Искусство рисовать с натуры - Мария Барышева

Но почему Надя заставила его поехать именно на дорогу? Она явно хотела, чтобы Наташа их застукала — это понятно теперь. То, что видишь своими глазами, производит больший эффект, чем просто слова. Скандал, хлопанье дверьми и — прощай Паша! А сама Наташа свободна как ветер. И теперь работает без помех. Надя знала ее и понимала, что такой измены она не простит. Как все придумано, а! Она не смогла повлиять на Наташу сама, поэтому забрала того, кто ей мешал, и совместила приятное с полезным, переступив через моральные принципы ради цели, которую считала благородной.

Очарование власти.

Никто не имеет права быть богом.

Но почему вдруг такая спешка? Почему именно сейчас? И почему на этом ужасном месте?

Напротив дома?

Что-то во всем этом не вязалось. Надя посчитала, что на дороге ей ни-что не угрожает — в этом она ошиблась. Но ведь Надя должна была понимать, что после случая с Лактионовым Наташа близко не подойдет к дороге, даже если на ней будет стоять двадцать Пашкиных машин. По-чему же она заставила Пашу поехать на дорогу?

Непонятно.

Если хорошенько подумать, то виноваты были все трое. Каждый играл в свою особую игру фигурками, слепленными из эгоизма, каждый считал, что все делает правильно, но они ошиблись, игра оказалась общей, а игроков четверо, а не трое, и этот четвертый обыграл их всех. Раньше он уже забрал Лактионова, а теперь хочет забрать Надю. Даст бог, он ее не получит!

— Помоги мне одеться, — сказала Наташа, наклонилась и подняла брюки. Паша хмуро посмотрел на нее.

— Ты все-таки поедешь? Тебя не пустят.

— Значит, буду сидеть под дверьми, пока не пустят! Она выживет, Паша, я уверена, она должна выжить, и я не уеду оттуда, пока не буду знать точно, что она поправляется.

— Я поеду с тобой, — заявил он, помогая ей натянуть брюки.

— Нет. У тебя, Пашик, будут другие дела, — Наташа встала, подошла к шкафу и достала из ящика деревянную шкатулку, в которой хранились их сбережения. Вытащила большую часть денег, сложила купюры пополам и повернулась к мужу. — Ты, Паша, сейчас соберешь свои вещи, что тебе может понадобиться, и поедешь на недельку к своим родителям. Я же поживу тут одна. Пожалуйста, Паша, я тебя прошу не возражать мне, не возмущаться и ничего не спрашивать, а просто выполнить мою просьбу — после того, что случилось, я имею полное право чего-то требовать. Я не хочу устраивать скандалов — мне слишком плохо и у меня много дел.

Паша упер в нее тяжелый взгляд.

— Собираешься меня бросить?! Подумай, можно…

— Я ничего не собираюсь, — устало сказала Наташа и пошла к двери. — Я только прошу, чтобы ты на какое-то время уехал. Разбираться, кто кого бросит, будем потом.

Паша кинулся следом и схватил ее за руку.

— Ну ты вобще! Тебе что, действительно совершенно наплевать?! Ты себя так ведешь, словно я тебе не муж, а так, зашел спичек попросить! Я не дам тебе вот так все испортить! Я понимаю, в каком ты состоянии, но делай, пожалуйста, допуски! Это Надька тебе мозги затерла! Это она же нам все испортила! А ты ей помогла! Ты же ничего не видела за своими картинами, тебе по фигу было, что у меня творится! Всегда было по фигу! Иди, иди, но я никуда не поеду, а твою мазню всю повыкидываю к чертовой матери!

Он отпустил ее и размашисто зашагал по комнате, продолжая говорить, и слова звучали резко, отрывисто и обособленно, вонзаясь в воздух, словно разрывные пули:

— В квартире! Не повернуться! Кругом! Ящики! Твои! Краски! Бумага! На кисточки! Вечно! Наступаешь! Шагу! Ступить! Невозможно! Чтобы! Не! Влезть! Во! Что-то! У! Тебя! Совсем! Поехала! Крыша! На! Этой! Почве!

Наташа прислонилась плечом к косяку двери и смотрела на мужа с недоумением и разочарованием. До этой секунды ей казалось, что ей удастся расстаться с Пашей тихо, мирно, по-дружески легко, но теперь она поняла, что этого не будет. Устрой она скандал, и Паша первый бы его прекратил и все уладил миром, но она сделала по-другому, и безразличия он не стерпел.

— Прекрати, — тихо сказала она.

— Если! Бы! Хоть! Рисовала! Что-то! Нормальное! Вазочки! Цветочки! А то! Какие-то! Уроды! Каких-то! Алкашей!

Он схватил с этюдника картину, для которой позировал Толян, и остановился посреди комнаты, внимательно глядя на портрет. Он стоял так почти минуту, а его пальцы сжимали рисунок все крепче и крепче, точно погружаясь в него. Потом Паша легко, даже как-то грациозно развернулся, склонился и бережно поставил картину на пол, прислонив ее к сидению кресла, и прежде, чем Наташа сообразила, что он хочет сделать, со всей силы ударил по картине босой ногой, и тонкий оргалитный лист с треском переломился пополам.

Вскрикнув от неожиданности, Наташа отшатнулась назад. Половинки сломанной картины тихо сложились, словно прочитанная книга, и Наташе показалось, что в комнате на мгновение будто стало темнее, точно через нее пролетела чья-то торжествующая тень. Но наваждение почти сразу исчезло, и в комнате остался только Паша, который смотрел на испорченную картину с растерянностью и каким-то детским смущением.

— Извини, — пробормотал он, нагнулся и осторожно поднял неровные половинки. — Пожалуйста, Натах, я не знаю, что на меня нашло. Наверное, это из-за Надьки. Прости, я не хотел.

…если долго смотреть на них, можно почувствовать в себе что-то опасное, можно даже сделать что-то…

Не больше минуты.

Значит, я сильнее, чем он.

— Наташа, — сказал Паша и шагнул вперед. Половинки в его руках выглядели безжизненно и нелепо. Картина была мертва.

Пуста.

Наташа молча повернулась и вышла из квартиры, не закрыв за собой дверь.

К Наде ее пустили только поздним утром, после того, как от нее ушли родители, которых она и Слава с трудом уговорили поехать домой поспать, дав клятвенное заверение, что из больницы никуда не уйдут и в случае чего обязательно позвонят. После этого еще пришлось длительное время уламывать дежурную сестру с помощью денег (родителей Нади она пропустила без разговоров, так как Надин папа занимал немаленькую должность в правоохранительных органах и ради посещения блудной, давным-давно рассорившейся с ним дочери, был готов снести весь больничный комплекс), поскольку заходить в реанимацию, в принципе, было запрещено, но Слава к концу разговора начал махать такой солидной пачкой денег, что молоденькая сестра все же сдалась, сбегала на разведку, потом принесла два халата, приказав: «Туда и обратно!» К тому времени Наташа совершенно охрипла от бесчисленного множества выкуренных сигарет и по коридору ходила зигзагами, иногда слепо натыкаясь на стены, — давали знать о себе волнение, усталость и еще не окрепшее здоровье, и Слава, выглядевший немногим лучше, несколько раз почти выносил ее на улицу проветриться.