Тринадцатый знак - Анатолий Манаков

Вспоминается и другой приверженец дзэн - американский писатель Джером Сэллинджер. Отвергая многие христианские каноны, он призывал переделать мир с помощью дзэн, не доверял очевидным истинам, сознавал относительность, иллюзорность понятий о свойствах людей и вещей, потому и поставил эпиграфом к одному из своих сборников слова японского поэта Хакуина Осё: "Все знают звук хлопка двух ладоней. А как звучит одна?", призывая вслушиваться в то, что не вос-принимается обычным слухом, а таится в глубоком молчании - самой действительной форме общения. Писатель считал невозможным втиснуть личность в рамки словесного знака, да и само писательское творчество понимал не как профессию, а прежде всего как духовную практику. Далекий от того, чтобы видеть в дзэн отстранение и равнодушие, он стремился к той внутренней зрелости, когда осознаешь всю мелочность тщеславия и смысл жизни без внешних признаков значимости...

В размышлениях о целостности и единстве мира в добре и зле меня неотступно преследует недоверие к словам и сомнения, что они не потеряют своей значимости, переложенные на бумагу или загнанные в память компьютера. Если бы все зависело от слова, мы легче бы приходили к согласию и решению сложнейших проблем бытия. Не в том ли одна из причин многих бед и неурядиц, что мы еще продолжаем жить в искусственном мире слов и думаем, что стоит только найти нужное из них, правильно их произнести, и все образуется?

Тогда почему же, при этой неуверенности, я сам прибегаю к спасительному слову, продолжая делиться своими мыслями? Может, и есть другой выход, но я его просто не знаю и не могу сдаться в своих попытках хоть что-то объяснить сам себе. Поэтому и хочу свое повествование освободить от какой-то одной-единственной навязчивой идеи, раскрыть несколько самостоятельных тем, заставляя их переплетаться и вновь расходиться, образуя единое целое. В этом поиске сегодня моя жизнь, но она приобретает для меня еще больший смысл, когда я чувствую, что извлеченное из моего сознания и опыта может показаться интересным и для других. Возможно, мои усилия не принесут мне полного облегчения, но они поддерживают во мне жажду жить, из них построено мое убежище на берегу реки бытия, откуда наблюдаешь за потоком времени и ощущаешь, как вибрация тела и крови накладывается на вибрацию ума и души в стремлении понять окружающий мир, увидеть свое место в нем.

Разве случайно, что после ухода из службы разведки Ян Флеминг с головой ушел в литературную работу, а пристанищем выбрал Антильские острова, загадочные и столь далекие от всех драматических мировых событий. Видимо, между писателем и разведчиком действительно много общего - обоим воспоминания служат материалом для создания будущей книги и раскрытия перед другими собственной участи. К тому же, никто ведь не гарантирован от провала, и никогда, как ни стремиться, не достигнешь непревзойденного мастерства. Свой литературный успех отслуживший в разведке Грэм Грин считал лишь "отсроченным провалом", хотя писательской славы ему, как известно, не занимать. Сходство занятий литератора и разведчика видится еще и в неординарности мышления, неожиданности форм воздействия на людей через образы: писатель и разведчик посредством общения, разговора о смысле жизни пытаются завербовать их. В разведке и литературе подлинному успеху не нужна реклама, поражение же всегда очевидно. Обе профессии, несомненно, вредят здоровью, нервные, со своими нравственными муками, неудовлетворением от сделанного, требуют глубокого знания природы человеческой и жизни, высокой дисциплины и мужества.

Чтобы выдержать напряжение этих двух профессий, нужна незаурядная воля, иначе не отделаешься от неуверенности этого постоянного напряжения. Одно из таких состояний я однажды уже испытал на себе, и теперь у меня нет иного выхода, как попробовать прочувствовать и другое.

А, может быть, и ни к чему докучать читателю вечным вопросом о смысле жизни? Если осознавать его сердцем, интуитивно, тогда смыслом жизни станет сама жизнь? Тут мне, думаю, к месту напомнить лишь по-следнее напутствие доктора Фауста:

Тем и живи, так к цели и шагай,

Не глядя вспять, спиною к привиденьям,

В движенье находя свой ад и рай,

Не утоленный ни одним мгновеньем!

И время от времени задумывайся над пророчеством Мефистофеля после того, как Лемуры подхватили мертвое тело Фауста и положили его на землю:

Раз нечто и ничто отождествилось,

То было ль вправду что-то налицо?

