовсе не улыбалось работать с кляпом во рту. Его обвинят в гордыне? Пусть. До сих пор общественность к нему относилась неплохо, и он мог рассчитывать на понимание с ее стороны. И еще одно Ним знал наверняка: у него не будет трудностей с получением хорошей работы. Многие руководители предприятий просто подпрыгнули бы от радости, появись у них возможность нанять человека с его знаниями и опытом. Предложения работы были у него и до сегодняшнего дня. С другой стороны, ему не хотелось уезжать из Калифорнии, которую Ним, как и многие другие, считал самым подходящим, самым восхитительным местом для жительства и работы. Кто-то сказал, что все хорошее и все плохое начинается с Калифорнии, и Ним с этой мыслью был согласен всей душой. Возникала также проблема с Руфью, Леа и Бенджи. Захочет ли Руфь поехать, например, в Иллинойс при их отношениях? Вероятно, нет.

– Никто не говорил об отставке, – раздраженно сказал Эрик Хэмфри.

Ним еле сдержал улыбку, неуместную сейчас. Ничуть не обольщаясь на свой счет, он тем не менее знал, что президент его ценит по множеству причин и никакое общественное мнение этой оценки не изменит. Ему изначально отводилась важная роль в планировании, и представительство политики “ГСП энд Л” не входило в его служебные обязанности, в этой роли он начал выступать, в общем-то, случайно. Честно говоря, он был бы рад освободиться от контактов с общественностью, возможно, он еще сможет собраться и продолжить дело. Однако он решил, что в данный момент он не будет действовать опрометчиво.

– Пока все, – холодно сказал Хэмфри, возвращаясь к бумагам, которые он изучал, когда вошел Ним. Было ясно, что президенту нужно время, чтобы успокоиться.

Тереза Ван Бэрен ждала Нима в его офисе.

– Я хочу, чтобы ты кое о чем знал, – сказала вице-президент компании, – я целый час убеждала Эрика не запрещать тебе делать публичные заявления. В конце концов он разозлился на меня не меньше, чем на тебя.

– Спасибо, Тесе. – Ним опустился на стул. Он чувствовал утомление, как физическое, так и духовное.

– Что действительно доконало нашего уважаемого президента и сделало невосприимчивым к любым доводам, так это твоя выходка по телевидению после слушания дела. Она действительно гарантирует нам максимальные неприятности. – Ван Бэрен хихикнула. – Если хочешь правду, у меня нет возражения и против этой твоей эскапады, хотя тебе, конечно, следовало бы быть тактичнее и при слушании дела. Но главное заключается в том, что ты, я думаю, будешь отстаивать свою позицию до конца.

– Со временем, – сказал Ним. – Пока что меня заставили замолчать.

– Да, и я боюсь, что об этом станет известно не только здесь. Тебя это не волнует? – Не ожидая ответа, Ван Бэрен достала “Калифорния экзэминер”. – Ты уже видел дневную газету?

– Я видел утренний выпуск.

За завтраком Ним прочитал первую страницу статьи Нэнси Молино, озаглавленной “Тирада Голдмана из “ГСП энд Л” срывает слушание дела об энергии”. Статья начиналась так:

"Несдержанная атака Нимрода Голдмана, вице-президента “Голден стейт пауэр энд лайт”, на свидетеля противной стороны и на саму Калифорнийскую энергетическую комиссию внесла беспорядок в публичное слушание дела, призванное рассмотреть проект нового углеобогатительного завода в Тунипа.

Шокированный член комиссии Т. Форбс, который вел заседание, позже окрестил замечания Голдмана “оскорбительными и неприемлемыми” и сказал, что рассмотрит возможные юридические меры”.

В более позднем издании “Экзэминер”, которое принесла Ван Бэрен, была новая передовица под заголовком: “ГСП энд Л” наказывает Голдмана и дезавуирует его выступление:

«Нимрод Голдман, “светлая голова” “Голден стейт пауэр энд лайт”, сегодня попал в немилость, он сам и его компания поставлены под удар из-за вспышки народного раздражения вчера. А тем временем “шишки” “ГСП энд Л” заявляют, что они не имеют отношения к грубой атаке Голдмана на…»

И так далее.

