Том 2 - Валентин Овечкин

— Просто как коммунист! Ха! — Маслеников продолжал сотрясать стены тяжелыми шагами. — Да вы понимаете, что вы там чуть ли не чистку партии учинили? Где, в каких инструкциях записано, чтобы на открытом партийном собрании ставился вопрос об исключении из рядов партии коммунистов?..

— У них там беспартийные даже голосовали, — добавил Холодов. — В протоколе записано.

— Даже голосовали? Еще лучше! Старый член партии, не знаете Устава партии, в которой состоите!

Долгушин поднялся, подошел к окну, распахнул его — в кабинете было душно и сильно накурено, атмосфера сгущалась во всех смыслах, — присел на подоконник.

— Если я ошибся по форме, то неужели вас, Дмитрий Николаевич, совершенно не интересует существо дела? Почему вы начинаете с формы, а не с главного: что было в колхозе и что вынудило меня к таким действиям? Разве вы не согласны, что тех мерзавцев действительно нужно было гнать с позором из партии? Воров, спекулянтов, пропойц? Сейчас там, за эти дни после собрания, еще много нового раскрылось. Развязались языки. Стали люди говорить обо всем, не боясь. Уже известно и кто телятник спалил. Дело кончится судом над целой шайкой бандитов! Но я думаю, что и по форме все было сделано правильно. То, что мы вынесли на открытое партийное собрание такие вопросы, — именно это и помогло там начать оздоровление обстановки. Вы что, боитесь подрыва авторитета партии? Так в этом же и сила и авторитет партии — в связи ее с народом! Когда мы открыто говорим о своих промахах и болезнях, на глазах у людей очищаемся от всякой дряни — это лишь поднимает доверие народа к партии.

— Может быть, для связи с народом и пленумы и партийные конференции наши предложите проводить открыто?

— Да, да! — подхватил Медведев. — Вообще растворить партию в массах! Отсюда один шаг и до ликвидаторства!

Долгушин чувствовал, что его слова падают в вату, но все же продолжал говорить.

— Буду доказывать где угодно, что и с Бывалых поступили правильно! Нельзя в таких случаях формально подходить к делу. Человек, мол, недавно только послан председателем, как же его снимать, а тем более исключать из партии? Ну, а если с посылкой его в колхоз действительно ошиблись? Что ж, теперь людям так вечно терпеть последствия этой ошибки? Недавно послан, да, но уже успел показать себя во всей красе. Нет надобности еще три года к нему присматриваться. Человек может и в один день вдруг раскрыть свои душевные тайники — в трудной обстановке. Как трус или перебежчик на фронте. Бросил винтовку, поднял руки — вот и все уже ясно.

— Я думаю, товарищ Долгушин, — перебил его Маслеников, — придется все же вытащить вас с этим делом на бюро обкома.

— Зачем же меня «вытаскивать»? Позвоните — сам приеду.

— Райкома вы, как видно, совершенно не боитесь. Вероятно, здесь сказываются ваши прошлые московские масштабы работы. Но вам и на обком наплевать! Вы даже забыли, что председатели колхозов — в областной номенклатуре!

— Эх, Дмитрий Николаевич! Если бы вы тогда со мной в «Рассвете» походили по фермам, бригадам, поговорили с колхозниками, посидели на том собрании, и вы бы забыли, в чьей номенклатуре Бывалых!..

Долгушину вдруг стало невыносимо обидно за себя, за те хорошие, светлые чувства, с которыми он ехал из Москвы на постоянную работу в деревню, за то немногое еще пока, что он успел сделать в МТС и колхозах.

— Выражения у вас, товарищ Маслеников!.. — сказал он с горькой усмешкой. — «Вытащим на бюро». В какое-то пугало превращаете бюро обкома! А мне бы хотелось приезжать в обком, как в дом родной, за советом, помощью, теплым, ободряющим словом…

Долгушин соскочил с подоконника, заметив, что Маслеников, переглянувшись с Медведевым, взялся было за шляпу.

— Нет, погодите! Я еще имею кое-что вам высказать. Вы здесь предъявили мне тяжкое обвинение, что я вообще против какого бы то ни было руководства со стороны директивных органов. Такие вещи нельзя оставлять без ответа. Ведь это же все равно, что обвинить меня в эсеровщине, скажем, или оппортунизме. О ликвидаторстве уже говорилось… Присядьте, Дмитрий Николаевич, еще на минутку. Я не вижу вашей машины во дворе. Вы же отпустили шофера пообедать?

Долгушин сел за стол, вытащил из ящика несколько толстых тетрадей в клеенчатом переплете, полистал их.

— Не часто мы видим у себя в МТС секретарей обкома. Много рассказал бы я вам. Это мои дневники. С первого дня начал записывать все, что видел, узнавал, думал. Но это надолго разговор. Я вижу, вы торопитесь…

Долгушин, вздохнув, спрятал тетрадки обратно в стол, задумался.

Хотя он среди собравшихся в кабинете людей находился в положении лица подначального, тем более провинившегося, которому делают выговор, обязанного больше слушать, чем говорить, невольно все же как-то получалось, что разговор вел он. И даже, когда он умолкал на минуту, ждали, что он еще скажет. Самая тема разговора и упорство Долгушина заставляли его слушать. И неприятно было то, что он говорил, и все же слушали.