Зачем же созидать? Один ответ:

Чтоб созданное все сводить на нет.

"Все кончено". А было ли начало?

Могло ли быть? Лишь видимость мелькала,

Зато в понятье вечной пустоты

Двусмысленности нет и темноты.

Но и не надо забывать, что даже прожженный черт свалял к концу дурака: заглядевшись на ангелов-искусителей, проворонил он душу умершего Фауста, которую те унесли на небо.

Никто не победил - ни человек, ни дьявол.

V

ДВОЙНАЯ СПИРАЛЬ

Версия шестнадцатая

А ЧТО, ЕСЛИ БОГ ИГРАЕТ В КОСТИ?..

Когда природа крутит жизни пряжу

И вертится времен веретено,

Ей все равно, идет ли нитка глаже

Или с задоринками волокно.

Гете

За окном вот уже какой день моросит дождь, в воздухе промозгло, листья деревьев съежились от пронизывающего холодного ветра, и не понять, то ли на дворе полдень, то ли дело идет к вечеру. Выйдя на крыльцо, пес крутит носом, чихает, бежит подальше за кусты по своей надобности и тут же торопится назад, отряхиваясь от дождевых капель. В доме намного приятнее обогреватель с подводной лодки, доставшийся мне в результате конверсии, поддерживает благостные тепло и уют. С настоящими морозами сему прибору, видимо, не справиться, и надо будет затапливать печь, но пока дрова лучше поберечь.

Для чего еще мог придумать такую погоду Создатель, как не для работы над самой замысловатой из моих версий. Она у меня в голове не совсем еще улеглась, да и разрабатывал я ее больше по наитию, под влиянием поветрия, бытующего ныне в интеллектуальных зарубежных салонах. Если же меня спросить, зачем я ее предлагаю, отвечу, может быть, и не очень вразумительно, но просто: "Мне кажется, в ней что-то есть".

Для начала поставим один эксперимент в домашних условиях. Между излучающей свет лампой и экраном поместим алюминиевую пластинку, сделаем в ней небольшое отверстие - увидим на экране расплывчатый световой круг. Сделаем второе отверстие рядом с первым и, по логике вещей, на экране должен появиться еще один круг. Как бы не так! В месте их наложения, где нужно было ожидать двойное свечение, образуется темнота. В чем же дело? Почему один пучок света при наложении на другой образует темноту? Объяснение этому можно найти в квантовой физике, согласно которой минимальные частицы света, фотоны или кванты, являются не только частицами, но и волнами одновременно, а если они совпадают по характеристикам и накладываются, происходит их угасание.

И таких примеров, когда наши известные на сего- дня способности к воображению бессильны объяснить происходящее, - несчетное множество. Скажем, магическая власть взгляда, слова, жеста и лица человеческого, "кривизна" пространства, "телепатическая" связь между фотонами одного источника на огромном удалении друг от друга... Похоже, в нашем головном "компьютере" не заложена еще такая программа, которая позволяла бы себе представить все это наглядно, а нашего языка не-достаточно для описания явлений микро- и макромира. Правда, это не помешало нобелевскому лауреату, бельгийцу Илье Пригожину полагать, что наше мышление может все-таки вписываться в создаваемый новый, более реальный образ окружающего нас мира, преодолевая дуализм материи и сознания.

Новейшие открытия в физике, помимо прочего, показывают, что отсутствие равновесия в системе обычно приводит к совершенно непредсказуемым явлениям. На этом строится и предположение о целостности нейронов, возникающей из неравновесия и нелинейности причинных связей. Да и сами электрические колебания в человеческом мозге, как одной из самых сложных систем, хаотичны, а их устойчивость влечет за собой эпилепсию или какое-то другое функциональное расстройство. Детерминизм классической динамики, оказывается, совершенно неприменим к сложным системам со своими, весьма запутанными процессами взаимодействия, угасания, распыления и даже разрушения временной симметрии.

Иначе говоря, а точнее - проще говоря, для преодоления дуализма материи и сознания наука вынуждена признавать, что сложившееся у нас на сегодня восприятие окружающего мира не "доросло" еще до адекватного понимания высших законов природы, и в то же время наше сознание способно развиваться с целью их более полного познания. При таком выводе, материя и сознание уже теряют атрибуты, которые мы им традиционно предписывали, возникает новое, более целостное представление о реальном мире.