Леди с дурной репутацией - Тереза Ромейн

И герцогиня выжила. Вот, пожалуй, и все, о чем он мог отозваться добрыми словами. С тех пор все пошло своим чередом. Сейчас это больше походило на контроль, но… Разве взрослая дама, герцогиня заслуживала, чтобы ее бранили или за ней шпионили — даже те, кто ее любил?

Это непростой вопрос, но Джордж чувствовал, что ответ на него скорее «нет». Если отец позволял себе рушить их финансы своим пристрастием к картам, то матери должно быть позволено рушить здоровье употреблением опиума, но ему, тем не менее, не хотелось становиться частью их саморазрушения. Ни за что!

— Ты никогда даже не пыталась бороться ради нас, — заметил Джордж, не ожидая от нее ответа. — Ради мужа и детей. Ты сдалась опиуму.

Секундная ясность в ее глазах затуманилась, и она опять опустила веки:

— Это все карты. И твой отец. Если бы я не давала отпор, меня бы никогда не побили.

— Чушь! — возразил Джордж. — Если не даешь отпор, тебя будут бить постоянно.

А почему Джордж сам не сопротивлялся воле отца? Почему позволил ему игнорировать потребности семьи и годами вел себя как невидимка?

Он задумался о будущем. Чего ему действительно хочется добиться, на что хватит сил, помимо этого дела и проклятой тонтины? Он бросился как в омут с головой в план Касс, потому что его можно было осуществлять; все-таки причина не чувствовать себя никчемным, как тот, кто бесцельно тратит время и ненавидит себя за это. Даст Бог, он переживет своего отца и станет следующим герцогом Ардмором, но уже не было сил ждать того дня, чтобы стать более значимой личностью, чем потребитель тканей, чая и роскошных сливочных соусов у Антуана.

И поцелуев восхитительной женщины.

Он не хотел! Это было нечестно по отношению к отцу и уж точно нечестно по отношению к самому себе. Даже если ему никогда не удастся завоевать сердце Кассандры, он все равно станет гораздо лучше. Процесс стоит усилий, точно так же как упражнения в стрельбе из лука на заднем дворе.

Вслух Джордж решительно произнес:

— Я намерен довести дело тонтины до конца, а потом опять буду жить отдельно.

Пусть это было сказано под влиянием момента, но зато искренне, по крайней мере ощущалось как правда. И от него зависит, будет ли это действительно таковым.

Мать слабо улыбнулась:

— Чем будешь заниматься кроме этого? Опять проводить эксперименты со своей камерой?

— С камерой-обскурой, матушка. Камера — это помещение, а не устройство.

— Ты же понял, что я имела в виду.

— Да-да. Пожалуй, чем короче, тем проще. Пусть будет камера. Да, я буду работать с камерой.

Очень многое ему хотелось оставить на память, зафиксировать на бумаге, и не только облик Лили, который скрывался во времени, но и лицо матери, когда оно было молодым и свежим, когда ей было не все равно, что ее окружает, до того, как годы, заботы и опиум заключили ее в раковину.

И тогда он закончил свой ответ:

— А еще я напишу отцовскому управляющему в Беркшире. Пришло время научиться управлять поместьем, так как отцу до этого нет дела. Пришло время заставить их работать лучше.

Но первое, что надо сделать, это съехать из Ардмор-хауса, снять номер в гостинице, и прямо сегодня, а через несколько дней или недель, если потребуется, подыскать какую-нибудь приличную квартирку.

Джордж посмотрел на кольцо, золото с изумрудом, лежавшее на столе, и обернулся к матери:

— Мне больше не хочется оставаться здесь. Тебе придется рассчитывать на свои силы.

Но ее уже не было здесь — унесло прочь. Он понимал, что она сейчас там, где ей хорошо и комфортно.

Выходя из комнаты, Джордж чуть не сбил с ног горничную матери.

— Прошу прощения, милорд. Вы навещали ее светлость? — задыхаясь, спросила Гатисс. Одна ее рука была прижата к боку, словно там у нее закололо, а в другой был зажат знакомый пузырек с аптекарской наклейкой.

Джордж сказал ей, где оставил кольцо, и добавил:

— Герцогиня предупредила, что вы скоро вернетесь, к приему дозы.

— Я как раз за этим и ходила, — Гатисс подняла руку с пузырьком. — Мне казалось, что в гардеробной есть еще один пузырек, но он оказался пустым. — Спокойное лицо горничной нахмурилось. — Вы простите мне откровенность, милорд?

— Разумеется.

— Мне кажется, ваша матушка принимает настойки больше, чем требуется.

Джордж чуть не рассмеялся в ответ на столь очевидное заявление, хоть тут и было не до смеха.

— Да, Гатисс, полностью с вами согласен. Как бы убедить ее остановиться? Мне никогда не удавалось это сделать, потому что она сама не желает останавливаться.

— О да. Ее светлость всегда поступает так, как ей хочется.

— Давайте сделаем вот что, — решил Джордж. — Когда я съеду отсюда, то нанесу ей визит — не просто заскочу выпить чаю и выразить почтение, а настоящий визит, как полагается. Как вы думаете, это пойдет ей на пользу?

— Это как вам угодно, милорд, только проблема в том, что ее светлость не знает, какой день сегодня или который час.

— Мне это известно.

Джордж спустился на первый этаж и постучал в дверь отцовского кабинета. Вместо лая, который должен был раздаться после его стука, из-за двери послышалось рычание. Когда раздалось ворчание герцога — этакий человеческий эквивалент собачьего рычания, — Джордж зашел в комнату. В этот раз он и не подумал поприветствовать картежников на картине.

Лежа на полу, огромные псы мрачно разглядывали вошедшего. Джордж опустился на корточки и заглянул им в глаза:

— Она научила меня всем трюкам. Теперь я знаю, как вести себя с вами.

Один пес зарычал, тогда Джордж повернулся к другому и стал чесать его за ухом, пока тот медленно не заморгал, вывалив язык.

— Ты пришел поиграть с ними? — возмутился Ардмор. — Мне нужно вывести их во двор.

Выпрямившись, Джордж посмотрел на отца поверх широкого, заваленного бумагами стола:

— Мисс Бентон могла бы научить их справлять нужду в ночной горшок.

— Она хорошо обошлась с Гогом и Магогом, — согласился герцог. — Но слава богу, она ушла. Вся эта идея, будто кто-то из тонтины координировал нападения, была сплошной глупостью.

— Ты говоришь это мне, когда я стою перед тобой с рукой в бандаже и сломанным плечом?

Один из псов — Джордж не мог сказать, Гог это был или Магог, — чихнул от души.

— Благодарю вас, — откликнулся Джордж. — Отец, ты не можешь отрицать очевидное.

Взяв какое-то письмо со стола, герцог пробежал его глазами и покачал головой:

— Это могло быть совпадением. Или случайностью.

— А твоя рана? Ты до сих пор плохо