Тринадцатый знак - Анатолий Манаков

Не могу согласиться с этим: просто в России многие писатели оказались глубже, проникновеннее, честнее, и это ошеломляло, отторгая "логику жизни", которая не вписывалась в каноны здравого смысла. Как может человек испытывать одновременно противоположные чувства - естественные и "ненормальные"? Попробуйте заглянуть себе в душу беспристрастно и убедитесь в этом сами. В чем, скажем, привлекательность войны как крайней формы насилия именно с психологической точки зрения? Не в презрении ли к покою и не в тяге ли к полной распущенности, когда удовлетворение приходит не от самих действий, а от чувства вседозволенности и уверенности в себе? Ведомый неистовой силой духа человек насмехается над ничтожностью скучных будней и всем, что принято считать здравым смыслом.

Не хочется ворошить прошлое, но достаточно вспомнить некоторые эпизоды биографии человечества, когда себе подобные приносились в жертву не только ради куска хлеба или выгоды, но просто из чувства мести, ненависти, а нередко и просто ради забавы и удовольствия.

На зрелища массовых театрализованных представлений в Древнем Риме собирались и женщины, в бурном экстазе наблюдая за гладиаторами, умирающими в красивых позах. Моральное разложение общества всегда влекло за собой немыслимые зверства, разгул похоти и разврата. Среди тех же гладиаторов были не только рабы, но и свободные граждане, добровольно выходившие на арену, чтобы убить или быть убитыми в схватке со львами или себе подобными. Правда, таких было немного.

По другую сторону океана ацтеки веровали, что бога Солнца можно умилостивить лишь ежедневными приношениями жертв - юношей и девушек, иначе не взойдет светило. Мифом об этом боге освящалось все сущее на земле, и, хотя ацтекам были неведомы колесо и законы астрономии, они каким-то чудом создали сверхточный солнечный календарь. Хладнокровие "космической расы" перекочевало и к потомкам: тореро сегодня убивает на арене быка, считая гибель в бою "достойной привилегией" для животного. В Мексике, унаследовавшей эту традицию от Испании, каждый год проводится до полутысячи таких представлений, где люди, в том числе и дети, с азартом наблюдают за издевательством над животным. А что, если устроить на арене бой не между быками, когда предстоит умереть животному, а между людьми?..

В эпоху средневековья свои садистские действия человек пытался истолковывать как защиту собственной чести и долга. Рыцари жаждали устрашать и проливать кровь, подчас не в порыве мести или злобы, но уже во имя Христа или во имя дамы сердца. Устав от дел праведных, воины св. Петра бросали мечи к подножию ал-таря, основывали для спасения души монастыри и принимали обет монашества, хотя в целом относились к церковникам с презрением. Идеолог крестового воинства отец Бернардо отвечал им взаимностью, называя крестоносцев канальями и отбросами рода человеческого. Он же, правда, пытался и оправдать их ратную деятельность: "Нет ничего непристойного в том, что рыцари Христа убивают врагов из мести, ибо когда это свершается за Христа, сие действие - не преступление, а достойно славы. Не без смысла солдат Христа вооружен мечом - это орудие Всевышнего для наказания неправедных и защиты праведных".

Преследовать ересь, но уже не на святой земле иерусалимской, а в собственных странах дал высшую санкцию Папа Римский Иннокентий III. В наставлении епископам слуга божий писал: "Мудрый хирург, чтобы вылечить от тяжелой болезни, использует сначала горькие лекарства, а лишь потом, когда началось выздоровление, сладкие". Намек был понят правильно: после публичного сожжения на костре по решению папского суда первых еретиков тогдашние хроникеры назвали эту казнь "приятной для Бога". Науськиваемые римской курией верующие бросились выискивать отступников даже среди ни в чем неповинных людей. Вражду человеческую и доносительство питала обычная зависть.

Инструкции Святейшей канцелярии обязывали выявлять еретиков посредством их же признания. Самому инквизитору полагалось быть "не моложе сорока лет, последовательным, бесстрашным, энергичным, бескомпромиссным, честным и способным навязывать свою волю". Предписывалось вырывать прежде всего признание добровольное и добиваться, чтобы раскаявшийся вернулся в лоно церкви. На допросе, правда, обвиняемый часто не мог даже уяснить, в чем конкретно он обвиняется, на него обрушивалась лавина сложных вопросов, на которые ответить было совсем непросто.

