Штурманок прокладывает курс - Юлий Анненков

— Пусть сунутся сюда — обе сработают!

Закончив это нехитрое минирование, мы связали Голованову руки, обмотали ему лицо тряпкой, как раненому, и начали спускаться. Навстречу уже поднимались солдаты.

— Все — вниз! Веду пленного! Дорогу!

Они тут же выполнили мое приказание.

Внизу все еще лежало тело Козубского, и я простился еще с одной верной душой, встреченной на моем курсе.

Солдаты нас окружили. Всем хотелось посмотреть на большевика, так яростно оборонявшегося на вершине башни.

— Возьмите тело вашего командира, — сказал я, — там, наверху. Он погиб как герой. Фельдфебель, машину! Моя испорчена, я бросил ее за углом.

Несколько солдат пошли за телом обер-лейтенанта, а мы под моросящим дождем уселись в его маленький «адлер». Фельдфебель побежал за шофером, но я не стал дожидаться. Чижик сел за руль. Мы уже отъехали километра полтора от башни, когда на ее вершине раздался взрыв.

Так закончили свою жизнь старые башенные часы. Флаг на башне не был спущен. Он сгорел в пламени взрыва, как доложено корабельному флагу, по незыблемому морскому закону: «Погибаю, но не сдаюсь!»

Голованов не знал, как обнаружили его присутствие. Возможно, это случилось, когда он, высунувшись через разбитый циферблат, накидывал фал, а проще говоря — бельевую веревку, на маковку башни. Позже он слышал громкие голоса внизу.

Когда Голованов подал все сигналы и услышал разрывы наших гранат, он решил, что можно подумать о себе. Но было поздно. Внизу уже колотили по решетке. Снаружи стреляли по окнам. Вот тогда-то Вася выбрал фал и, убедившись, что флаг поднялся «до места», зажег красный сигнал тревоги, а потом провернул вручную механизм боя часов, чтобы привлечь наше внимание. Он успешно отбил несколько атак и решил подорваться вместе с врагами, если они проникнут в часовую башенку.

— Ну, а дальше знаешь, — закончил Голованов. — Если бы не заговорил про училище, шуганул бы я тебя гранатой.

Пока он рассказывал все это, наш маленький «адлер», трясясь по булыжнику, приблизился к площади. Улица была перегорожена бревном. Под проливным дождем жались к стенке несколько полицаев. Пришлось затормозить.

Старший полицай увидел форму СС и начал извиняться:

— Приказано останавливать и проверять всех...

Тут я заметил среди них Будяка. Предъявив старшему жетон, я потребовал одного полицая для сопровождения:

— Дизер! — повелительный жест в сторону Будяка. — В машина, шнеллер! Показывать дорога!

Будяк не заставил повторять приказание дважды.

Полицаи подняли бревно, и мы поехали. Тут Будяк сообщил мне ошеломляющую новость: Эрвин Хокк, Берг и генерал Томас не приехали. Мы уничтожили группенфюрера Шноля из ставки Гиммлера и какого-то рейхсбаннрата[84]. С ними ехал штадткомиссар Шоммер. Ни один человек в обеих машинах не уцелел. Фамилия эсэсовского генерала Шноля была мне известна. Он, конечно, заслужил свою участь, но мы-то рассчитывали на другое!

— Паника — будь здоров! — рассказывал Будяк. — Все выезды перекрыты. Патрули проверяют каждого. Полицаев из участков забрали под метелку, даже писарей послали в дозоры.

Среди задержанных Будяк видел сержанта Тазиева. Вероятно, его взяли утром, по пути из госпиталя к месту сбора. Будяк считал, что мне сейчас нельзя появляться ни на службе, ни дома. Он слышал, как из полиции звонили Велле.

Мы проехали мимо моего дома. Опасения Будяка подтвердились. У ворот стояли несколько человек.

На улице Урицкого, над рекой, мы остановились. Отсюда Голованов огородами и садами доберется домой. Будяк отправится пешком на свою заставу и доложит, что хауптштурмфюрер довез его до реки и там приказал расстрелять человека с перевязанной головой, который сидел в машине. Мы с Чижиком переночуем у кузнеца. Утром Чижик пойдет на работу, а я свяжусь с Черненко, и решим, как действовать дальше.

В привокзальную часть пришлось ехать через мост. Здесь нас снова остановил патруль. К машине подошел офицер. Блик от единственного фонаря падал на его мокрый плащ, такой же как у меня. Даже не повернув, головы, я показал жетон.

— Документы! — потребовал он.

— Личный представитель генерала Томаса, фон Генкель.

Он посветил фонариком на документ:

— Проезжайте, герр хауптштурмфюрер.

Настил понтонного моста колебался под колесами на уровне черной воды. Еще несколько минут — и я у моего родного дома. Чижика с машиной я оставил там, где мы когда-то стояли с братом во время ледохода. Вон из-за того поворота вылетел отец на Зорьке. Забора, через который он перемахнул, уже нет. Скользкая от дождя тропинка ведет к кузнице.

