Я твой, Родина - Вадим Очеретин

— Ну, да. Точно. Дай тогда пожевать чего-нибудь…

— Пожалуйста. Что тебе? Консервы? Сало есть, не американский шпик, украинское, настоящее. Хочешь? Сахару, может быть? Ну, пошлем на кухню за супом.

— Ладно. Ничего не надо. — Николай постепенно отделался от смущения и улыбнулся, счастливо щурясь. — Я что-то замечтался. Люблю пофантазировать…

Юрий ответил в тон ему:

— Я сейчас тоже сидел и думал. Знаешь, у меня сейчас такое настроение! Эх! — Он безнадежно махнул рукой, не сумев подобрать нужные слова. — Вот так бы начать мне полгода назад, когда в бригаду пришел. Знаешь, если мне сейчас мой прежний экипаж — Антона Ситникова, да Мишу Пименова — мы бы на своей машине прямо без остановки в рейхстаг въехали.

— У тебя и сейчас экипаж неплохой, — возразил Николай. — Ребята из госпиталя, бывалые. А сам ты…

Артиллерийский гул, стоявший над землей, чуть прервался. Через секунду орудия заговорили с новой силой, перенеся огонь чуть дальше, вглубь вражеской обороны. На реке, впереди за лесом, раздалось такое «ура», что гром артиллерии сразу всем показался тихим, как на маневрах.

— Ура-а! — подхватили десантники на танках, не в силах сдержать себя в эти торжественные минуты.

Мимо танков двинулись пехотные обозы-грузовики с боеприпасами, тачанки с катушками проволоки и телефонами, кухни, кинопередвижка. И когда показался походный банно-прачечный комбинат — две машины с баками, корытами и грудами выстиранного белья, на которых сидели девчонки с автоматами, — тогда не вытерпела танковая душа. Василий Иванович Никонов вышел на дорогу:

— Куда вас понесло? Что вам в печонки такое попало? Ишь, приспичило! Ну, куда вы поперед батьки в пекло суетесь? Стойте, дьяволята!

Какой-то молоденький ездовой, привставая на тачанке, пускал коней вскачь. Он глянул на майора сияющими от счастья глазами: «Врешь, мол, не обманешь — такой команды быть не может».

Грохот артиллерии оборвался. Но в ушах еще долго стоял затихающий гул. Словно перестали рокотать гигантские басовые струны, но одна, самая низкая, еще гудела. И танки получили приказ: вперед.

Машины рванулись в нетерпении. Вброд перешли Нейссе. Взобрались на западный берег, размолотый в труху. Мимо остатков леса, где лишь торчали огрызки древесных стволов, через противотанковые рвы, сглаженные снарядами, по полям, вывернутым наизнанку, гвардейцы вывели машины на дорогу. Вперед, на Берлин! Путь открыт!

Маршруты танковых корпусов были разбиты на этапы для бригад. На каждом этапе одна бригада мчалась впереди, пробивая путь, остальные шли в колонне следом. Когда горючее и боеприпасы у головной бригады кончались, ее сменяла другая. Создавалась неостанавливающаяся лавина.

Перед маленькими городишками не задерживались. С хода таранили заграждения. Повернув башни чуть в бок — один танк направо, другой налево — с полным огнем из орудий, пулеметов и автоматов мчались по главной улице. В небе, обгоняя танки, летела воздушная гвардия и за три минуты до наземных войск хорошим огоньком «предупреждала» гарнизон противника о гибели.

Есть ли предел силе, энергии и выносливости русского человека, когда он воодушевлен? Ну, пусть танкисты — они на машинах, им можно приклонить голову, вздремнуть на ходу. А пехота! Советская пехота, прошагавшая с боями от Волги до Шпрее! Где может быть предел ее силам?! Эти богатыри шли за танками, почти не отставая. Стоило только танкистам остановиться, чтоб заправить машины, как их обгоняли вдохновенно шагающие пехотинцы. Идут, заткнув за пояс полы шинелей, — вот-вот побегут со всех ног. Будто за спиной не пройденные километры, с боями на каждом шагу. Будто только что из дому вышли разделаться с бандитами, которые здесь на европейской улице людям проходу не дают.

Несколько дней мчались танки. Николай почти не сходил с брони. Немного болела нога. Когда было совсем невмочь, он садился тут же на крыле возле башни. От мотора, который не успевал остывать, корпус машины был теплым.

Юрий выбрался из люка. Его похудевшее лицо было темным от копоти и пыли. На миг в горящих глазах мелькнула тревога: «Где Николай?» Но он быстро увидел друга и склонился к нему.

— Коль! Чувствуешь, как мотор четко работает? Ситникова не раз помянешь.

Николай задорно тряхнул головой. Встречный ветер шумит в ушах и бросается в рот, прерывая дыхание, лишь скажешь слово. Колонна грохочет по шоссе, оставляя на асфальте вдавленные следы гусениц.

