В объятьях олигарха - Анатолий Афанасьев

— Православный народ доверчивый…

— Чушь, бред… Вся беда в беспределе, в разрушительном начале. Человечишка вообще создание путаное, мерзопакостное, а руссиянин вдвойне и втройне. Раб и бандит в одном лице. Ему дали волю, он и закусил удила, поскакал вразнос во все концы, а те, кто поумнее, конечно, воспользовались.

— Леонид Фомич, не вижу связи…

— Погоди, не гони… Научись, Витя, внимательно слушать, иначе останешься пустоцветом. Что такое беспредел? В общем смысле, а не только бандитский, как в кино показывают? Объясню популярно, раз ты такой бестолковый. Допустим, ты убийца…

— Вы уже этот пример приводили, Леонид Фомич.

— Допустим, ты убийца. Другой человек — строитель или ученый, третий — бизнесмен и так далее. У каждого сословия свой устав. У слесаря — один, у врача с учителем — другой. По одному общему уставу они жить не смогут, получится бардак. Но кто свой собственный устав нарушает, из своей житейской ниши выскакивает, тот уже маленький беспределыцик, несущий в себе вирус смуты и анархии. Вернусь к твоей главке. У школьников тоже есть свой устав, свои обязательные правила игры. Не нарушай дисциплину, учись хорошо, слушайся старших и так далее. Кто не подчиняется, того надо жестко образумить для его же пользы, ибо в нем подспудно зреет будущий беспредель- щик. Маленький Ленечка, как ты написал, раньше других, острее других это почувствовал и пытался помочь одноклассникам, как умел. Дело не в детском рэкете, не в копейках, не в рыночной закваске — тьфу, как тебя повело, — а в природной тяге к справедливости и порядку. У тебя об этом ни слова. Значит, соврамши, а за вранье писателям деньги не платят. То есть платят, конечно, но не я.

— Перепишу, Леонид Фомич, — пробормотал я, сраженный железной логикой.

— Уж постарайся. — Он иронически хмыкнул. — Лента не в тон.

— Что, извините?

— Лента на шляпе к юбке не подходит. Зеленое к коричневому. Почему надо всему тебя учить?

— Спасибо, Леонид Фомич, учту… Просьбишка есть небольшая.

— Ну?

— Стариков бы съездить повидать. Хоть на часок.

— Даже не думай, — огорчился Оболдуев. — Как тебе в голову пришло? Да тебя повсюду стерегут.

— Кто, Леонид Фомич?

— Как кто? У Гарика подельщики остались, крутые, доложу тебе, ребята. Ты им весь бизнес разрушил. Они с тобой нянчиться не станут, как я. Надо же хоть это понимать… Ладно, на, попей кофе и ступай работать.

Протянул недопитую чашку с вензелем Кентерберийского аббатства. Большая честь. Я подлетел из–за своего столика на полусогнутых, с поклоном принял чашку, окунул морду в коричневую жижу. У Оболдуева блеклые выпуклые глазенки дьявольски фосфоресцировали. Наслаждался моим унижением, а моя душа скулила.

Побег, думал я. Но куда, Лиза, куда?

ГЛАВА 25

ГОД 2024. ДЕВЕРЬ

Неподалеку от «Гостиничного двора» из кустов Мите наперерез накатилась худенькая, маленькая фигурка — «тимуровец» Ваня Крюк. Митя от неожиданности чуть не поддал ему ногой: «тимуровец» вцепился в него, пытаясь оттащить из светового круга.

— Ты чего, Вань, обкурился, что ли? — пристыдил Митя пацаненка. — Так ведь недолго погибнуть под жерновами истории.

Пацаненок пищал что–то несуразное, все же пришлось дать подзатыльник, чтобы успокоился. Наконец из путаных объяснений удалось понять, что, пока Митя отсутствовал, «тимуровец», как велено, сидел в номере, гонял чаи, жевал жвачку и разглядывал картинки в журнале «Секс и прогресс». Подшивка этого журнала, издаваемого в Штатах специально для руссиян, имелась в каждом гостиничном номере вместо Библии. Потом пришел какой–то черномазый и выкинул его из окна. Успокоившись, пацаненок похвастался, что успел откусить черномазому палец. Врал, конечно, жался к Митиной ноге, как щенок.

— Что ж, — сказал Митя, — спасибо, что предупредил. Посмотрим, что за черномазый… а ты, вообще, зачем здесь? Сутки давно прошли, свое отработал. Больше ты мне не раб.

— Могу еще поработать, дяденька Митрий. Даже бесплатно.

Смотрел умоляюще, личико сморщилось в кулачок. Митя его понимал. Какой из московских беспризорников не мечтает обрести постоянного хозяина. Он и сам симпатизировал смышленому «тимуровцу», но к чему ему такая обуза.

