Пятицарствие Авесты - Сергей Ведерников

Виктор наконец понял, что девочка пыталась отравиться, а доктор, осмотрев упаковку, всё так же с лёгкой насмешкой вновь спросил ребёнка:

— Что, жить устала? — потом помолчал и, не дождавшись ответа потупившейся девчушки, сказал: — Так ты ж ведь и не жила ещё.

Потом он порекомендовал что-то матери пострадавшей и ушёл так же неспешно, как и появился, а Виктор подумал, что ему, не имевшему представления о специфике больничной повседневной жизни, трудно понять её особенности.

Его наконец-то приняли и привели, уже переодетого, в палату; расположение её показалось удачным: окна выходили во двор, прилегающий к оживлённой улице, а в помещении было чисто, тепло и уютно. Палата была четырёхместная, три койки были заняты, а его, свободная, располагалась у окна, что его очень обрадовало, и он не преминул пошутить на эту тему, познакомившись тем временем с обитателями палаты, пожилыми людьми — каждому из них было уже за пятьдесят. Выяснилось, что двое были сердечниками: у одного — гипертония, а другой страдал сердечной недостаточностью; третий же больной оказался астматиком, и ему был знаком Виктор, с которым они когда-то вместе работали. К своему стыду, Виктор не мог его вспомнить, в чём и признался честно.

— Ничего, ничего! — спокойно ответил астматик, которого звали Николай. — Ты по какому поводу здесь?

— Воспаление лёгких.

— Это десять дней. Вспомнишь.

— Что ж, постараюсь, — улыбнулся Виктор.

Он спал первые два дня, наслаждаясь этой возможностью, сдавал анализы, проходил процедуры, глотал таблетки и порошки, получая свои положенные четыре дозы пенициллина, но потом потянулись серые, однообразные больничные дни, скрашиваемые только ежедневными посещениями Веры, принёсшей ему мобильный телефон и научившей, как им пользоваться. Оказывается, в городе уже появилась мобильная телефонная связь, и он теперь изредка звонил детям, радуясь общению с ними. Общение же с соседями по палате было обыденным, не вызывавшим большого интереса не только с его стороны, но, очевидно, и с их, поскольку каждый жил своими проблемами, своими болями.

Первый из них, Константин, больной сердечной недостаточностью не особо мучимый процедурами и лекарствами был спокоен и флегматичен, терпеливо перенося положенный ему срок; второго же — астматика Николая — с утра терзали уколами, процедурами, капельницей, и, по его словам, он находился в больнице уже около месяца, а улучшение так и не наступало. Однажды рано утром Виктора разбудила какая-то суматоха. Очнувшись, он увидел, как Николая под руки выводят из палаты дежурные медсёстры. Торопливо одеваясь, он терялся в догадках по поводу случившегося, но когда вышел в коридор, то несколько успокоился, увидев стоящего на своих ногах соседа, которому делали укол.

Очевидно, укол не подействовал и больной продолжал задыхаться, но терпеливо сносил все манипуляции медсестёр, а наблюдавший это Виктор не выдержал, сказав громко:

— Дайте вы ему кислород!

Его возглас остался без ответа, и он, видя, что Николай не поддержал его, вернулся в палату, где лёг в постель и вновь заснул. Проснулся, уже разбуженный на укол, когда астматик спал, и лишь позднее, после процедур Виктор спросил его о том, часто ли у него бывают такие приступы.

— Да бывают иногда, — отвечал тот, покорный своей участи. — Я ведь тут каждый год лежу последние пять лет. Иногда не по одному разу. У меня квартира в Тульской области, летом там живу. Мне там лучше, наверное, кислорода больше.

— Так что ж туда совсем не уедешь? — спросил четвертый обитатель палаты с примечательной фамилией Майданников.

— А ты что не уедешь?

— Куда? Некуда мне ехать. Нету у меня квартиры на материке, и уже не будет.

— Что так? — поинтересовался Виктор.

— Так получилось: на работе — не дали, собирался кооперативную приобрести — не собрался, купить хотел — не успел.

— Как это — не успел?

— Дефолт грянул. Пропали все мои сбережения.

— А много было?

— Много. Около двухсот тысяч.

— Это на советские деньги?! Вот это да! — раскрыл рот Константин. — Это ж двадцать «Волг» можно было купить в то время!

— Можно было…

— Так что ж ты жмотился: ни квартиры, ни машины.

— Машина, положим, есть, а вот квартиру приобрести мы с женой всё откладывали.

Детей у нас нет. Оба работали, думали — успеем. Я уже на пенсии был, но ещё работал.

Конечно, можно бы было ещё что-что сделать, если бы пенсия была большая.

— Да она у всех, наверное, одинаковая, — отвечал Константин.

— Не скажи, — покачал головой Майданников. — Это мы, кто работал в Мингазстрое, то есть строил газопроводы, остались ни при чём.

