Капрал Серов: год 1757 - Иван Юрьевич Ланков

Был у меня там мимолетный знакомец, авось, помог бы с переводом. Хотя, конечно, не факт, что этот самый знакомец умеет читать.

Пойду, что ли, чаю попью с Ниронненом и Фоминым. И успокоюсь немножко, и, может, какой-нибудь дельный совет получу.

* * *

Нироннена на месте не было, он задержался на совещании у командира батальона майора Небогатова. Маршрутные листы, порядок следования и все такое прочее – дело небыстрое.

У его палатки за легким походным столиком на скамейках сидели ундер-офицеры Фомин и Ефим. Неподалеку суетился денщик Нироннена Федька Синельников, растапливая сухой щепой сбитенник – это такая здешняя допотопная версия самовара.

Фомин жестом пригласил меня к столу и задумчиво посмотрел на Ефима, почесывая подбородок.

Ефим поморщился и примирительным тоном сказал:

– Да ладно тебе, Степаныч. Обошлось же!

– Обошлось, говоришь? – Фомин цыкнул зубом и побарабанил пальцами по столу. – То есть ты тоже не понимаешь, где твой крестничек дров наломал?

– Да понимаю я, что ж не понимать-то! – недовольно выдавил из себя Ефим.

Хм… Это они что, меня обсуждают, что ли? Про вчерашнее? И когда только Фомин успел узнать! Хотя чего это я. Это же Фомин, он всегда про все знает.

Фомин выпрямился и крикнул:

– Федька! Ну-ка, сбегай к Григорьеву, принеси варенья! Да быстро, одна нога здесь, другая там!

На лице Синельникова мелькнула недовольная гримаса. Ну ясно же, что его отсылают на другой конец лагеря, чтобы он при нашем разговоре уши не грел. Но куда деваться-то? Вскочил и побежал.

Фомин проводил его взглядом и, дождавшись, когда тот отбежит подальше, повернулся обратно к Ефиму:

– Ну, раз понимаешь – сам ему все и скажи. Твой человек все-таки, тебе и воспитывать.

– О чем речь? – решаюсь подать голос.

Фомин откинулся назад и принялся набивать трубку, искоса поглядывая на Ефима. Ефим покачал головой и потер рукой шею.

– М-да. В общем, так, как ты воевал вчера, крестник, – так больше не воюй, ладно?

Э-э-э…

– Так я ж не знал, что они сразу драться будут! Как я успеть-то мог? И так со всех ног бежал, а все равно смертоубийство не предотвратил.

Фомин усмехнулся, пыхнул трубкой и указал Ефиму на меня. Смотри, мол, я ж говорил!

– Уф… Ладно. Слушай и запоминай, крестник. Не запомнишь – уж не обессудь, забуду, что ты капрал, буду науку палкой вколачивать.

Он начал монотонно перечислять мои ошибки, загибая пальцы, а у меня от стыда загорелись уши. Азбучные истины же!

Пехота по одному не воюет. Сила пехоты – в строю. Конный одиночка всегда сильнее пешего одиночки. Одиночка со шпагой всегда сильнее одиночки со штыком. Штык силен только в строю. Человек, освоивший рапирную науку и шпажный бой, может один перебить сколько угодно набегающих в беспорядке одиночных пехотинцев.

Вчера меня спасло только то, что Сашка и Ерема спохватились и собрались-таки в строй. Если бы человек в черном не увидел выходящих из перелеска четверых идущих плечом к плечу пехоцких – он спокойно убил бы и меня, и Степана, и пошел бы дальше в лес резать остальное стадо. И уж будь уверен, Жора, убил бы всех и даже не вспотел бы.

– Так у них же уже бой шел! – попытался оправдаться я. – Что ж мне, в сторонке ждать надо было?

– Да, Жора, ждать. Они убивают друг дружку – а ты жди. Пусть хоть на лоскуты друг друга распускают – а ты стой и жди. Пока хотя бы еще кто-то плечом к плечу не встанет – даже не думай вступать в бой, понял? И вот еще что. Ты почему шпагу выбросил, а штык оставил?

Я отвел глаза в сторону.

– Не умею я шпагой. Ну, вот как они танцуют – я так не смогу.

– А штыком что, быстрее шпаги колоть сумеешь? Ага, молчишь! Вот то-то же! – Ефим аж раскраснелся.

Фомин удовлетворенно кивнул, выбил трубку об столешницу, встал, отряхнул пепел с камзола и сказал:

– Ну вот и хорошо. Вот и поговорили.

Ефим досадливо крякнул и махнул рукой. Фомин невозмутимо продолжил:

– И еще два совета вдогон. Первый: после всякого боя беседуй с людьми. Вот как мы сейчас с тобой беседуем. Учи людей и учись сам. И второе. Напомни завтра, покажу свейский хват, крестом. Это когда шпагу с мушкетом крест-накрест берешь и так идешь в рукопашную. Правда, у свеев мушкеты полегче да помельче были, с нашими так тяжело делать, но ты все равно попробуй. Для боя в лесу вполне сойдет.

Фомин налил из сбитенника горячего чаю, поставил пиалу передо мной. Передвинул по столу светильник, чтобы разглядеть в вечерних сумерках мое лицо, и сказал:

– Прекрати уже думать, как одиночка, капрал. У тебя люди, и они тебе верят. Не погуби их.

* * *

Марш на Либаву выдался для нас достаточно легким. Погода была – самое то для похода. Не холодно, можно идти без кафтана, но в то же время и не летняя жара. Легкая облачность временами закрывает прибалтийское небо, иногда разрожаясь легкой моросью, но всей этой мороси – так, слегка пыль прибить. Дорога не раскисает, телеги и повозки спокойно катятся дальше.

Обоз идет без всяких нареканий. Видимо, зимовка во Пскове и весеннее стояние в Якобштадте нестроевые провели с пользой. Весь подвижный состав в порядке. Каждый вечер, когда полк останавливается на ночлег, – обозные прибывают в полном составе. Посылать на выручку отставшим конную команду вместе с полковым инженером необходимости не возникало.

Мы идем в составе второй бригады под командованием генерала фон Мантейфеля. Красиво звучит! Бригада! Под командованием! Ага. По идее, в Отдельный осадный корпус отправили чертову уйму войск. Бригада генерала Салтыкова – четыре пехотных полка. Бригада генерала Трейдена – четыре пехотных полка, гусарский полк и казачий донской. Бригада нашего генерала фон Мантейфеля – три полка. И вся эта мощь идет на соединение к четырем полкам, что уже должны прибыть в Либаву на кораблях из Ревеля. Плюс к этому – артиллеристы, инженеры и много кто еще.

По идее, такая мощная армейская группировка должна забить всю дорогу, как это было прошлой осенью. Должно быть полным-полно людей в красном в каждой деревне и корчме, на каждой встречной лужайке должны быть лагеря и стоянки, а в разбитой в грязь кочковатой дороге должны торчать намертво завязшие в грязи сломанные армейские повозки.

Но нет. Идем спокойным прогулочным шагом, никому не мешаем, никто не мешает нам. Без всякого напряжения сил делаем по двадцать с лишним верст в день. На небольших речушках и