На краю империи: Камчатский излом - Сергей Щепетов

– Да ничо, ваш-бродь, – успокоил немца служилый, – глядишь, и оклемаетесь. Чай, не впервой вам. Вон, в прошлом годе как расхворались, однако ж весной встали!

– Нихт! – почти испуганно вскрикнул немец. – Я есть зело кранк! Тот год быть больной мало!

– Лекарь-то чо сказывает, ваш-бродь? – из вежливости поинтересовался Митька.

– Вилим есть плохой лекарь! – раздраженно заявил Шпанберг. – Я говорить: здесь болеть и здесь, а он мне не верить! Он заставлять меня пить и есть всякий гадость! Он говорить есть сырой рыба, кислый ягода!

– Лекаря, оне такие, – согласился служилый. – Особливо ентот ваш Буцковский! Ему ж дай волю, враз выле… То бишь залечит – уморит, значится. Гоните вы его, ваш-бродь, в шею, не слушайте вовсе – уж как-нибудь сами справитесь!

– Да, ты говорить рихтих! Капитан Беринг верить мне, а не Буцковский! Он говорить, я ехать ин Большерецк, там ждать корабль!

– Вот это правильно, вот это – по-божески, – одобрил казак. – Почто больного человека мучить? В море-то, поди, знобливо да мокро. Когда ж поедете, ваш-бродь – по зиме иль летом?

– Я хотеть слышать твой совет, как лучше беречь мой здоровье.

«Ну конечно, – мысленно усмехнулся Митька, – без меня теперь никак!» Он закивал и заговорил доверительно-ласковым полушепотом:

– Дельно, ваш-бродь, дельно! Значится так: лучше б вам по весне на саночках прокатиться. Ну, ежели какой товар остался, дык с собой прихватите. А в Верхнем остроге вас Андрей Васильич встретит и пособит, коли надобно. Может статься, он вам для дел в Большерецке надежного человечка сосватает – от и ладненько будет. А?

– Гут! – сразу согласился немец. – Я ехать на собака!

– Езжайте, ваш-бродь! – уже обычным тоном сказал служилый. – Тока не тяните шибко – апрель месяц на дворе. Комиссару скажите, чтоб упряжки вам обеспечил да охрану дал.

– Я есть больной! Ты сам говорить с комиссар – передавать мой приказ!

– Я?! – изумился Митька. – Да он же меня с дерьмом съест!

– Комиссар кушать ты нет. Он слушать мой приказ!

– Ладно уж, ваш-бродь, займусь я вашим караваном, – махнул рукой служилый и хитро прищурился: – Тока… Вот уедете вы – может, и не свидимся… А должок, он платежом красен!

– Что говорить ты?! – искренне возмутился немец.

– Ну как же… Обещали ж мне за бат два рубли и прогонных полтинник, – напомнил казак. – Иль запамятовали, ваш-бродь?

– Скажи комиссару: я приказать давать ты два рубля и половина! – недовольно буркнул Шпанберг.

– Ну здрасте, ваш-бродь! – скривился Митька. – Вот Петров все бросит и станет мне деньги отсчитывать! Да он посмеется тока! Вы бы уж сами расстарались, а?

– Сейчас мой голова зело кранк, – сообщил немец. – Ты приходить послезавтра получать деньги!

– Э-э, ваш-бродь, мне ж седни надобно! – не отставал от больного казак. – Иль подыщите кого иного вас в дорогу собирать… Мне ж с людьми сговариваться надо, а как без денег? Без вина-то как?

– Гут, – тяжко вздохнул Шпанберг. – Ты приходить завтра за деньги.

– Не-е, ваш-бродь…

Препирались они еще долго – жадность капитан-лейтенанта была общеизвестна. Митька, правда, тоже оказался не лыком шит и в конце концов полтора рубля из него вытряс. Это была чистой воды халява, и ее требовалось обмыть, а уж потом заниматься делами.

В кабаке Митька увидел старого знакомого – в углу тихо сидел Михайло Смирный.

– Здрав будь, Михайло! – приветствовал его Митька. – На ловца и зверь бежит! Как жисть молодая?

– Да слава богу. Чо надо-та?

– Да вот, знаешь, думку про тебя думаю. Надо кому-то в Большерецк ехать, пока снег не стаял.

– Одному что ль?

– Не, с караваном. Груз шибко ценный доставить. Ты как, на собаках-то можешь?

– А то! – почти обиделся Смирный. – Сколь верст наезжено, и счесть не можно!

– Однако! – удивился Митька. – Ты ж, кажись, впервой на Камчатке?

– А чо, только здеся, что ль, на псах ездят? Я ж в Анадырске, считай, пять годов служил!

– В Анадырском остроге? – заинтересовался служилый. – Дык там, сказывают, больше на оленях ездят.

– Не, на собачках юкагирцы санки таскают да чухчи, которы сидячие, – объяснил Смирный.

– Так ты с юкагарами ездил?

– Какое там! – усмехнулся Михайло. – С чухчами!