— И долго ты там работал? — спросил Виктор.

— С шестьдесят восьмого года. Я ещё в Коми начинал, под Ухтой, на «Северном сиянии». Жена — в техотделе, а я — сначала сварщиком, потом мастером, прорабом.

Работали за идею, часто переходили из одной конторы в другую.

— Теперь уже не работаешь? — поинтересовался Константин.

— Видишь, какой из меня работник, — усмехнулся Майданников. — У меня тут товарищ по старой работе есть, недавно на пенсию вышел. Так вот, ему пенсию начислили уже не по советскому периоду, а по последним годам, когда он работал в Газпроме. Так его пенсия вместе с дотацией в десять раз больше моей. Он в газовой промышленности меньше десяти лет, а я — тридцать. Вот такая справедливость.

Все замолчали, а Виктор, желая перевести разговор на другую тему, спросил Николая:

— Вот приступ у тебя был, что ж ты от кислорода отказался? Что, нельзя в это время?

— Почему — нельзя? Мне давали иногда раньше.

— А сегодня-то что?

— Но ведь не дали же.

— А ты просил? Не пойму я тебя.

— Я тут на компьютере обследовался, так врач мне сказал, что возбудитель у моей астмы какой-то золотистый стафилококк.

— Тебе антибиотики колют?

— Нет.

— А ты говорил об этом врачу?

Николай пожал плечами.

— Ну! Так ты долго ещё будешь задыхаться.

— Конечно же, надо сказать, — поддержал Виктора Майданников.

— А что, они не знают?

— Может быть, не выяснили, может быть, анализы не брали.

— Скажу, наверное, — неуверенно отвечал Николай.

Вошла санитарка, делавшая приборку в палатах; протирая спинки кроватей, тумбочки, подоконники, она шутливо разговаривала с больными, смехом отвечая на нарочитые приставания Майданникова, отставшего от неё в конце концов со словами:

— Да вижу, девочка, что не я тебе нужен, а вот он, Виктор.

Смутившись несколько, та быстро взяла себя в руки, ответила спокойно:

— Вас вон сколько у меня в отделении, а позволь я что-нибудь этакое, мне быстро дадут под зад коленом.

— Ну извини, извини, лапонька, — улыбался мужчина, — я не собирался тебя обижать.

Санитарка ушла, а Майданников, продолжая общий разговор, заговорил о том, что сегодня в отделение пришла ещё одна больная, муж которой, хороший его знакомый, утонул год назад на рыбалке, а она сама — здоровая, ядрёная женщина — давно ему нравилась, но вот он боится пойти с ней на интимные отношения — боится опозориться.

— Что, сильно толстая? — поинтересовался Константин.

— Дородная женщина.

— Ты ж не пацан, должен знать: мышь копны не боится.

— А вдруг у меня откажет в самый последний момент?

— Есть очень простой способ, чтобы этого не случилось.

— Какой? — с интересом спрашивал старый ловелас.

Константин поманил его пальцем и, когда тот нагнулся к нему, что-то шептал на ухо.

— Любопытно, — заинтересовался Майданников, — надо попробовать. Что ты смеёшься? — обиделся он на Виктора.

— Да ну вас! — улыбался тот. — Старики уже, а интересы как у пацанов.

— Ну не скажи, — возразил Константин. — Любви все возрасты покорны.

После ужина Майданникова долго не было в палате. Занятый чтением Виктор уже собирался укладываться спать, соседи тоже спали, когда тот вошёл в палату и присел на свою кровать, раздеваясь. Тихо, чтобы никого не разбудить, он сказал Виктору, словно оправдываясь:

— Засиделся с девчатами, вот. Здесь их трое, с кем я когда-то работал.

Виктору показалось, что сосед немного выпил. Тот заснул, задремал и Виктор, но ненадолго: вскоре пришла медсестра делать ему укол. Но и после укола сон никак не приходил к нему, и он уже начал злиться на себя, но тут его внимание переключилось на то, как дышал Майданников, паузы между вздохами которого постепенно увеличивались. Он невольно начал беспокоиться и уже собирался позвать дежурную медсестру, но в это время сосед громко и уверенно пукнул, и это обстоятельство успокоило Виктора, решившего, что, если тот способен на такое, значит, жив. Однако паузы между вздохами больного становились всё больше и больше, и теперь у Виктора уже не было сомнений, что дело приняло серьёзный оборот и что он должен вмешаться. Кое-как одевшись, он вышел в коридор, громко позвал медсестру, а не дождавшись ответа, заглянул в их комнату. Там было пусто, пусто было и в процедурной. Позвав громко ещё несколько раз, он вернулся в палату, включил свет и разбудил соседей, не сразу понявших в чём дело, а потом кинувшихся к кровати Майданникова, переставшего дышать; лицо его уже явно отдавало синевой. Наконец появилась медсестра, тут же убежала куда-то, а затем вернулась и пассивно стояла около кровати.