Все зависит от тебя - Гоар Маркосян-Каспер

Разведчики слушали Кнеуфи безмолвно, не задавая вопросов, не потому что их не было, а просто оставляя на потом, все ждали, когда Кнеуфи дойдет до города «белых».

— Все записи, которые удалось сделать, хранятся у градоначальника, — сказал наконец Кнеуфи. — Когда я услышал о городе, которого нет на карте, мне смутно вспомнилось, что я читал о таком. Я просмотрел записи и нашел место, где излагалось предание о нем. Или, скорее, о них, поскольку их было три. Девять или больше веков назад, — семьсот тридцать местных лет, «перевел» для себя Дан, — была сделана попытка изменить плачевный для нас ход истории. Лучшие умы нашего народа понимали, что Глелла на краю гибели и, полагая, что причина в самих глеллах, решили вдохнуть в них жизненную силу искусственным путем. Улучшить наследственный материал. Я не совсем понимаю, что под этим подразумевается, но по вашим глазам вижу, что для вас это не непостижимо. Исходный материал они взяли… — его лицо болезненно исказилось. — Я не знаю, что это означает. Записи примерно три века, и тот, кто писал, не просто выводил слова, но понимал их смысл. А я уже нет. Как это могло с нами случиться? Почему?.. — он помолчал, потом выговорил совершенно беспомощно, так, что у Дана сжалось сердце: — Вы не бросите нас? Не оставите одних в этом… в этом мраке?

— Нет, — сказал Маран с силой, — Нет, Кнеуфи, нет!

— Спасибо… Так вот, материал они взяли у трех потомков одного известного на Глелле дейула. Наверно, это были выдающиеся люди, я не знаю. Но получилось не все. С одной стороны, новое племя оказалось смелее, инициативнее, они стали создавать новое, чего на Глелле давно никто не делал…

— Например? — спросил Маран.

— Они построили город. Вначале один, потом еще два. Такого не было уже самое меньшее девять веков. — Дана удивило повторение некруглого числа, потом он сообразил, что при здешней системе счета это такой же привычный оборот, как для землянина «тысяча лет». — Они восстановили порты и корабли, на которых можно было летать в космос. Это видимая часть, возможно, в своих городах они занимались чем-то еще. Но сами города — это уже другая сторона. Они обособились. Возможно, этому способствовало то, что они отличались от прочих внешне, их не зря прозвали «белыми», ведь обычно глеллы смуглые и темноволосые. Как я. Рождаются и светлые, но очень мало. Наверно, они были и умнее, во всяком случае, так было задумано. Словом, они поселились отдельно. Никого к себе не пускали. Постепенно стали смотреть на остальных глеллов свысока, даже на своих — иногда у них рождались дети, похожие на нас, их, правда, не выгоняли из городов, но относились к ним плохо, так что некоторые ушли сами, переселились к нам. Постепенно возникло взаимное недовольство, и в конце концов, века через два «белые» покинули Глеллу. Улетели на своих космических кораблях неведомо куда.

— Почему же неведомо, — сказал Патрик. — Очень даже ведомо.

— Вы встречали их? — спросил Кнеуфи.

— Да, доводилось, — Патрик иронически хмыкнул.

— Это были неприятные встречи?

— Не самые приятные. В основном, правда, досталось Марану, не нам.

— Они причинили тебе зло? — обратился Кнеуфи к Марану. В его голосе звучал подлинный ужас.

— Я не в обиде, — ответил Маран спокойно. — К тому же в недоразумениях, которые между нами возникли, в немалой степени были повинны и мы, эдуриты.

Дан напрягся. Он был убежден, что Маран упомянул Эдуру сознательно. Но Кнеуфи ничем не показал, что это слово вызывает у него какие-то ассоциации. Его беспокоило другое.

— И вы простите нам, если с вашим другом случилась какая-то беда в городе, построенном нашими соплеменниками?

— При чем тут вы? — ответил Маран с досадой. — Если с ним что-то случилось, вина за это целиком лежит на мне.

— Почему?

— Да потому что он молод и неопытен. Я не должен был позволить ему отправляться в подобное место. На то есть более подготовленные люди.

— Но ты же не знал, что это за город.

— Я был обязан предусмотреть все. Город необычен, этого достаточно.

— Я понимаю ход твоих мыслей, — сказал Кнеуфи после паузы. — Почему же ты поступил не так, как считаешь правильным?

— Потому что позволил себе думать о вещах, о которых в экспедиции стараюсь не вспоминать… Разболтался и размяк, — добавил он сердито, но тихо, уже не для Кнеуфи, а для Дана или, скорее, самого себя.

