Штурманок прокладывает курс - Юлий Анненков

Из этого закутка ночью была извлечена рация с батареей БАС-80. Потом кузнец и его семья улеглись спать. Младший сын устроился на чердаке. Через слуховое окно ему была видна улица до самого поворота. В эту светлую ночь можно было разглядеть каждый камешек на дороге и даже толстую лягушку, которая вылезла на берег понежиться при свете луны. В звучном по-осеннему воздухе раздался паровозный гудок, и потом еще долго слышался перестук колес дальнего эшелона. А в каморке кузнеца тихо постукивал радиотелеграфный ключ. Катя передавала цифровые группы, из которых складывались понятные для посвященных слова: «Абвергруппа майора Лемпа расположена 26 километров южнее города 300 метров западнее магистрального шоссе отдельное двухэтажное здание. Сюда передислоцирован артполк четырехдивизионного состава. Аэродром Рябиновка базирование полка бомбардировщиков 28 машин „Юнкерс-87“ эскадрилья истребителей прикрытия. Штурманок».

Самая обычная разведсводка.

Погода переменилась внезапно. Холодный дождь разом смыл последние зеленые листья. В эти дни почти все воинские части ушли под Сталинград. Я уже знал о начале советского наступления на Волге. Грохот артиллерийской подготовки 19 ноября донесся даже сюда, в глубокий немецкий тыл.

Между тем служба безопасности продолжала искать наш радиопередатчик. Я вовремя забрал его с квартиры учителя. Фургон с вертящейся антенной уже несколько раз проезжал ночью по Пушкинской. Но и оставить рацию у кузнеца было невозможно. Ночные визиты Кати могли вызвать подозрение.

Новое место для рации предложила сама Катя. Три раза в неделю она работала на продпункте вокзала в ночную смену.

— Искать на вокзале никому не придет в голову. Вокруг полно солдатни, а у продпункта стоит фриц с винтовкой.

Я возражал, но Дарья Денисовна убедила меня, что место выбрано неплохо. С часу до трех ночи на продпункте перерыв. Повара и подавальщицы отдыхают, и в комнатку за кладовкой в полуподвале не заходит никто. Рацию удобно прятать в водопроводном люке, на котором стоит шкаф. Отодвинуть его легко. А стука морзянки не услышит никто. Стены толстые, кроме того, на вокзале всегда шумно, даже глубокой ночью.

Там, на вокзальном продпункте, Катя приняла шифровку, где сообщалось, что в Южнобугск прибывают рейхсминистр Берг и помощник гаулейтера Украины Эрвин Хокк. Мне было приказано их уничтожить. Случай совершенно исключительный, ради которого стоило рискнуть всей моей последующей работой.

Я встретился с Черненко у доктора Яблонского. Решили готовить подрыв поезда на перегоне Рябиновка — Южнобугск.

— Партизаны помогут, — сказал Черненко.

— Какие партизаны?

— Запашный. Подпольщики из Королёвки установили связь.

Ночью, лежа без сна в своем мезонине, я думал о том, как выполнить задачу, которая была бы по плечу самому Степовому. Верно он говорил: «Ждать своего часа». Вот и пришел этот час. Хватит ли у нас сил, умения, мужества? Скорее бы хоть увидеть Запашного, выработать общий план! Неужели это действительно Сергий? Так или иначе, упустить Берга и Эрвина Хокка не имею права. Но и Лемпа нельзя выпускать из поля зрения. Похоже, он хочет с моей помощью одурачить СД.

С дробным стуком скатывались по крыше каштаны. После каждого порыва ветра раздавалась короткая очередь, заглушающая шорох листьев и шум дождя. Среди этих звуков мне послышался какой-то другой, словно ветка скрипнула, а потом каштаны обрушились на железо крыши целым каскадом. Кто-то влез на дерево!

Стоя в трусах у окна, я спустил предохранитель вальтера, и тут из веток прозвучал хриплый басок:

— Спокойно, это я — Будяк.

Он уселся на подоконник в своей мокрой полицейской шинели.

— Завтра — встреча с Запашным. Придешь в шинок у креста.

Я узнал Сергия с первого взгляда. А он меня не сразу и, когда узнал, чуть не задушил в объятиях.

— Ото вірно кажуть! Який батько — такі й діти! От тобі — представник розвідцентру, а це Альошка, хай йому грець!

Его чуб стал еще светлее от седины, но все так же лихо спадал на лоб из-под армейской фуражки со звездой. Мы сидели в прибранной крестьянской хате, куда связной Сергия привел меня из корчмы. Человек десять партизан, вооруженных трофейными автоматами, радовались, как дети, нашей встрече. Видно, каждый слышал о моей семье. Сергий тут же начал вспоминать:

— А хто тебе вперше на коня посадив?

— Ты, Сергий, ты!

