Детская игра - Реджинальд Хилл

— Хотите, я принесу чай сюда? — предложил Волланс. — Будет очень досадно, если наша беседа прервется на таком интересном месте…

Войдя в кафе на автостанции, Уилд замер в изумлении, увидев, как весело приветствует его хозяин Чарли. Ему казалось, что за эти несколько дней мир перевернулся.

— Хэлло, Чарли! Все в порядке?

— Спасибо, все прекрасно. Вы неплохо выглядите, мистер Уилд.

— Разве?

Выпив чашечку кофе, которую Чарли налил, как только его заметил, Уилд спросил:

— Чарли, помнишь, я был здесь на позапрошлой неделе? Разговаривал с парнем в задней комнате?

— Как же, помню! Черненький такой, смуглый?

— Да, это он. Не приходил ли он сюда еще раз?

Подумав, Чарли сказал:

— Да, припоминаю… Он заглянул сюда пару дней назад. Я тогда еще принес ему кока-колу и тост с сыром. Парень сидел вон там, у двери… Было это, кажется, в среду… Или в четверг? Да, точно, в четверг.

— Он был один?

— Один, если мне память не изменяет.

— В котором часу это было?

— Довольно поздно. В девять — девять тридцать. В десять мы закрываемся. Он ушел до десяти.

— Ты видел, как он уходил?

— Да, теперь я начинаю вспоминать… Постой-ка, сдается мне, он ушел не один. Нуда, конечно: кто-то вошел в кафе, но за столик не сел, тут черненький поднялся и вышел. — Внезапно лицо Чарли озарилось догадкой. — Послушайте, это как-то связано с тем убийством, о котором я читал в газете? Ведь убитый парнишка был темнокожим! Вот почему вы задаете эти вопросы?

— Может быть…

В газетах фотографии Клиффа не было. Его бабушка не привезла с собой ни одного снимка, а из-за травм на лице трудно было сделать посмертное фото. Его портрет в газете мог бы расшевелить память Чарли днем раньше. Но, с другой стороны, может, и к лучшему, что случилось так, а не иначе.

— Чарли! Тот человек, что ушел отсюда с мальчишкой, — я хочу, чтобы ты рассказал мне о нем все, что помнишь. Все! — потребовал Уилд.

Дэлзиел работал до позднего вечера. Точнее, просто сидел в своем кабинете с большим стаканом пива, ожидая звонка. Он давно знал Сэнди Сандерсона. Как только этот сукин сын добудет нужную ему информацию, он тотчас же бросится к телефону. И будет чрезвычайно доволен, что оторвал суперинтенданта от его занятий. Да еще и прибавит невинно: «Вы же сами сказали, что это срочно, дружище».

Дэлзиел отхлебнул пива и злорадно подумал: «Дудки, врасплох ты меня не застанешь, прохвост!» Впрочем, с грустью подумал он, у него и нет ничего такого, от чего ему было бы жаль отвлекаться. Это только Паско может сетовать, что его семейная жизнь разваливается: молодому балбесу невдомек, что он должен быть счастлив, раз ему есть о чем сожалеть. Помимо прочего, все эти домашние хлопоты здорово снимают стрессы и дают силы для работы…

Дэлзиел вновь проглядел содержание всех телефонных переговоров, которые Питер вел с Флоренцией, военным архивом, Ноттингемом. И задал себе другие вопросы под иным углом. Ответы, которые он получил, преисполнили суперинтенданта тщеславной гордостью. Теперь ему нужен был Сандерсон, чтобы, гак сказать, скрепить их печатью.

Зазвонил телефон.

Он схватил трубку.

Грубый, сдавленный голос произнес:

— Я знаю кое-кого из членов группы «Белый огонь». Вас это интересует?

— Ну, допустим, интересует, — ответил Дэлзиел.

— Тогда слушайте…

Он выслушал, но не успел открыть рот, чтобы задать вопрос, как на другом конце повесили трубку.

Суперинтендант посидел, подумал, потом налил виски, выпил и набрал номер.

— Элли, дорогая, — начал он приветливо, — надеюсь, не оторвал тебя от приготовления ужина? Ах, оторвал! Тогда постарайся не думать, что я помешал, скажи себе, что я просто освободил тебя от нудной и тяжелой домашней работы.

Ухмыляясь, он отодвинул трубку от уха и держал ее так до тех пор, пока крики «освобожденной женщины» не ослабели настолько, что можно было не опасаться за слух.

— Приятно было поговорить с тобой. Рад был тебя слышать. А что, твой парень дома?

«Парень» был явно поблизости. Дэлзиел говорил с ним всего пару минут.

— С этим я разберусь сам, — сказал он в заключение. — Буду работать здесь допоздна — жду звонка из Лондона. Извини, что испортил тебе вечер, но думаю, стоит заглянуть туда немедленно. Для начала свяжись с местной полицией. Не хватало нам только дипломатических инцидентов. И будь осторожен, Питер, — это всего лишь сведения, полученные частным образом. Не хочу, чтобы твое имя появилось на первых страницах газет!