— О чем же ты думал? — продолжал спрашивать Кнеуфи. В его манере задавать вопросы было что-то наивно-детское.

— О своей жене. Лейу.

Дан чрезвычайно удивился, что Маран вообще заговорил на такую тему, но потом понял, что это ответ на вчерашний жест Кнеуфи. После того, как тот впустил его в самую сердцевину интимной жизни своей семьи, Маран считал себя обязанным приоткрыть хоть какую-то малость, как бы неприятно ему самому это не было, а ему наверняка было неприятно, он терпеть не мог рассуждать вслух о вещах сокровенных, да еще с посторонними.

— А сколько их у тебя?

— Одна. У нас не бывает больше.

— Не бывает? — удивился Кнеуфи. — И вам не страшно так жить? После смерти Лаун гармония в нашем дейуле, — он так и сказал, гармония, и Дан поразился тому, что он употребил именно это слово, — сильно нарушилась, и мы не скоро обретем ее вновь, хотя у нас еще три лейу. А что случится с тобой, если умрет твоя единственная?

Дан поежился. Его собственный язык не повернулся бы задать Марану подобный вопрос. Но Маран ответил совершенно спокойно:

— Возможно, что тогда умру и я.

Дан поперхнулся, а Патрик подскочил на месте и спросил сидящего рядом Мита:

— Надеюсь, он шутит?

— Надейся, — ответил Мит коротко.

Кнеуфи помолчал.

— Я хотел бы, чтобы ты рассказал мне… — начал он, но, к счастью — так, во всяком случае, подумал Дан — ему помешала вспыхнувшая под потолком красно-оранжевая переливчатая полоса, а потом в верхней части экрана появились блестящие кубики и брусочки. Город, в который они направлялись, уже виднелся на горизонте.

Город был не очень большой, а вернее, совсем маленький, он состоял всего из шести или семи сотен разноцветных «термосов» и даже при местных обычаях с их дейулами мог вместить лишь несколько тысяч жителей. От других его отличало не только единство архитектурного стиля, была еще одна деталь, которую Дан отметил сразу: отсутствие площади. Площадь в центре была непременным атрибутом всех поселений на этой планете… Так ли? А город с башнями, где они высадись вначале? Нет, там башни построили позднее, на месте площади, от которой остался характерный ободок. Здесь же дома были разбросаны по равнине, поросшей сиреневыми цветами, как попало, но довольно близко друг к другу, их разделяли лишь остатки высохших кустов. И еще тут было множество дорожек, оплетавших дома и полисадники, узких, наверно, пешеходных, велосипедных, если они ездили на велосипедах или чем-то подобном. Конечно, в транспорте здесь нужды не было, в городе, занимавшем площадь в какой-нибудь десяток квадратных километров, передвижение с помощью автомобилей или флайеров представлялось полной бессмыслицей, скорее всего, по нему ходили пешком, во всяком случае, по поверхности земли.

Флайер висел в воздухе над центральной частью городка, и по правой половине экрана медленно проползали укрупненные дома и промежутки между ними. Неплохо они освоились, подумал Дан с одобрением, неделю назад еще никто не подозревал о возможностях видеотехники, которой были оснащены местные летательные аппараты, правда, разбирался со всем наверняка Патрик, но теперь флайером управлял глелл и работал вполне профессионально.

— Вот он! — закричал Патрик.

Овальная зеленая крыша земного флайера была видна издали, но никакого движения вокруг — ни с высоты, ни при приближении.

— Садимся, — сказал Маран Кнеуфи, и тот, немного повысив голос, произнес несколько фраз на своем языке.

Флайер был пуст. Целехонек, дверцы аккуратно закрыты, хоть и не заперты, внутри полный порядок. И никого.

— Расходимся, — скомандовал Маран. — Всем искать вход в подземелье. Не теряя при этом из виду хотя бы одного из своих. Кто найдет, пусть сообщит по связи. Самостоятельно внутрь не соваться. Давайте. Это должно быть где-то рядом.

Это действительно оказалось рядом, хотя прошло не менее десяти минут, прежде чем Мит, находившийся в поле зрения Дана, остановился и помахал ему рукой, одновременно активируя «ком».

Люк почти не отличался от множества своих аналогов в других городах: квадратная, размером примерно 3х3 метра, светло-серая пластина, сливавшаяся с точно такого тона песком; разнился лишь оттенок, в других местах крышки люков были темнее и, соответственно, заметнее. И как и везде, при первом же звуке человеческих голосов крышка бодро отъехала в сторону, явив глазам окруживших вход людей точно такую же пологую лестницу, как в других городах. Только здесь никто не торопился на нее ступить.