Экзистенциализм. Период становления - Петр Владимирович Рябов

близок: образ лисенка, притаившегося в норе. Он весь в норе, но хвост чуть высовывает из норы. И вот мы можем за этот хвост выхватить и вытащить его. Скрывание открывания. Олитературивание себя. Это и у Сартра мы ярко видим: сочетание предельной, до бесстыдства, откровенности с предельным же достраиванием, скрыванием, олитературиванием себя под разными псевдонимами и лирическими героями. Это очень кьеркегоровское. Система героев, масок, зеркал, провоцирующая читателей. Множество масок, личин, чтобы читатель сам определился, кто он сам и как ему к этому относиться.

(Помните, в гениальном «Солярисе» Станислава Лема Крис Кельвин мучительно спрашивает у своего коллеги Снаута, кто же все эти «Гости», загадочные посетители их корабля, порожденные закоулками их же душ. И что он слышит в ответ? Снаут в ужасе отшатывается и пристально смотрит на него: «А ты? Кто ты такой?»)

Теперь перейдем ко второй части лекции о Кьеркегоре. Вот я рассказал о жизни Кьеркегора, об особенностях его, как сказали бы сейчас, письма. Теперь мы подошли к очень важному пункту, который нельзя миновать и который является принципиальным.

Я уже говорил, что на Кьеркегора противоречивым образом повлияли Сократ, в чем-то – романтики. Но еще одна важная точка его понимания – это Гегель. И Кьеркегора часто называют анти-Гегелем. Вообще, надо сказать, чтобы было понятно: почему Кьеркегор так ополчился на Гегеля? Потому что Гегель – это больше, чем Гегель. Так же, как мы с вами говорили насчет антитезы романтиков и просветителей, Паскаля и Декарта. Гегель – это не просто Гегель, какой-то философ, пусть великий, а это – целая эпоха в европейской культуре. Гегель – это вершина и конец классики. Это вера в разум, вера в науку, вера в прогресс, во все эти модерновые идолы. Последний величайший философ, который воплотил и довел до завершения некоторые тенденции эпохи. Спорить с Гегелем – это спорить со своим временем. Почти все, что было интересного в европейской философии XIX века, либо вышло из Гегеля, как его творческое развитие, преломление, отчасти критика: Маркс, Фейербах, Штирнер, Бакунин, которые были гегельянцами, но далеко ушли от Гегеля, творчески его пересматривая; либо вышло из врагов Гегеля, которые не принимали его изначально в самых его основаниях. Тут на ум приходят Шопенгауэр и Кьеркегор. (О Шопенгауэре я сейчас говорить не буду; думаю, все вы, конечно, имеете о нем какое-то представление.) Они всю свою философию строили как антигегельянскую. Но это не просто Гегель им не нравился, а им не нравилось то, что за этим именем стоит. А что за ним стоит?

Давайте пробежимся по пунктикам. И, говоря о Гегеле, будем одновременно говорить и о его антиподе – Кьеркегоре.

Во-первых, может, не самое главное, но существенное: Гегель очень ярко выразил ту убежденность философии Нового времени, что философ как частное лицо и философия, которую он создает, – это две большие разницы. То есть кто такой я, философ, как человек, как частное лицо, как я живу, это неважно. Гегель как человек был довольно ничтожным. Как о нем пишет Владимир Соловьев, «умеренный и аккуратный». При этом он считал, что он познал истину, он открыл людям Абсолют. И эти две ипостаси никак не связаны. Даже Шопенгауэр, который на Гегеля всегда нападал, тоже резко разделял в себе это. Он писал однажды: кто такой я? Это не тот неудачник, к которому на лекции никто не ходил, у которого все было плохо. А это тот, кто открыл людям истину, написав «Мир как воля и представление». Даже Шопенгуаэр при всем своем антигегельянстве следовал традиции: есть человек, а есть его философия. И важна философия. В философии личность преодолевается во всеобщем, в абсолютном.

Как вы понимаете, Кьеркегор высказывает ту важнейшую истину экзистенциализма, которая возвращает нас к Античности: «Сначала жить, а потом философствовать». Наша мысль – лишь часть нашей жизни, а не наоборот. Нельзя разделять философа и его философию. Нельзя разделять человека как частную личность и его учение. Повторяю, это может быть не самое главное, но это важно. Это вообще принципиально для всего экзистенциализма. Философия как часть философа, а не наоборот. Это не две какие-то разные реальности. Причем философ как личность – ничтожно малая величина, а его философия – это нечто грандиозное.

Второй момент. Гегель – это, как известно, торжество не просто рационализма, но и духа системности, того духа системности, с которым так воевали романтики. Гегель однажды сказал: «Истина – это система». Философия – как наука, систематичность, постижение всеобщего. С этим Кьеркегор тоже спорит, он говорит: нельзя систематизировать жизнь, нельзя систематизировать личность. Всегда будет остаток – иррациональное, личное, все, что вылетает из этой системы. То есть философствование Кьеркегора и экзистенциализма – это философствование антисистемное, антисциентистское, антиобъективистское, антирационалистическое. Самое главное – жизнь; личность всегда выпадает из системы. Система – это всегда что-то мертвое, завершенное, догматическое. Я уже говорил об особенностях писания Кьеркегора, его попытках схватить как раз вот это невыразимое, намекнуть, подвести, спровоцировать человека.

А дальше самое главное. Все знают главнейший тезис Гегеля: «Тождество бытия и мышления», «Все действительное разумно, все разумное действительно». Кьеркегор говорит: нет, между бытием и мышлением существует огромный зазор. Бытие вовсе не разумно. А разум вовсе не тождествен бытию. Между ними пропасть. И далее: для Гегеля важно только всеобщее, объективное, необходимое. Гегель – певец всеобщности. Личность – только момент во всеобщем. А случай, частность, личность – это всего лишь проявление необходимости, объективности.

Пафос Кьеркегора и его восстание идет по всем пунктам: против духа системы и, прежде всего, в защиту личности. Да, дважды два – четыре, но что мне с того? А вот самое главное – оно всегда личностно, всегда недоказуемо. Нельзя доказать, что есть Бог, нельзя доказать, что человек хорош. Но это – главное. И оно не вгоняется ни в какую систему, никак не передается, не доказывается. Об этом можно только свидетельствовать, но доказать нельзя. Кьеркегор защищает личность от безличности. Защищает свободу от необходимости. И в этом смысле Кьеркегор – вполне романтик. Вообще, у него отношения с романтизмом чем дальше, тем хуже, но в этом пункте он до конца остался романтиком. Как, например, он формулирует, что такое вера? Для него «вера – это тяжба о возможном». Во всем, что говорит об объективном, необходимом, всеобщем, безликом, для Кьеркегора чуется что-то тоталитарное, что-то бесчеловечное. То, что меня давит, исключает, превращает меня в вещь, растворяет. Против объективной истины – субъективная истина, против необходимости – свобода и возможность, против тотальности разума