Ван Бэрен сказала извиняющимся тоном:

– Просто невозможно было сохранить в тайне, что тебя лишили представительских полномочий. Если бы это не вышло из моего центра – а я только отвечала на вопросы, – то стало бы достоянием гласности через кого-нибудь еще.

Ним мрачно кивнул.

– Понимаю.

– Между прочим, не принимай всерьез эту чепуху о том, что комиссия принимает какие-то меры. Я разговаривала с нашим юридическим отделом, они говорят, что там просто накаляют атмосферу. Они ничего не могут сделать.

– Да, – сказал он, – я уже это понял.

– Но Эрик настаивает на официальном дезавуировании. Он также пишет личное письмо с извинениями комиссии.

Ним вздохнул. По здравом размышлении он не сожалел о своем выступлении. Но его угнетало то, что коллеги стали относиться к нему как к изгою. Несправедливым ему казалось и то, что большая часть газетных репортеров – включая сегодняшнюю “Кроникл Уэст” и другие калифорнийские газеты – сосредоточили свое внимание на сенсационных аспектах вчерашнего дня, неточно излагая или вовсе игнорируя серьезные проблемы, затронутые Нимом. А вот фиглярство Дейви Бердсона, те оскорбления, которыми он осыпал свидетелей со стороны “ГСП энд Л”, его провокации по отношению к ним описывались в подробностях и благожелательным тоном. Однако ничего нового в этом не было: пресса, как всегда, гналась не столько за истиной, сколько за сенсацией.

Ван Бэрен снова взглянула на “Экзэминер”.

– В кампанию по твоей травле Нэнси внесла наибольшую лепту. Она и цитировала тебя чаще, чем другие. Похоже, для нее стало привычкой бить с размаху. Кажется, вы друг друга не любите.

Ним сказал с чувством:

– Я с удовольствием вырвал бы у этой бестии сердце. Если бы оно у нее было. Тереза нахмурилась.

– Слишком сильно сказано, Ним.

– Возможно. Но именно так я и чувствую. До него только сейчас дошел оскорбительный смысл слов Молино “Нимрод Голдман.., сегодня попал в немилость”, но он вынужден был признать, что в этих словах содержалась немалая доля правды.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Глава 1

– Папа, ты будешь теперь чаще оставаться на ночь дома? – обратилась Леа к Ниму через обеденный стол.

Наступила тишина. Ним почувствовал, что Бенджи, положив на скатерть нож и вилку, внимательно наблюдает за ним, молчаливо поддерживая сестру.

Руфь потянулась было за перечницей, но, передумав, тоже ждала ответа Нима.

– Наверное, мог бы, – сказал он; внезапность вопроса и три пары глаз, устремившихся на него, приводили Нима в замешательство. – Это в том случае, если мне не подкинут какой-нибудь другой работы, которая допоздна задержит меня в конторе.

Просияв, Бенджи сказал:

– Па, а на уик-эндах будешь проводить с нами больше времени?

– Возможно.

– Думаю, тебе опять вручат послание, – вмешалась Руфь. Она улыбнулась, что случалось с ней нечасто с тех пор, как она несколько дней назад вернулась домой. Ним чувствовал, что она стала серьезнее, чем раньше. Временами мысли полностью ее поглощали. Между ними еще не состоялся откровенный, чистосердечный разговор. Казалось, Руфь избегает его, а Ним, все еще подавленный после недавних переживаний, не чувствовал в себе силы сделать первый шаг.

– Он не знал, как вести себя с ней после ее двухнедельного отсутствия, тем более что это время она была, вероятно, с мужчиной. Совершенно так же, как и до ее ухода? Ситуация вроде бы диктовала именно такой ответ.

Возвращение Руфи домой было спокойным. Она забрала детей из дома своих родителей. Собрала воедино все нити домашней жизни, как будто никогда и не обрывала их. Она и Ним продолжали делить спальню, как это было всегда, но не постель. В остальном их жизнь совершенно не изменилась. Конечно, вспоминал Ним, в прошлом были похожие ситуации, только тогда все происходило наоборот: он возвращался после похождений. Тогда он был уверен, что Руфь не догадывалась о причинах его отсутствия. Теперь же у него такой уверенности не было. И окончательной причиной разрыва было уязвленное самолюбие Нима. Он просто не был готов к новым эмоциональным встряскам.