— Сколько встает перед нами каждый день таких вопросов, с которыми нам самим трудно справиться или где нам нужен дельный совет! Не знаю, есть ли еще человек на свете, который бы так горячо желал, чтобы им руководили, как желаю в эту весну я! Но руководили по-настоящему!.. Вот трактористов мы зачислили в штат МТС. Но разве этим и кончается превращение колхозника-механизатора в настоящего рабочего?.. А хозрасчет? Вероятно, машинно-тракторные станции будут скоро переводить на хозрасчет, надо же наконец взять на карандаш себестоимость продукции. Но хозрасчет в условиях нынешнего сельского хозяйства, такой вот двойной ответственности за урожай и работников МТС и колхозников, это совершенно не похоже на промышленность… А севообороты? А вопрос о переднем крае в колхозах?..

— Это еще что за передний край? — спросил Маслеников.

— Как на фронте передовая проходит извилисто, а не всюду ровно по линеечке, так и в колхозах сейчас передний край нового не на одной черте. В нашей зоне двенадцать колхозов, и все разные по своему уровню организованности, дисциплины, культуры. Этот колхоз вряд ли еще справится с такой-то задачей, а другому она как раз по плечу. Для одного колхоза это увлекательная мечта, рывок вперед, для другого — скучный, пройденный этап. Давать сейчас одинаковые задачи всем колхозам — все равно что собрать в лекторий людей с разным образованием: и за три класса, и за десятилетку, и за два курса университета — и начать читать им всем лекции о методе меченых атомов в химии. Опёнкин во «Власти Советов» дошел уже до расщепления атомного ядра, этому можно уж и за антипротоны браться. А кой-кому следует таблицу умножения хорошенько повторить. «Власть Советов» может сегодня приступать уже к строительству соцгорода на месте старого села. На текущем счету у них свободных средств три миллиона. Круглосуточные детские ясли, детсады, Дворец культуры, радиоузел, водопровод, колхозный санаторий — на все хватит у них сил. Этот колхоз может уже в полной красе показать всем новую жизнь нашей деревни. Пора ему уже блистать не только высокими урожаями и образцовыми коровниками, а именно счастливой жизнью людей! На могучие плечи Опёнкина — и ношу богатырскую! А где-то в другом колхозе надо добиваться пока еще хорошего выхода на работу и хозяйского отношения колхозников к общественному добру… Даже болезни у отстающих и у передовиков неодинаковые. Сегодня мы распутываем этот клубок преступлений в «Рассвете», а завтра надо что-то делать с колхозом «Спартак».

— А что случилось в «Спартаке»? — осведомился Медведев.

— Ничего особенного, Василий Михайлович, кроме того, что колхоз свернул с социалистического пути, куда-то на купеческий путь.

— Что-о?..

— Да, так. Колхоз этот у вас считали много лет благополучным. Поставки выполняют, на трудодень выдают прилично, миллионеры — чего еще надо? И товарищ Мартынов, естественно, редко туда заглядывал, и вы, очевидно, полагаете, что в «Спартаке» районным руководителям не над чем ломать голову. Побольше бы, мол, таких хозяйственных председателей, как Золотухин. Мне тоже, когда я приехал сюда, расхвалили этот колхоз. По десяти рублей на трудодень дали, семь автомашин имеют, у председателя — «Победа». А недавно я там был, посмотрел хозяйство, посидел вечер в бухгалтерии и разобрался в источниках колхозных доходов. Животноводство у них средненькое, урожаями не блещут. Выезжают на некоторых прибыльных вещах — на чесноке, конопле, клубнике. И умеют продать свой товар. Куда что повезти, чтобы выгоднее продать, этому их учить не надо. Как в бюро погоды сходятся из разных областей Советского Союза метеосводки, так у Золотухина на столе в кабинете каждый день свежие телеграммы — где что почем на колхозных рынках. Но этого мало, что свои продукты продают. Оказывается, колхоз содержит в разных городах целый штат агентов по купле-продаже всего, что под руку попадется. Накупили лошадей в Ставропольщине, перегнали в Татарию, продали втридорога, заработали на этой операции двести тысяч рублей. В Казахстане покупали баранов, в Харькове торговали молдавским вином, в Ленинграде — кубанским рисом. Это уже похуже, чем просто коммерческие загибы в колхозной торговле. Самое настоящее барышничество… Вы, товарищ Медведев, ломитесь в открытую дверь: «Руководили и будут руководить, не отдадим колхозы никому на откуп!» Никто не посягает на ваши права. Руководите, пожалуйста. Очень просим! Не упускайте из поля зрения и такие колхозы, как «Спартак». Ведь в конце концов все наши хозяйственные планы — для социализма, для воспитания социалистического человека. Нам не все равно, каким способом наживают председатели эти миллионы. Что там за парторганизация в «Спартаке»? Как позволяют коммунисты Золотухину заниматься такими вещами? Декларируете свое право на руководство, а сами не руководите по-настоящему. Избегаете трудных, щекотливых вопросов, выбираете, что полегче. Если интересоваться только сводками по текущим кампаниям, не много узнаешь о жизни колхозов. Очень отстает у нас работа партийных организаций от уровня хозяйственных дел!..