Дэлзиел положил трубку. Он почувствовал удовлетворение, причиной которого была не только проглоченная унция виски. Хорошо, что он подбросил Паско эту информацию. Если она окажется верной, это поможет разобраться и в том, другом деле. Конечно, если из него тоже что-нибудь выйдет.

Через полчаса телефон зазвонил снова.

— Как, вы все еще там? — удивленно воскликнул Сандерсон.

— Не люблю ложиться спать, не услышав хорошей новости, — предвкушая удачу, ответил Дэлзиел. — Надеюсь, у тебя как раз такая новость?

— Откуда мне, черт побери, знать? — Голос Сандерсона гремел в трубке. — Для меня это всего лишь имена и даты. Решайте сами, нужно вам это или нет.

Закончив перечисление, он спросил у Дэлзиела:

— Надеюсь, теперь вы можете спать спокойно?

— Там видно будет. Большое спасибо, Сэнди! Наверное, придется еще чуток задержаться…

Глава 10

Лэкси приехала в Трой-Хаус в полдевятого вечера. В холле ее уже дожидалась сиделка, всем своим видом выражая неудовольствие.

— Вы обещали вернуться в восемь! — упрекнула она девушку.

— Извините. С ней все в порядке?

— Да, все хорошо. Утром я сменю вас.

Лэкси закрыла за ней дверь, и, не став запирать ее на ключ, поднялась наверх. Когда она тихо вошла в комнату мисс Кич, больная едва слышно спросила:

— Лэкси, это ты?

— Да, мисс Кич. — Она подошла к кровати, слабо освещенной маленькой настольной лампой.

— Та женщина ушла?

— Сиделка?

— Так она называет себя сиделкой? Она не могла бы ухаживать даже за больным простудой.

Мисс Кич говорила с воодушевлением, которое почему-то встревожило Лэкси. Щеки больной лихорадочно горели, на верхней губе выступил пот. Самым поразительным для Лэкси было то, что из ее речи почти исчез налет педантичной правильности, а ритм и акценты ее деревенского детства стали брать верх.

— Может быть, вам следует поспать? — предложила девушка.

— Поспать? Скоро у меня будет возможность спать хоть вечность! Я не люблю спать… Лэкси, старые люди часто видят сны. Как маленькие девочки. С небольшой разницей. Если девочке приснится плохой сон, она просыпается, может быть, немного поплачет, а потом стряхнет его с себя и опять радуется жизни. Когда сны хорошие, она целый день носит в себе их свет. Но когда ты стар, все плохое остается с тобой, а все хорошее лишь напоминает о том, что утеряно навсегда и уже никогда не вернется… Сядь и поговори со мной, Лэкси.

На эту просьбу Лэкси не могла ответить отказом. Она села на жесткий стул с прямой спинкой, рядом с кроватью.

— Хорошо, я немного посижу с вами, — согласилась она.

— Как мило с твоей стороны, — произнесла мисс Кич чуть насмешливо. — Я знаю, что мое общество тебе не нравится. Почему, Лэкси? Я спросила тебя об этом прошлой ночью, но ты не ответила. Почему ты не любишь меня?

— Мисс Кич, вы предпочитали не касаться таких вещей, — напомнила ей Лэкси.

— Скажи лучше, что тебе это всегда претило! — воскликнула старая женщина. — Говори! Я имею право знать правду!

— Хорошо, если вы настаиваете, — почти шепотом ответила девушка. — Во-первых, отец говорил о вас разное. Ребенок всегда прислушивается к тому, что говорят папа и мама. Если говорят, что консерваторы — это хорошо, а лейбористы — плохо, ребенок тоже так думает. Если же они скажут, что белое — это черное, а черное — белое, ребенок это воспримет как должное.

— Что же он говорил обо мне?

— Что вы без всякой причины задираете нос. Что хоть заносчивость и капризы тети Гвен невыносимы, но у нее по крайней мере есть деньги, и потому она может делать, что хочет. А вы — просто прислуга из нищих, да еще кичливая.

Мисс Кич согласно закивала головой.

— Да, да, конечно, он был прав. Батраки из Дейла — вот кем была моя семья. Четыре брата — все старше меня, — и отец. Их всегда нанимали последними и увольняли первыми. Таким было семейство Кич! Когда мне было тринадцать лет, я приехала сюда и нанялась в прислуги. Я едва умела читать и писать, а акцент у меня был такой сильный, что по сравнению со мной ваш отец разговаривал как принц Уэльский!

Перед Лэкси представала новая мисс Кич, и она наблюдала за ней с нарастающей тревогой. Ей казалось, что, достигнув старости, люди не должны больше изменяться. И если сейчас она не проявит бдительности, старая Кич — эта Злая Ведьма Запала — с ее острым носом, одетая вечно в черное — примет человеческий облик; Лэкси не была уверена, понравится ли ей преображенная мисс Кич больше, чем прежняя.