— А як з кригою воювали? — Сергий обернулся к своим: — Мати в нього — красуня, а батько — покарай мене господь, як його батько зараз не командарм! Де батько?

— Не знаю, Сергий. Где-нибудь воюет.

Сергий начал партизанить в одиночку с первых дней оккупации. Потом стал собирать бойцов из окруженцев. Зимой сорок первого у него уже был конный отряд. Когда стало туго, отряд ушел в Полесье, а летом снова вернулся, уже имея связь с другими партизанскими частями. Каратели пытались восстановить население против Запашного, приписывали ему собственные злодеяния в селах, но люди не верили. И не нашелся пока ни один негодяй, который выдал бы отряд фашистам.

Мы подробно обсудили план подрыва поезда под Рябиновкой. Сергий прямо-таки ухватился за это дело;

— Ось такої справи чекаю усю війну![79]

Я должен был сообщить ему точную дату, которой пока не знал сам. Прощаясь, я попросил Сергия достать мне немецкую военную форму, лучше эсэсовскую.

— Только чтобы сидела, будто на меня сшита. Можно?

Один из партизан тщательно измерил веревочкой мой рост, ширину плеч, длину рукавов.

— Ателье заказ приняло! — засмеялся Сергий.

Через несколько дней в лавку Софранской был доставлен черный мундир хауптштурмфюрера войск СС, с погоном на правом плече. Все было точно по мерке, даже фуражка с кокардой, изображающей череп. Кроме костюма, Софранская передала мне пакетик. Там, с документом офицера службы безопасности, лежал железный жетон на цепочке. Он был поценней мундира.

Теперь следовало приступить к «выполнению» задания Лемпа. Мысленно я называл эту операцию по-морскому: залп по состворенной цели. Удар решал три задачи: направить поиски нашей рации по ложному руслу, покарать предателей руками самих фашистов и, главное, сделать меня агентом абвера. Что ж, попробуем!

Глава четвертая

ФЛАГ НА БАШНЕ

Иван Степанович дал мне адрес своего коллеги — «тишайшего арифметика» Митрофанова. Два дня мы наблюдали за квартирой. На третий, в восемь утра, когда Митрофанов ушел в школу, у него в парадном задребезжал звонок. В переднюю вошли двое. Один из них скинул гражданский плащ, под которым обнаружилась черная форма СС. Второй, в штатском костюме, запер дверь изнутри и уселся у окна. Хозяйка залебезила перед офицером. Ей и в мысли не пришло, что гость в черном — ученик ее мужа, ближайший друг Витьки Горовица, «будущего ученого», которого сухорукий учитель выдал гестапо.

Я приступил к обыску в спальне, а Голованов возился с ящиками стола в кабинете. Через полчаса мы ушли, строго предупредив хозяйку, чтобы о нашем посещении никому не сообщали, пока мужа не вызовут в службу безопасности.

У Софранской я переоделся и отправился в свой комиссариат.

Герр Велле был взволнован. В одном из земхозов шестьдесят тонн муки кто-то залил керосином. По этому поводу строились различные предположения. Но я-то хорошо знал, что люди Запашного ляпнули в закрома несколько ведер клопомора.

О происшествии полагалось немедленно доложить. Я взялся избавить Велле от неприятного разговора и после окончания рабочего дня зайти в службу безопасности.

В последние дни, всякий раз, когда я уходил с работы, за мной увязывался шпик. Накануне мне удалось поменяться с ним ролями. Я знал город лучше его и после двух-трех петель по проходным дворам превратился из дичи в охотника. Потеряв меня, шпик еще немного побродил по улицам, потом пошел через парк на окраину и сел в машину, номер которой был мне знаком. Она принадлежала «Обществу любителей охоты». Как я и предполагал, слежку установил Лемп.

Теперь, направляясь в СД, я вовсе не стремился отделаться от шпика; Но наивная уловка должна была убедить его в том, что я бываю в СД тайно. Постояв в парадном, я сманеврировал по параллельным улицам, а затем направился прямиком в дом с колоннами. На этот раз я не встретился с Бальдуром. Тот самый офицер, который проверял мою благонадежность, принял у меня докладную, задал несколько вопросов и тут же выписал пропуск на выход. Шпика на улице уже не было. Он счел свою задачу выполненной.

Я отправился пешком на Аверьяновку. Как обычно, Светлана бренчала на рояле, батюшка в лиловой рясе рассматривал семейный альбом. Пан Семенец завел со мной беседу о положении на фронтах. Наконец явился Лемп. Я всячески уклонялся от разговора наедине: рассказывал анекдоты, учил Светлану новому танцу, потом вступил в почтительный спор с батюшкой о перспективах украинской автокефальной церкви. Галина Прокопьевна вертелась вокруг Лемпа, но он слабо реагировал на ее заигрывания. Когда подали кофе, под окнами пьяный голос запел «Ой на ropi та женці жнуть...».