Утопия - Марина Дяченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лидка молчала.
– Так ты будешь кофе варить или нет? – спросил он вкрадчиво.
Лидка молчала.
– Ты не желаешь меня видеть? Фанатика и мерзавца, насильника во всех отношениях?
Лидка напряглась. Когда-то – теперь ей казалось, что очень давно – она, кажется, сказала Рысюку нечто подобное. Какие-то похожие обидные слова. Интересно, что она забыла, а глава Администрации помнит.
– Зачем ты пришел? Разве у тебя нет других дел – государственной важности?
Рысюк тяжело поднялся с дивана. Подошел к столу. Посмотрел в улыбающееся лицо Зарудного – мрачно, почти с ненавистью.
– Тебе, наверное, так приятно. Под ЕГО взглядом… Начала ты с ЕГО сына, потом, наверное, воображала ЕГО на моем месте, теперь у вас любовь втроем.
– Уходи, – сказала Лидка тихо.
– Сейчас. – Он кивнул. – Сейчас-сейчас… А ты помнишь Стужиного внука? Такого противного пацана, помнишь?
– С ним что-то случилось? – спросила она после паузы.
– Ничего, – глухо сказал Рысюк. – Ты телевизор смотришь?
– Нет, – призналась она честно.
Он хрипло рассмеялся:
– Смотрю на тебя… Лидка. Лидка… Помнишь? Вертолеты?
Она желчно, совсем по-учительски поджала губы.
– Вертолеты… – Рысюк снова обрушился на диван, запрокинул голову, явив Лидке тощий кадык. – Ты была… мы были. Лидка, мы пропали. Мы почти совсем пропали… Мне страшно. Свари мне кофе.
Некоторое время она смотрела на него, не зная, что с ним делать.
– Игорь…
– Я прошу тебя. – Он поднял на нее влажные, лихорадочно блестящие глаза. – Я не спал две ночи… Свари. Потом я уйду.
Под его взглядом она прошла на кухню. До прихода Максимова оставалось десять минут; она молола кофе и пыталась убедить себя, что ничего ужасного не происходит. Ну, напился глава Администрации, ну, встретятся они с Артемом. Ничего. Ничего страшного. Помешать союзу Лидки с Максимовым не сможет ни Президент, ни его Администрация, ни все ГО, вместе взятые…
Когда она вернулась в комнату, Рысюк стоял перед открытым окном и задумчиво ковырялся в вазоне с кактусом. И бросал вниз мелкие камушки, щепотки земли и песка.
– А-а… Вон он идет.
Лидка глянула через его плечо. По двору шел, помахивая сумкой, Максимов. Шел не таясь, как давно привык ходить; за деревьями урчали машины, где-то грохотал трамвай, и больше никаких звуков не было посреди этого июля, но все равно казалось, что каждый максимовский шаг ложится на ритм неслышного марша.
Лидка невольно улыбнулась. Даже сейчас ей было приятно смотреть, как он идет; напряжение, вызванное визитом Рысюка, потихоньку стаивало, уходило, исчезало.
– На моего пацана похож, – сказал Рысюк. – Интересно, что бы я сказал, если бы мой пацан сошелся с учителкой…
Последнее слово-уродец явно совмещало в себе «учительницу» и «телку». Лидка усмехнулась:
– Ты бы не узнал, папаша. Сомневаюсь, чтобы твой пацан поверял тебе секреты. Когда ты его видел в последний раз?
Рысюк резко обернулся. Покачнулся, и Лидка испугалась, что он вывалится из окна.
– Я его видел… Я видел, Лида. Но я его в списки льготников не внес… Не внес. Только должности… Условленное время – до минимума… Если бы у тебя были дети, Лида… Но ты пойми, если бы у тебя был выбор – пускать своего… ученичка… со всеми, в очередь, или в условленное время… Ты бы… как? А?
Подходя к дому, Максимов привычно поднял глаза. И сбился с шага, быстро перевел взгляд на две черные машины у подъезда, на скучающих на лавочке мужчин в партикулярных костюмах, снова посмотрел на Лидкино окно.
Она отодвинула Рысюка вглубь комнаты и приветственно махнула Максимову рукой. Поднимайся, мол.
Парень секунду колебался, а потом выше поднял подбородок и вошел в подъезд. Тяжело хлопнула дверь.
– Лида, – глухо сказал Рысюк, – ты меня не слушаешь. А это очень важно.
– Важно? – механически переспросила она.
На лестнице вот-вот должны были обозначиться легкие максимовские шаги.
– Важно. – Рысюк отхлебнул от чашки. – Кофе дрянной у тебя… Лида, мы поздно начали. Слишком поздно. Мало времени… Если бы на несколько циклов… растянуть, начинать с малого… без форсажа… возможно, мы успели бы. Я говорю ерунду… Невозможно. Апокалипсис не ждет…
Тренькнул звонок.
– Извини, – сказала Лидка Рысюку.