На обочине мелькнула желтая немецкая табличка:

«Потсдам — 2 километра».

Юрий увидел ее и закричал, хлопая друга по плечу.

— Смотри, смотри! Это предместье Берлина.

Сбавляя бешеную скорость, танки открывают огонь по завалам на окраине, по домам справа и слева. Оттуда стреляют немцы. Десантники спрыгивают и бросаются на завал. Застрекотали автоматы.

— Гранаты, гранаты! — командует Николай. Он бережет раненую ногу и не сходит с танка, хотя это опасно.

Вот один смельчак-автоматчик взобрался на завал и машет танкистам: «Давай, мол, вперед! Тарань! Можно».

Танк Юрия вырывается из колонны. Николай прячется за башню. Машина, будто прыгнув, сразмаху толкает преграду. Мотор ревет. Еще усилие, еще! Летят в стороны телеги, груженные камнем, бочки с гвоздями, ящики с кирпичами и еще какой-то хлам.

Немец в форме юнкера, грязный, без фуражки подкрадывается сбоку с противотанковым ружьем. Николай прицеливается и пускает длинную очередь из автомата. С крыш бьют пулеметы. Юрий наводит на них орудие, танк вздрагивает от частых выстрелов.

Вдруг Юрий слышит по-радио голос Сони: «Я — Буря, я — Буря. Не задерживайтесь! Не задерживайтесь! Быстрее на канал — захватить мосты, захватить мосты!»…

Юрию хочется ответить ей, хочется рассказать Николаю о том, что Соня вернулась. «Какой она молодец! В такие дни нашла бригаду, догнала ее». Хочется сказать Соне хоть одно слово: «Вперед!» Но он не может приказать, чтобы радист переключил на передачу: надо спешить. Он сигналит рукой из люка десантникам. Те быстро взбираются на танк.

— Включай четвертую! — командует Юрий механику.

Его обгоняют другие машины. Снова преграда. Кто-то другой идет на таран. Танк застревает в грудах камня, в щепах, в хламе. На него лезут немцы. Десантники выручают, завязывается рукопашная.

Николай размахивает руками: «Так их!» Его подмывает кинуться туда. Он посылает автоматчиков. А Юрию не терпится. Он командует: «Полный газ!» и таранит завал сбоку. Задние машины стреляют через головы по зданиям впереди. Дома тонут в огне и дыме. Подъезжает «катюша» и присоединяет к огню танков ливень пылающих снарядов.

Танк Юрия прорывается дальше. За ним остальные. Десантники бегут следом, не чувствуя под собой земли. Из каждого дома отчаянная стрельба. Гранаты летят в окна. Лавина танков, сея огонь орудиями и пулеметами, метр за метром продвигается вдоль улицы.

Николай стоит у башни. Юрий показывается на секунду: «Соня здесь!» Но Николай не слышит. — «Мы им покажем!» — отвечает он. Юрий смеется, разгоряченный боем.

В этот миг дымное пламя вспыхнуло на их танке. Горящие капли газойля брызнули Николаю на затылок, и он обернулся. Загорелись запасные бачки. Николай быстро скидывает с себя тужурку и начинает; сбивать пламя.

Юрий увидел. Он решает сбить пламя ветром и, ничего не говоря экипажу, командует механику-водителю: «Полный газ. Без задержки, без задержки». Водитель, слушая спокойный голос командира, выжимает из мотора все. Стрелка на спидометре, показывающая скорость, перевалила все дозволенные границы.

Колонна бригады летела через город громоподобным вихрем. Впереди, словно гвардейское знамя, полыхал факел горящего танка. Рвался надвое воздух. Казалось, что не от снарядов, не от пуль рушатся стены, сыплются кирпичи, известка, а от гигантской силы урагана, ударившего по сторонам. Будто появился разозленный сказочный богатырь Вихорь Вихоревич и в гневе промчался по городу.

Юрию и Николаю не удавалось сбить пламя. Горючее проникало внутрь и трещало там. Вот-вот взорвется мотор, и танк встанет. Они домчались до конца. Механик затормозил. Улица уперлась в канал. Бетонные берега были круты. Мосты оказались взорванными.

— Горим! — закричал Юрий экипажу. — Вылезай!

На другой стороне возвышались здания германской столицы. На канал вслед за первым танком один за другим вылетели остальные. С каждой минутой на берегу становилось теснее и теснее. Машины выстраивались вдоль края и стреляли в упор по домам первого берлинского квартала, которые начали оживать и извергать огонь. Десантники сгоряча прыгали в грязную воду, чтобы вплавь перебраться через канал.

Юрий увидел, что некоторым автоматчикам вода была по горло, они шагали по дну. Пламя перекинулось на башню и жгло ему спину, но Юрий никак не мог в такой день покинуть танк. Он быстро спустился из башни вниз и сел за рычаг. Мотор лихорадочно стучал. Юрий включил скорость и дал с места полный газ.