Наряду с признанием, а по существу доносом на самого себя, второй опорой инквизации служило доносительство на других: сделав "признание", человек должен был сообщить о тех, с кем он вел еретические беседы, и отказ от этого считался подтверждением его неискренности. При любом исходе головорезы в сутанах прибегали к пыткам, из которых предпочтение отдавалось вливанию в допрашиваемого огромного количества воды, пока он не начинал задыхаться. Считалось, что пытки могут продолжаться бесконечно, но их нельзя повторять после перерыва, поэтому прекратить их могло только своевре-менное признание. Инквизитор Петер Арбуэс, например, сжег на костре сорок тысяч человек, подверг пыткам еще больше и посмертно был причислен к лику святых.

Путь в тысячу лет понадобился католической церкви, прежде чем начать сжигать заживо человека за его убеждения. Но инквизиция с ее жестокими методами получения показаний сегодня кажется детской забавой на фоне более поздних ухищрений палачей.

Уже в нашем столетии были разработаны изощреннейшие способы разрушения человеческой психики, а за колючей проволокой была опробована методика превращения людей в "идеальных заключенных". Для начала подвергали унижению, наказывая публично, как нашкодивших школьников. Полно было и добровольных "ябед" - стукачей, хотя от газовой камеры это не спасало и их. В лагерях постоянно поддерживался "дух террора", для чего наказывались и просто выделявшиеся из общей массы. Информации не поступало вообще никакой, ибо она могла дать возможность заключенным самостоятельно оценить ситуацию, сделать выбор там, где все делается по приказу. За внутренним распорядком следили сами заключенные из назначенной "элиты", и попавшие в милость администрации лагеря быстро забывали о собственных унижениях.

Надсмотрщики нацистских лагерей по кровожадности своей превосходили самых диких животных. Над заключенными не просто издевались, их превращали в подопытных существ, доводя до предела терпения, причиняя невыносимую физическую боль. Наряду с официальными "медицинскими" экспериментами охранники подвергали людей испытаниям, теша порой и собственное любопытство. Нет такого издевательства, которое не проделал бы над своими подопытными доктор Менгеле, проверяя реакцию своих жертв на "уровень боли". Когда он собирался ставить разного рода опыты над женщинами, то просто отдавал приказ: "Мне нужны пятьдесят здоровых женщин в возрасте до тридцати!" Позднее все они отправлялись в газовые камеры, чтобы замести следы преступления. Особенно бешеный восторг у садиста вызывали беременные: он работал над "теорией" о том, что, поскольку человек и животное биологически связаны, можно попытаться их спарить и произвести на свет посредствам "случайной мутации" новый вид. Для этих целей он всегда держал наготове любимого пса по кличке Барон. Фантазия сексуального маньяка была поистине фантастической!

Врачи в лагерях смерти... Они имели сатанински раздвоенную личность, пытали и убивали, но в обычной жизни ничем не отличались от добропорядочных отцов и мужей. На Нюрнбергском процессе потом эти выродки утверждали, что "выполняли приказы".

В мировой истории они были, к слову сказать, не первыми и не последними палачами. Врачам Римской империи разрешалось присутствовать и участвовать в пытках подозреваемых в колдовстве. Отцы инквизиции в тех же целях использовали священников-врачей. Испанские конквистадоры в Латинской Америке, пытая индейцев, тоже не обходились без услуг медиков. При королевских дворах Генриха VIII, Эдварда VI и Элизаветы I врачи также присутствовали на пытках и консультировали палачей.

Во время Второй мировой войны японские медики вводили в тела заключенных смертельные дозы вирусов холеры, чумы, сифилиса, - доза зависела от того, как представитель каждой нации переносил их. Английские врачи, нанятые службой безопасности Кении, проделывали не менее ужасные вещи. Их французские коллеги в Алжире зачастую предпочитали электрошок водяной струе на манер, уже испытанный когда-то инквизиторами средневековья. И все они были убеждены, что служат высоким научным целям и не нарушают клятвы Гиппократа, научившись жить в реальности, где ощущение полного господства над беспомощной жертвой сочетается с чувством собственной беспомощности.

Любопытны традиции, накопленные и спецслужбами самых разных стран. Цитирую из совсем свежего наставления одной из таких служб: "На первом этапе нужно подавить волю заключенного к сопротивлению, он должен осознать свою беззащитность и безысходность по-ложения. Никаких к нему вопросов, только удары и оскорбления и лишь после этого допрашивать с использованием орудий пыток. Причинять боль ему надо в одном месте, сообразуясь с возможным эффектом, - заключенный не должен лишаться надежды выжить. Предварительно он подвергается тщательному медицинскому осмотру, чтобы выяснить его физические возможности сопротивления. Эффективность допросов и пыток в немалой степени зависит от этого..."