Ирландская принцесса - М. Джеймс

— Пожалуйста, — повторяет она. — Я знаю, что на самом деле ты не хочешь брать верх. Если бы ты хотел, ты бы вернулся давным-давно, а не сразу после того, как Грэм и Сирша отправились на твои поиски. — В ее голосе слышится легчайшая нотка язвительности, когда она произносит имя Сирши, и я нахожу это забавным, и трудно винить ее. Я могу только представить, какое взаимодействие у них было. — Ты и Сирша женаты. Поздравляю. Просто забирай ее и возвращайся в Лондон. Возвращайся к своей жизни, к той, которой ты явно хотел больше, чем быть здесь.

— Ты ничего обо мне не знаешь. — Я прищуриваюсь, делая шаг к ней, и она слегка вздрагивает, но стоит на своем. — Ты ничего не знаешь о том, кто я, или какой жизнью я жил раньше, или в Лондоне, или что я делал здесь с тех пор. Ты ничего не знаешь о Сирше и обо мне. Мы никогда не встречались до сегодняшнего вечера. Так что возвращайся к своему мужу…

— Ты тоже ничего не знаешь о Лиаме с тех пор, как тебя не стало! — Отвечает она низким тоном, ее голос слегка дрожит, но тверд. — Он хороший человек, Коннор. Он не заслуживает тех наказаний, которые ему пришлось пережить, страха, беспокойства, и все потому, что он спас меня и влюбился в меня. Эй, Коннор, и из-за того, что он отказался от этого, некоторые из тех людей, которыми он так старался руководить, хотят, чтобы он умер? По твоему это правильно? С тех пор как умер твой отец, он все отдал этому столу. Он был готов отдать все, за исключением одной вещи. И что? Это все, что нужно, чтобы закидать человека камнями? — Она с отвращением качает головой. — Он хороший лидер, Коннор. Хороший человек. Он этого не заслуживает.

— Стол не примет наполовину русского наследника. — Я качаю головой. — Все это выше твоего понимания, Анастасия, ты этого не понимаешь. От тебя этого и ожидать нельзя. Но ты не можешь стоять здесь и читать мне лекции…

— Просто уйди! — Выпаливает она. — Ты даже этого не хотел! Просто уйди и забери ее с собой! Лиам хочет повести их за собой, он хочет…

— Если он так сильно этого хочет, ему следовало дважды подумать, прежде чем все испортить. — Мой голос похож на низкое рычание, когда я смотрю на нее сверху вниз, мой взгляд темный и злой. — И, если ты так сильно любишь его, Анастасия Иванова, ты заставишь его бросить все это и уйти, прежде чем ты станешь вдовой.

Она открывает рот, чтобы сказать что-то еще, но я не жду, пока это услышу. Вместо этого я удаляюсь, протискиваясь мимо нее, чтобы вернуться к своему столику и своему виски.

* * *

К тому времени, как я возвращаюсь в квартиру, я по-настоящему пьян. Я, спотыкаясь, захожу внутрь, отмечая при этом, что свет выключен, а Сирши явно нет дома. Куда она могла подеваться? Туманно думаю я, пробираясь в гостиную и, не выключая свет, опускаюсь на диван, глядя через французские двери на горизонт Бостона за ними.

Я теряю счет времени, сижу здесь и думаю обо всем этом. Моя жизнь до отъезда в Лондон, которая кажется такой далекой и странной, как будто принадлежала совсем другому человеку. Мое пребывание в Лондоне, которое кажется мне, особенно сейчас, лучшими годами моей жизни, годами, которые были полностью моими, не отягощенными ничьими желаниями или ожиданиями, кроме моих собственных. Годами, когда я руководил мужчинами, потому что это, кажется, для меня естественно, либо по рождению, либо по темпераменту, не из-за моей фамилии, а потому, что они встретили меня, узнали меня и сочли достойной руководить ими.

Это то, чего я хочу для Королей. Организации, в которой мужчины доказывают свое достоинство быть ее частью действием, мужеством и верностью, а не просто потому, что их фамилия требует, чтобы они были там. Я хочу сделать это по-своему. Не так, как хотел мой отец, не так, как хотел бы прежний Коннор. Я хочу жить здесь по своим правилам, насколько это в моих силах.

Сирша тоже этого хочет.

В глубине души, в своей пьяной честности с самим собой, я знаю, что мы с ней не такие уж разные. Оба родились в элитных криминальных семьях, оба первенцы, оба с грузом больших ожиданий на плечах, оба со своими собственными желаниями, которым мы пытаемся найти место в мире, который требует от нас очень специфических вещей. И все же…

Как я могу доверять ей? Как я могу узнать ее достаточно хорошо, чтобы сделать это, не впуская ее в ту часть себя, которую я никогда никому не показывал? Не будучи настолько уязвимым, чтобы рисковать всем?

Любовь — это слабость. Я видел это снова и снова, у таких мужчин, как я, лучше меня, хуже. Я снова и снова видел, на что способны мужчины, когда на кону любовь, когда они борются не только за свою жизнь и свой долг. Другие говорят, что это смело, страстно, романтично, но мне это кажется ненужным. Даже глупым. Конфликтом интересов, которого никто в моем положении не должен хотеть.

Я никогда не узнаю, думал ли наш отец, что любит нашу мать, он редко говорил о ней после ее смерти, а я был слишком мал, чтобы многое помнить. Но я знаю, что он заботился о ней достаточно, чтобы обвинить Лиама в ее смерти. Если бы ему было все равно, если бы она была всего лишь инструментом, чтобы подарить ему сыновей, долгом, который она выполнила дважды, он, возможно, не был бы так жесток к Лиаму. Лиам, возможно, вырос бы по-другому. Возможно, он не жаждал любви настолько сильно, чтобы обеими руками отказаться от всего, даже от собственной жизни, когда ему это предложили.

Бесполезно оглядываться назад. Только вперед. Я не могу изменить прошлое.

Дверь со щелчком открывается, и я выпрямляюсь, когда вижу стройную фигуру Сирши, входящую внутрь. Она тихо закрывает дверь, как будто не уверена, дома я или нет, и я жду на диване, пока она не оказывается в гостиной, не замечая меня.

— Сирша.

Она тихо вскрикивает при звуке своего имени, слегка подпрыгивает, прижимая руку к груди, когда видит, что это я.

— Коннор, — выдыхает она. — Ты напугал меня.

— Где ты была? — Я встаю, слыша невнятность в своем голосе, когда подхожу к ней в тусклом свете, падающем с улицы, и вижу, как ее рот кривится от этого звука.

— Где ты был? — Парирует она, ее голос чопорный, а подбородок вздернут, как будто у нее такое же право задавать мне вопросы, как и у меня ей, и я чувствую прилив гнева от ее