Побег аферистки - Любовь Овсянникова

— Мне пришлось очень много лечить изможденных или раненных людей, таких больных, которыми никто не занимался, и я обходилась только растениями. Вот так уговаривала и просила их помочь страдальцам, называла им имена больных людей.

— Вы и сейчас так делаете?

— Теперь я уже верю, что делаю правильно, — созналась Любовь Петровна. — С годами у меня появилось убеждение, что этот метод дает результаты. А тогда я это делала из отчаяния, так как кроме своего слова больше ничего не имела под рукой. Иногда приходилось просто разжевывать травы и прикладывать их к ранам или пораженным местам. Можно обращаться к вам на «ты»? — вдруг спросила она.

— Конечно, — согласилась Татьяна. — Даже нужно. Я считаю, что врач непременно должен обращаться к пациенту на «ты». Лично у меня тогда остается впечатление, что я нахожусь рядом с мудрым и намного старшим человеком, и он мне обязательно поможет, как в детстве помогали родители.

— Извини, дочка, — смутилась целительница, — а твой муж говорил, что ты сирота.

— Да. Но у сирот тоже когда-то были родители.

— Ты помнишь своих?

Татьяна ощутила, что этот вопрос беспокоит женщину, скорее всего, она потеряла своего ребенка и сейчас думает, помнит он ее или нет. Качание головой, вздохи, грусть на лице, холодные глаза… Так делают люди, когда у них не хватает слов, чтобы передать свое состояние или свои чувства.

— Конечно, помню, — ответила она, и увидела, что правильно сделала, так как глаза женщины потеплели и грусть с ее лица немного отступил.

— Какие блюда ты любишь?

— Очень простые: жаренный картофель и борщ.

— Причем картофель желательно пожарен вместе с яйцом, да?

— Да, — изумленно подняла глаза Татьяна, а потом поняла: ведь в течение месяца ей придется через день обедать здесь, поэтому женщина и расспрашивает о пристрастиях будущей пациентки.

В конце концов голоса во дворе немного стихли, и женщины вернулись к компании. Увидев их, Борис Павлович поднялся первым.

— Жара наступает, — обратился к Григорию. — Может, пора ехать?

— Вы закончили? — спросил Григорий у Любови Петровны и, когда она кивнула, шутливо прибавил: — Тогда по машинам.

Наблюдая, как приезжие собирались и выходили со двора, целительница продолжала легко покачивать головой. В ее взгляде читалось много всего, и выделить что-то одно было тяжело: грусть, смирение, кроткая симпатия, нежелание расставаться — вот что преобладало в нем.

— Значит, начинаем лечение через три дня? — уточнил Григорий. — Может, вам что-то предварительно привезти?

— Если у кого-то найдется свежий майский мед, то возьмите литровую банку, — попросила Любовь Петровна. — Здесь никто пасеку не держит. А из города пациенты привозят некачественный.

— Мед для нас не проблема, — сказал Григорий. — Привезем, на все хватит.

— Не грустите, мы скоро приедем, — зачем-то пообещала на прощание Татьяна.

2

В автосалоне ассортимент автомобилей был не большой — «Таврии», «ланоси», несколько моделей «шевроле» среднего класса, правда, стояла одна «такума», и разные «опели». Так как Татьяна уже была настроена купить «авиа шевроле», то на другие марки они с Григорием не смотрели. Смущал цвет, к их услугам был такой выбор: ярко-красный, померанцевый и светлый маренго. Померанцевый отвергли сразу по понятной причине — не хотели ассоциаций с недавним майданом. Ярко-красный был красивым, но… весьма несолидным, он больше годился для небольших спортивных машин или модных мотоциклов. А светлый маренго хоть и казался совсем бледным, неброским, зато напоминал разогретое морское мелководье. Его и выбрали. Через три часа после оплаты покупки Татьяне и Григорию выкатили машину с полным набором нужных документов — регистрация в милиции, техосмотр, страховка и всякое разное.

— Я впервые еду в абсолютно новой машине, — признался Григорий, когда они выехали за город и ощутили себя свободнее.

— За рулем?

— Нет, вообще.

— Я тоже, — сказала Татьяна.

— Я, оказывается, счастливый. Когда-то впервые поселился в новом доме, где вкусно пахло свежей краской и глиной, и по сей день живу в нем. Теперь вот машина… И у меня есть ты.

— А я в новостройке не жила. Разве твой дом глиняный?

— Нет, кирпичный, но внутри тогда мазали глиной, перемешанной с конским навозом.

— И так он стоит до сих пор?

— Так и стоит. Только сверху я поклеил обои. А что? За счет этого дом теплый.