— Нет, Ваня, придется расстаться. Вот тебе еще доллар и вали отсюда.

— Дя–денька Митрий, — захныкал пацаненок. — Не гони меня, вдруг пригожусь.

Он сам вряд ли верил в то, что говорил. Митя, не оборачиваясь, направился в гостиницу.

Он еще не совсем пришел в себя после столкновения в бистро, хотя уже пришел к мысли, что повязать его хотели, безусловно, не миротворцы. Если бы это были они, автоматически вступила бы в действие городская система перехвата «Беги, русак, беги» и на многочисленных табло, в метро, в шопах, на улицах высветилась бы его физиономия с присовокуплением суммы награды за поимку. А раз этого не было… Но кто тогда? По всему выходило, Деверь. Кроме него, в Москве нет силы, способной разыграть подобную мистификацию. Тогда вставал другой вопрос: зачем ему это понадобилось? Митя сам искал с ним встречи…

В номере не оказалось никакого черномазого, зато двое мужчин, передвинув стол к окну, пили спирт. Одного Митя знал, сосед по гостинице Джек Невада, банкир из Саратова, загулявший провинциал. Второго, импозантного, крупнотелого господина, одетого как подобает туземцу, добившемуся высокого положения при оккупационных властях, то есть ни единой руссиянской пуговки, с крупной головой, чем–то напоминавшей медную отливку, хотя живые, быстрые глаза на загорелом лице смягчали впечатление окаменелости, — этого господина Митя видел впервые. Судя по всему, сидели они давно и выпили изрядно: банкир успел облить белоснежную манишку томатным соком, отчего казался израненным, а у незнакомца на лице застыло блаженное выражение невесомости. При появлении Мити оба сделали попытку подняться на ноги, но не смогли.

— Давай, Митяй, — устало махнул рукой банкир, — присоединяйся. Третью бутьыь ублажаем, а веселья как не было, так и нет. Верно говорю, Савельич?

Незнакомец пытливо смотрел на Митю, и не было заметно, что он пьян.

— Извините за вторжение, — произнес он сильным, рокочущим голосом. — Если вам не по душе наше общество, мы сейчас уйдем.

Митя насторожился: голос он узнал, казалось, мерное звучание дотянулось к нему из северных лесов, но как такое могло быть? В непривычном, старомодном обращении чудилась легкая насмешка, но не злая, свойственная лишь уклонившимся от перевоплощения.

— Почему же, — возразил он в тон. — Всегда рад гостям… Вы тоже здешний постоялец?

— Не совсем. — Мужчина улыбался. — Заглянул по делам, встретил Неваду, у нас общие знакомые в Саратовской губернии. Вот, засиделись… Мы все равно уже собирались уходить.

— В казино потопаем, — поддержал банкир, потянувшись за бутылью. — Вчера африканских телок завезли, можно славно оттянуться.

Митя не спросил, почему они засиделись именно у него в номере. Лишний вопрос. Взгляд меднолобого незнакомца натурально гипнотизировал, пришлось подключить блок психологической защиты. Тот сразу это почувствовал, насмешка стала откровенной. Кто он? Враг или друг?

— Не желаете составить компанию? — предложил незнакомец. — Втроем веселее, и дешевле выйдет… Ах, извините, забыл представиться. Прокл Савельевич Переверзев, бизнесмен.

— Митя Климов, уполномоченный по Северам. — При этих словах у него повело челюсть, будто заклинило. Психоблок едва выдерживал напор незнакомца, но страха не было. Он принял из рук Невады чашку со спиртом, осушил одним махом. Питье отменное: свекольный суррогат с добавкой табачной крошки. Банкир и Прокл Савельевич последовали его примеру, но Невада не сдюжил. Неизвестно какая по счету доза произвела на него отрезвляющее действие. Бормоча извинения, он кинулся в угол комнаты и там долго, с наслаждением блевал, согнувшись в дугу. Вернулся за стол одухотворенный. Набулькал новую чашку. Заметил с облегчением:

— Ну вот, теперь можно и к девочкам.

— Уполномоченный по Северам, — пророкотал с улыбкой Прокл Савельевич, — это что же такое? Работаете на СД?

Митя понюхал черную хлебную корочку.

— По–всякому бывает, — похвалился он. — Имею звание почетного осведомителя миротворческих сил.

— О-о! — воскликнул Джек Невада. — За это надо выпить. Прошу встать. За великую Америку. Виват, господа!

Выпил в одиночестве, но лихо. Ни Митя, ни Прокл Савельевич не пошевельнулись.

— Значит, тебе, Митяй, положена плазменная пушка? — уважительно спросил Невада, хрустя огурцом.

— Положена, — согласился Митя. — Я ее потерял.

— Где, как?!

— Наширялся до усрачки. Проснулся в борделе. Ни пушки, ни наградного листа, — огорченно признался Митя.