Юхим открыл, не спрашивая кто. Воров он не боялся, а немцы все равно войдут, хоть спрашивай, хоть нет.

— Гости к нам, — тяжело выдохнул кузнец, пропуская меня.

— Что, не признали, дядя Юхим?

— Пан Пацько?

— Какой я Пацько? Во всем городе вы первый узнали меня. Смогу я сегодня переночевать у вас еще с одним парнем?

— Да, добре нарядился! — Он обнял меня жесткими своими руками, сказал Юхиму-младшему и Грицю: — Вот какие сыны у полковника! А вы?

— Они — настоящие ребята, дядя Юхим! Можете мне поверить!

Мотря пододвинула миску с кашей из толченых каштанов:

— Повечеряете с нами?

— Что ты, мать, — засмеялся Юхим-младший, — такой важный офицер будет есть нашу баланду!

— Еще как! — Я вынул из карманов мундира жовтяки и хлеб. — Вот только приведу моего парня.

За окном затрещали мотоциклы. Я вышел к кузнице и увидел их справа и слева. Над спуском к реке вздрагивали в дождливой мути расплывшиеся пятна фар. Самая настоящая облава! Переулок, конечно, уже перекрыт. Разыгрывать здесь, среди лачуг, ночью, эсэсовское начальство — неправдоподобно.

Увязая сапогами в жидкой грязи, я перепрыгнул через ручеек у кузницы, с трудом поднялся по откосу. «Адлера» не было. Подсвечивая спичками, пошел по следу протектора. Только потому, что в этих местах прошло мое детство, я безошибочно ориентировался в темноте. Вот хата хромого Гершка. Проулочек за ней выводит на улицу Красных курсантов. «Адлер» должен был непременно проехать здесь. На улице я снова зажег спичку и тут же услышал окрик:

— Halt! Wer da?[85]

Часовой, судя по испуганному голосу, один. Вот он стоит, солдат в каске. Рядом темнеет на фоне неба машина.

Я закричал ему по-немецки:

— Подсвети мне фонариком, идиот! Это гестапо. Тут можно голову свернуть!

— У меня нет фонарика! Стойте!

— Тогда включи фары! — Я пошел к машине. Оттуда раздался приглушенный голос:

— Герр хауптштурмфюрер!

На большее знания немецкого языка у Чижика не хватило.

Ясно — он задержан вместе с машиной. Патруль пошел дальше, а машину отогнали на открытое место и выставили часового.

— Не двигаться! — закричал он и выстрелил в воздух.

Мне оставалось только стрелять, но не в воздух. Часовой упал в грязь. Чижик лежал в машине, связанный по рукам и ногам. На выстрелы снизу от реки уже спешили патрульные, но они не знали той дорожки, по которой прошел я. Через несколько минут мы выбрались на Юго-западное шоссе, объехав стороной через рощицу заставу у городской черты. Я понимал, что на стареньком «адлере» от погони далеко не уйдешь, но Чижику возвращаться в город нельзя. К утру на работу он не попадет, а немецкая форма погубит его. Чижика надо отослать к партизанам. А что делать мне?

И тут пришла в голову рискованная идея.

— Жми, Чижик, на всю железку!

Первое время мы ехали по шоссе, не видя за собой никого. Только на семнадцатом километре я заметил посади свет идущих машин. Дождь прекратился, облака быстро уходили на север, будто поверх луны. Все гуще проступали звезды. Придорожные липы потеряли уже листву, и на шоссе было светло. Отсюда — рукой подать до «Общества любителей зимней охоты».

Шофер из меня неважный. Еще в учебном отряде взял несколько уроков. Но, чтобы утопить эту машину, умения хватит.

Слева, за скошенным полем, лес подступал к шоссе.

— Чижик! Сбрось газ! Тормози!

Пока машина сбавляла ход, я решил в уме простенькую задачку. Мы — на двадцатом километре Юго-западного шоссе. А корчма Кощея на таком же примерно расстоянии по Северо-западному. Получается равнобедренный прямоугольный треугольник. Гипотенуза — чуть поболее 28 километров. Если Чижик пойдет на север...

— Ну, стали, — сказал Чижик. — Что теперь?

— А теперь видишь Полярную?

— Какую Полярную?

— Звезду. Вот там, маленькая, как раз над клином леса. Иди все время на нее. Утром выйдешь в район корчмы у креста или чуть восточнее. Кощею пароль: «Ой, за гаем, гаем...»

— Ясно. Ну, а ты, значит...

— Значит, надо. Не теряй времени. Запашному расскажешь всё.

Он вышел из машины, а я поехал вперед. Слева, за двойной линией лип, заблестел под луной пруд. Я свернул, медленно подъехал к обрыву. Глубоко!