— Я просто спросила.

На следующий день Григорий на заре отвез Татьяну на лечение с тем, чтобы забрать от целительницы после работы. Как позже вспоминала Татьяна, первый день был тяжелейший. Любовь Петровна сначала напоила ее отварами и накормила творогом, перетертым с сахаром и заправленным сметаной. Потом поручила измельчать и дозировать с помощью взвешивания травы, делать смеси и упаковывать их, прикрепляя к упаковке ярлыки с названиями. Для этого дала Татьяне пучки сухих трав, пустые емкости, специальный измельчитель, похожий на мясорубку, весы, рецепты смесей и бумажные кульки. А сама готовила завтрак, кормила и лечила Игоря Свиридовича, варила обед и даже успела прополоть часть огорода.

Днем кое-что повторилось: лечение целебными отварами, питание. После этого шли аппликации на область швов из распаренных в кипятке трав, маски, протирания, смазывание и массаж и еще множество разных процедур. Затем Любовь Петровна работала с другими больными, а у Татьяны был отдых и сон. Вечером снова предстояло пить отвары, только уже дома, так как через полчаса после их приема полагалось ужинать.

Вообще Татьяне такое оздоровление понравилось. Во-первых, она погрузилась в мир первозданной флоры, окутанной тайнами о ее лечебных свойствах, и, как не удивительно, создаваемая этим миром атмосфера положительно влияла на нее. Она видела, где растут травы, когда собираются, как сушатся, и дальше наблюдала всю цепочку их преобразований в лекарство и понимала, что такое лекарство в самом деле должно помогать. Во-вторых, Любовь Петровна чудесно владела навыками медсестры, дар у нее был особый — при выполнении процедур она использовала и точное слово, и какие-то прибаутки, и дельные советы, и успокоительные пассы, и даже стихи классиков, прочитанные монотонным голосом, который по действию походил на магические мантры, о чем в народе говорят: «Бабка пошептала». Кое-кто во время процедур сладко спал. В-третьих, сам ритм жизни Огневых, насыщенный трудом и искренними заботами о здоровье пациентов, их подход к своему делу — это было настолько духовным и настолько из этой ауры не выпадали мелочи быта, что Татьяна впервые поняла, как сильно все ипостаси человека связаны между собой и настолько любые старания притеснить тело ради поднятия духа — бессмысленны, точно так же абсолютно гадким и губительным является развращение плоти при ошибочной уверенности, что дух при этом находится на высоком уровне.

Как-то случился такой день, что Татьяне пришлось приехать сюда раньше обычного. К началу рабочего дня Григорий спешил на главное предприятие в Днепропетровск, и по дороге завез ее к Огневым. Не выспавшись по причине раннего подъема, Татьяна чувствовала вялость и разбитость, даже отказалась от прогулок. Вот так и получилось, что после утренних процедур она была предоставлена сама себе, а Любовь Петровна повела мужа на берег Днепра подышать мягким воздухом да походить босиком по прогретой на мелководье водичке, пока не поднялась жара. Оставшись дома осталась одна, Татьяна решила понаслаждаться тишиной, почитать, а может и подремать незаметно. Для этого устроилась в прихожей на диванчике, где было достаточно света. Скоро щелкнула щеколда на калитке, извещая, что хозяева покинули усадьбу, и она, подложив руки под голову, блаженно закрыла глаза.

Прошло минут десять. Вдруг у открытого окна гостиной послышался шорох. Татьяна крепче закрыла глаза, подумав, что ночью не выспалась и сейчас мало-помалу засыпает с промельками сновидений. Странный шорох повторился, сделался более громким. Вот из него выделился конкретный звук — кто-то засопел от натуги. Татьяна открыла глаза — звук не исчез. Значит, она не спала и чье-то присутствие здесь ей не приснилась. Наоборот, стало понятно, что кто-то залезает в дом через окно.

Осторожно, чтобы не скрипнуть пружиной, Татьяна поднялась с дивана и замерла у двери гостиной, спрятавшись за портьеру. Выбранная позиция позволяла видеть уголок гостиной и окно, через которое просовывалась рука, чтобы шире открыть внутренние створки. За рукой показалась голова девушки, а потом и вся девушка, взобравшаяся на подоконник в согнутом положении. С минуту она из стороны в сторону водила головой — прослушивала пространство комнаты, а потом по-кошачьи мягко спрыгнула на пол. Девушка не оглянулась в окно и никакой знак никому не подала, из чего вытекало, что по крайней мере в дом она должна была проникнуть одна. Если ее и прикрывали извне, то только для того, чтобы своевременно известить о приближении хозяев.