– Погодь-ка… – задумался Митька. – Ведомо мне, что оленных чухчей замирить не могут, а сидячие, может, и платили б ясак, да они от острога далече. Верно?

– Ну, так.

– Чо «ну»?! Не возьму в толк, как ты с теми чухчами немирными на собаках катался!

– Эх, Митрий, почто допытываешься? – вздохнул Михайло. И вдруг выдал: – Я ж у чухчей, считай, три года в ясыре был!

– Ух ты-ы! – восхитился Митька. – Чо ж ранее не сказал?

– А чо не спросил?

– Кто ж знал-то! Как же тебя угораздило?

– Да так… Поехали малым числом к юкагирцам за рыбой, а тут они набежали. Робят, что со мной были, стрелами покололи, а меня арканом словили. Как вязать стали, я их малость поломал да побросал, а они пуще насели. Видать, шибко живым взять хотели. Ну, и повязали, конешно. В тундру завезли, в стойбище ихнее. И давай меня там огнем жечь да ножами колоть. Такие муки принял, вспомнить страшно… Опосля отступились и ясырем сделали. А чтоб я не сбег, еще дальше завезли – до самого моря. Там, значит, сидячим сродственникам в работу отдали. Так что и на собачках наездился, и по морю поплавал.

– Китов ловил? – догадался Митька.

– Было дело, – кивнул Смирный.

– А в Мерику, часом, с теми чухчами не плавал? – шутки ради спросил Митька.

– Может, и плавал, – вполне серьезно ответил Михайло. – Тока о том не ведал. Кака она така ента Мерика?

– Ну, сказывают, лес там растет.

– Кажись, на горе росло чой-та, только далече.

– Дела… – почесал затылок служилый. – Ты, небось, по-ихнему понимаешь?

– Ну, самую малость – как же без этого, – признал Михайло. – Тока собак они по шесть запрягают, и санки у них иные.

– Думаю, ты и со здешними справишься, – сказал Митька. – Да оно те и ни к чему особо-та – каюры камчадальские будут.

– Слушай, Митрий, почто ты мя тревожишь, а?! – от души спросил казак. – Смирно сижу, никого не трогаю. На хрена мне в таку даль ехать?! Других, что ль, мало? Местных, а? Зря я те про собак сказывал!

– Знаю-знаю! – рассмеялся Митька. – Какой же служилый лишней докуке рад будет? Я помозгую ишшо, может, без тебя обойдемся.

Собственная задумка так понравилась Митьке, что он после первой же чарки решил заняться ее реализацией – отправиться к комиссару. Как это ни удивительно, но к начальнику его допустили почти сразу, стоило сказать, что он по делам немецким. Михайло Петров был с посланцем неласков и даже груб, но в пределах принятых здесь норм вежливости. Митька ответил ему тем же, дабы не уронить свое достоинство. Договорились до того, что подводы Петров в скором времени выделит, но оплата прогонов – за счет экспедиции. Служилых для охраны он тоже даст, но человек пять – не больше. Все это будет – куда ж комиссару деться?! – но только при наличии соответствующих бумаг. С этим Митька согласился: как только личный состав будет известен поименно, он сам составит всю документацию. Относительная покладистость начальника в этом вопросе служилому была понятна – не иначе, Петров желает воспользоваться оказией и вывезти в Большерецк часть своего багажа. В заключение Митька сказал:

– А ишшо, Михал Борисыч, просьба к тебе будет. Как бы от самого немца ентого. Он, значится, шибко на ноги слаб, его, считай, в дороге с места на место на руках переносить надобно. А мужик он зело тушистый. Опух к тому же. А денщиков-та у него всего двое. Один-то хилый совсем, а Иван – парень крепкий. Однако ж одному ему не управиться. Ты уж расстарайся, Борисыч, для немца-та – приставь ему в помощь казачка покрепче.

– Кажись, ты, Митрей, охренел совсем, при немцах-то живучи? – выпучил глаза комиссар. – Ему ишшо и прислугу надобно?! Да… ему и… три раза! Могешь мой сказ доложить своим хозяевам!

Однако служилый не смутился и глумливо попросил:

– А ты окажи заботу, Михал Борисыч. Ты помилосердствуй болезному – приставь для пригляду доброго человечка! Тока чтоб ласковый был, заботливый, чтоб, значится, немцев жаловал. А то ить средь наших таки звери лютые бывают! Вот, помнится, при Тарабукине били батогами Мишку Смирного. Силушка-то в нем немереная, а он в кабаке грозился лейтенанта нашего Шпанберга в клочья порвать и башку ему своротить. Ежели такому немца хворого доверить, ить и до греха недалеко! Того нам не надобно, верно?

– Пошел ты на хрен, Митрий Малахов! – злобно ухмыльнулся комиссар. – Завтра охотников кликну. Может, кто и не побрезгает с немцем возиться. А нет, так не взыщи.

На том и расстались. Митька, естественно, направился обратно в кабак. Однако не дошел – по дороге встретил Смирного.

– Обмозговал я это дело, – заявил Митька. – Комиссар охотников кликать будет – так что ехать тебе в Большерецк, друже!