– Извини и ты меня, – откликнулся после паузы глава Администрации.
Лидка уже шла к двери.
– Артем, заходи… Это мой бывший одноклассник, Игорь Георгиевич. Зашел по старой памяти.
– Это мы по старой памяти, – сказал Рысюк, поливая кактус остатками кофе. – А ваше дело молодое… Танцуй, пока молодой! – Он протянул руку, намереваясь взъерошить Максимову волосы. Тот отстранился; Рысюк отдернул руку и внимательно посмотрел на ладонь.
– Что-то короткая у меня линия жизни… Ладно, Лида. Когда понадобится устроить твоего хлопца в универ, а его ведь не примут, из-за отца… Когда понадобиться устроить – звони мне, а не проректору. Потому что проректор потом все равно перезванивает мне… Неудобно получается. Ну, будь здорова.
Он поцеловал ее в щеку – Лидка не решилась сопротивляться. Махнул рукой, ушел, не оглядываясь, плотно и без стука прикрыв за собой дверь.
Нас обманывают. Списки на первоочередную эвакуацию давно переделаны. В условленное время уйдут не только чиновники, но и все их родственники. Президент Стужа своей рукой вписал в списки «условленных» своего сына, внуков, невестку. А наши сыновья и внуки потеряют драгоценное время – их ждут землетрясения и глефы, и давка перед Воротами… Президент Стужа предал идеалы, на гребне которых ему удалось в свое время прийти к власти…
(Листовка).Палатка была новая, оранжевая, пахнущая резиной и спорттоварами. Никто-никто еще не спал в ней. Ничьей-ничьей любви не помнило прорезиненное днище.
По крыше, покрытой полиэтиленовой пленкой, тихонько постукивал дождь. Они лежали, обнявшись, в полнейшей изоляции от остального мира. Если бы за плотно зашнурованным пологом случился бы сейчас апокалипсис, они, наверное, так и не разжали бы рук.
Вчера им удалось выбраться из города, минуя заставу ГО. По болоту, через овраги, через лес; к концу пути Лидка была измотана хуже, чем после учебной тревоги, но при том совершенно счастлива.
Они выбрали место для ночевки – вернее, Максимов выбрал – на небольшой возвышенности, где слабый ветер хоть немного, но сдувал комаров. Максимову не нравилось, что палатка яркая. Такую палатку легко обнаружить с вертолета; делать им нечего, говорила Лидка, зевая. Делать им нечего, только отлавливать по лесам беглецов-туристов. А завтра – завтра мы уйдем еще дальше…
В полусне ей привиделся вертолет. Рокочущее страшилище, из брюха которого свешивается, подобно потроху, Президент Стужа.
А потом в палатку на четвереньках вошел Максимов, и Лидкин сон улетучился сам собой.
Прикосновения. Расстегнутая спортивная курточка, трикотажная футболка где-то в районе подбородка. Голая максимовская спина, широкая и гладкая, как стол. Его подбородок в неожиданно мягкой щетине, его губы, его щекочущее дыхание. Лидка изо всей силы дрыгнула ногой, чтобы окончательно стряхнуть спортивные штаны и все, что на ней было надето; в приоткрывшийся полог влетел комар и радостно зазвенел, обнаружив так много горячей, прямо-таки кипящей крови.
Его прихлопнули мимоходом.
Потом там, снаружи, пошел дождь. Максимов заботливо укутал Лидку спальником и одеялом; удобно устроив голову на его плече, она подумала, что не сможет его потерять. Что, потеряв, немедленно сведет счеты с жизнью. Мысль оказалась такой невыносимой, что Лидка сочла возможным спросить:
– Тем, а ты уверен, что не бросишь меня ради какой-нибудь молоденькой…
И осеклась. Максимовские руки стиснулись сильнее.
– Не говори глупостей… Не гневи Бога.
Они еще долго лежали, слушая дождь и дыхание друг друга.
Еще два дня назад для них было очень важно, поступит Максимов в университет или не поступит. Поскольку документы у него, с легкой руки Рысюка, все-таки приняли, и профилирующий экзамен – кризисную биологию – он сдал на отлично.
А на сочинении его завалили.
Позавчера утром стали известны оценки; Лидка долго стояла перед бумажной простыней, на которой в длинном списке фамилий имелась короткая запись: «Максимов – 2». Нельзя сказать, чтобы она была так уж ошарашена – уже тогда, когда Максимов перечислил ей предложенные абитуриентам темы, в Лидкину душу закралось нехорошее подозрение…
И вот подозрение оправдалось.
Она вышла из университета; кто-то с ней даже поздоровался, какая-то женщина ее же лет, Лидка ответила на приветствие, но так и не сообразила, кто же это был. Очутившись на улице, в тени пыльных тополей и лип, она испытала вдруг облегчение – ну их всех к черту! Свобода. Полная свобода! Экзамены отменяются, отменяется изнурительная подготовка, теперь дело за малым – собрать рюкзаки и двинуть из города…