Первый лорд мафии - Джек Макфол
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Разбуженный беспорядками, он пересек улицу прямо в пижаме и босиком.
— Что здесь происходит? — прохрипел он. с трудом ворочая непослушным языком. — Пошли вон отсюда. Это мое заведение.
Найденные записи были весомым дополнением к оперативному досье, однако этого было все еще недостаточно. При обсуждении возможных версий всплыло имя Торрио и было выдвинуто предположение, что Капоне угрозами отнял у него главенство над бандой. Возможно, Торрио захочет им помочь.
Агент смутно помнил, что бывший бандит занимается недвижимостью в Нью-Йорке. Однако он не знал, что у налогового управления есть его адрес. Между федеральными службами явно не было связи и взаимодействия.
В шестидесятых годах отсутствие координации между различными департаментами вызывало беспокойство у властей. Президент Джонсон, организуя наступление на Синдикат, приказал всем агентствам собрать всю информацию в едином документационном центре Министерства юстиции. Ранее были опубликованы отчеты Генерального прокурора Роберта Е. Кеннеди, который выражал свое недовольство недостатком сотрудничества между федеральными органами. Вслед за этим его преемник, Николас Каценбах публично заявил, что ФБР всегда предпочитает действовать самостоятельно. Дж. Эдгар Гувер язвительно парировал это обвинение.
В Нью-Йорк отправился детектив, который мог опознать Торрио и. возможно, сделать его своим осведомителем. Задание получил Кларенс Коверс, агент, который сделал заявление об увеселительных прогулках заключенного Торрио с шерифом Уокегана. Тогда это обвинение было опровергнуто в суде.
Приехав в Нью-Йорк, Кларенс решил следовать своему старому правилу и прежде всего отсечь маловероятные способы действия. Он пролистал телефонный справочник и, придя в себя от изумления, записал адрес: Кулидж Авеню, Уайт Плэйнс, 1.
На звонок ответил сам хозяин. У Джей Ти была замечательная память на имена и лица. Он приветливо произнес:
— Добрый день, мистер Конверс.
— Торрио, — сказал сыщик в официальном стиле королевского герольда, — меня уполномочили передать Вам просьбу, чтобы Вы приехали в Чикаго и дали показания на процессе против Капоне.
— Не имею ничего против, но, боюсь, я не смогу Вам помочь.
Конверс немного оттаял после любезного ответа. Он сказал:
— Мы дадим Вам охрану.
— Благодарю Вас, — сказал Торрио, улыбнувшись. — Не думаю, что у меня остались враги.
В федеральном суде Чикаго его допросил заместитель прокурора Дуайт Г. Грин. Поднявшись на гребне популярности после дела Капоне, Грин впоследствии стал губернатором Иллинойса. Впрочем, беседа с Торрио отнюдь не способствовала его возвышению.
Порывшись для виду в своей отменной памяти, Торрио заявил, что он не видел Капоне и не разговаривал с ним в течение пяти лет. Он не сказал ни слова о своей деятельности по продаже алкоголя и о краткой встрече в Атлантик-Сити. Он приятным голосом сообщил Грину, что он вполне осознает, что долг гражданина — содействовать закону, и искренне сокрушался, что ничем не может помочь из-за давности событий и слабости памяти.
Журналистов Чикаго ждал сюрприз. Торрио с улыбкой на полноватом лице на протяжении всего интервью повторял одно и то же: «Если ваших читателей интересует недвижимость в Нью-Йорке, пусть они свяжутся со мной. Сейчас установились необыкновенно выгодные цены».
Он позировал фотографам. Ему больше не нужно было скрывать истинное лицо жителя Саут Шор по имени Фрэнк Лэнгли. В ответ на его любезность фотографы решили показать его с лучшей стороны. Они подождали, пока он обмотает шарфом нижнюю челюсть, изуродованную шрамами от пуль с луком и чесноком во время нападения на Клайд Авеню.
Значительно позже Торрио прочитал в своей квартире, на Уайт Плэйнс, о сногсшибательном событии. Суд счел Капоне виновным в неуплате налогов в размере 215 030,48 долларов на доход в 1 038 654,84 долларов в период с 1924 по 1929 год. Его приговорили к 11 годам заключения и 50 000 долларов штрафа плюс 20 000 долларов судебных издержек.
Когда предсказания Капоне об отмене сухого закона, которые он сделал Фрэнку Луэшу, сбылись, Лицо со Шрамом, заключенный под номером 408666, шил брюки в швейной мастерской исправительного дома в Атланте.
В середине периода депрессии прозвучали настойчивые требования об отмене Акта Вольстеда. Возможно, горожане давно сообща провоз гласили бы крах сухого закона и потребовали бы установления единых цен на алкогольные напитки и уничтожения бутлегеров. Однако запретное спиртное было частью праздника золотых двадцатых, заполненных джазом, веселыми ритмами чарльстона и линди-хопа (названного в честь летчика Линдберга), конкурсами красоты и укороченными одеждами, которые можно было бы назвать мини-юбками, если бы кто-нибудь позаботился об их определении. Однако, как только рухнула биржа, веселье угасло. Плейбои остались без работы и без денег.
Аль Капоне выходит из суда
Легализация алкогольных напитков означала 1 000 000 дополнительных рабочих мест; истощенная федеральная казна пополнялась бы ежегодно на 500 000 000 долларов налога на доходы от продажи алкоголя. Женщины и сельские жители, составляющие костяк движения за сухой закон, сдались. Женское общество за отмену сухого закона объединило 1 350 000 членов. Фермеры решили, что им не помешает хороший рынок сбыта для их продукции с пивоварен, зерновых и винокуренных заводов.
Сухой закон стал ключевым вопросом в президентской кампании 1932 года. Губернатор Нью-Йорка, Франклин Делано Рузвельт, представитель демократов, обещал покончить с ним. Президент Гувер в своей заявке на переизбрание занимал двойственную позицию. Он выступал за то, чтобы государственные законодательные органы произвели повторное голосование по данному вопросу.
Гангстеры быстро сориентировались в ситуации и поддержали победителя. Будучи реалистами, они присоединились к партии, которая собиралась перекрыть источник доходов бутлегеров. Свидетельством этому служат имена постояльцев отеля «Дрейк» в Чикаго, которые приехали на время съезда демократической партии. Один номер заняли Фрэнк Костелло и Джеймс Д. Хайнс, глава Таммани Холла с Вест Сайда. В соседнем номере проживали Лаки Лучано и Альберт С. Маринелли, хозяин Центрального Манхэттена из Таммани.
После избрания Рузвельта колеса политической мельницы завертелись. Была принята 21 Поправка к Конституции, которая отменяла восемнадцатую. Ее ратификация должным количеством штатов заняла девять месяцев. Однако исход событий не вызывал никаких сомнений. В период ожидания ратификации поправки правительство практически не препятствовало импорту алкоголя.
Новый поток товара должен был катастрофически снизить цены. Таким образом, бутлегеры потеряли бы последние золотые месяцы сбора урожая. Но этого не произошло. Во всяком случае — на Атлантическом побережье. Все крупные операторы сотрудничали с картелем Торрио. Ценники на бутылках показывали его мастерство в манипуляции спросом и предложением. За несколько месяцев
