Снова домой - Ханна Кристин

Сев в «вольво» и захлопнув за собой дверцу, Мадлен на секунду почувствовала, как будто она отгородилась от гнетущей атмосферы похорон. Но по дороге в места, где прошло детство Мадлен, она снова ощутила прилив воспоминаний. Ей вспомнился запах горящего воска и ладана, всегда встречавший Мадлен в церкви, густой аромат оранжереи, благоухание лилий. Мадлен внезапно вспомнила, как однажды архиепископ низким, монотонным голосом рассказывал ей о некоем отце Фрэнсисе, человеке, которого Мадлен почти совсем не знала. Набожный, очень серьезный, самоотверженный пастырь, всегда готовый прийти на помощь, – так говорил об отце Фрэнсисе архиепископ.

Но из мыслей ее сейчас почти не выходило воспоминание о восемнадцатилетнем молодом человеке, который когда-то спас ее. Она многое успела забыть, но твердо помнила свои отчаянные словэ: «Помоги мне», и простой ответ Фрэнсиса: «Я всегда буду рядом, Мэдди, всегда».

Выключив двигатель, Мадлен некоторое время сидела неподвижно, глядя нэ рэзбивэющиеся о ветровое стекло первые дождевые капли. Сквозь затуманенное стекло она видела бывший дом своего отца, обрамленный серыми тучами, окруженный голыми деревьями; окна в доме казались такими же черными, как в день смерти отца. Лужайка перед домом была просторной, покрытой увядшей травой и сухими листьями.

Наконец Мадлен со вздохом произнесла:

– Пойдем.

Мэдлен вошла в отцовский дом, огромный и страшный в своей пугающей пустоте. Формально это сейчас был ее дом, однако онз не могла думать о нем как о своем. Когда отец был жив, он отказал ей в любой помощи и поддержке, а после смерти... все оставил Мэдлен. Это было очень на него похоже: оставить дочери дом, деньги – все, что с детства было ей ненавистно.

Поднявшись по вымощенным кирпичом ступеням, Мадлен по дорожке, огибавшей розарий, которым некогда так гордилась ее мать, прошла на задний двор, усыпанный опавшими листьями.

Дальше участок плавно спускался к каменистому берегу, о который, рассыпая в воздухе мельчайшие брызги, бились морские волны. Мадлен увязала высокими каблуками в жухлой траве. Взойдя на причал, скрипевший при каждом ее шаге, она села, Лина примостилась рядом, свесив ноги вниз.

Казалось, они сидели так, молча, бесконечно долго, раз-глядывэя тучи, сгустившиеся нэд кромкой леса на дальнем берегу. Дождь понемногу усиливался, по водной глади пробежала легкая рябь.

– После того как умерла моя мать, отец привел меня именно сюда, – сказалэ Мадлен.

– Ты ведь в этом доме выросла, да?

Мадлен зябко передернула плечами и потуже завернулась в пальто.

– Да, здесь.

– На верхнем окне решетка. Мадлен посмотрела и кивнула.

– Там была моя комната.

– Он что же, запирал тебя там? Мадлен горько усмехнулась.

– Видишь, бывают в мире родители и похуже твоей матери.

Лина не ответила. После долгой паузы она произнесла:

– Я все хочу позвонить ему... Столько уже раз снимала трубку...

Мадлен обняла дочь за плечи, притянула к себе. Дождь намочил уже все вокруг, капал на лицо, проникал сквозь одежду.

– Я разговариваю с ним каждый день, словно он рядом со мной. Иногда мне даже кажется, что он вот-вот ответит.

Лина понимающе кивнула.

– Не знаю, что с нами дальше будет. Пока у меня такое чувство, словно за всем этим стоит что-то... – Она пожала плечами. – Сама не знаю. Мне так его не хватает.

Мадлен посмотрела на бедный, беззащитный профиль дочери. У Мадлен сердце разрывалось от жалости: она бы сделала что угодно, чтобы облегчить страдания дочери, помочь девочке поверить во что-то действительно важное, внести больше смысла в ее жизнь.

Энджел.

Имя прозвучало в сознании совершенно неожиданно. Мадлен выпрямилась и огляделась по сторонам. Странно, ей показалось, что она слышала голос Фрэнсиса. Но она тут же поняла, что это просто голос ее подсознания. Вновь понурившись, стала смотреть на морские волны, набегавшие одна на другую.

Но голос не отступал: «Дай ей отца». Именно это ей, наверное, посоветовал бы Фрэнсис.

Мадлен повернулась к Лине. Взгляд ее был такой пристальный, изучающий, что девушка не выдержала.

– Ты что, мам?

Мадлен нервно облизала губы, ощутив вкус дождевой воды. Ей стало страшно. Проще всего сейчас было улыбнуться, сказать: так, ничего особенного, просто задумалась. С тех пор как умер Фрэнсис, она стала лучше понимать, как хрупка и уязвима жизнь. Стала замечать, как часто люди ошибаются, как часто жалеют о невысказанных словах.

Пришло время учиться стоять за себя, за Лину. Она не будет половой тряпкой, рохлей, тем, чем всегда стремился сделать ее отец. Она должна помочь Лине начать новую жизнь. Хотя всякое может случиться: вдруг Лина убежит с Энджелом. Или вдруг он разобьет сердце девочки... Вариантов было бесконечное количество, беда могла нагрянуть откуда угодно.

Мадлен долгие годы жила по инерции, ничего не делая, чтобы изменить свою жизнь, но у нее ничего не ладилось. Она подумала о том, как лучше начать говорить с дочерью. Пожалуй, следует сразу сказать правду. Даже если она огорошит Лину.

– Я говорила с твоим отцом.

– Вот как?

Мадлен проглотила комок в горле.

– Да, говорила.

Очень медленно подняв лицо, Лина посмотрела в глаза матери.

Мадлен ждала ответа, но дочь молчала. Наконец тишина стала невыносимой.

– Сейчас он очень серьезно болен и потому никак не может с тобой встретиться. Но скоро...

– Хочешь сказать, что он не хочет меня видеть?! – Лина рывком поднялась на ноги. – Ну конечно, узнал, что у него взрослая дочь, и сразу заболел. Я тебе не верю. – Она отрицательно помотала головой.

Мадлен тоже встала и попыталась взять дочь за локоть.

– Лина... Девушка вырвала руку.

– Не трогай меня! Я не верю тебе! Мы приезжаем сюда после похорон Фрэнсиса, сидим под дождем, мокнем, и вдруг ты говоришь, что разговаривала с моим отцом. – Она истерично захохотала. – Сегодня – именно сегодня! – я узнаю о том, что у меня есть отец, но ему плевать на меня, он.даже встретиться со мной не желает. Ничего себе, хорошенькое дельце! Ну и прогулку мне мамочка устроила!

– Послушай, девочка моя...

У Лины в глазах сверкали слезы.

– Не могу тебе поверить, хотя, если разобраться, после твоих слов мне могло быть не хуже, а лучше.

– Лина, прошу тебя...

– Сделай мне одолжение, мама, не пытайся меня утешать, ладно? – кинув на мать последний рассерженный взгляд, Лина быстро пошла прочь, потом перешла на бег.

Мадлен некоторое время оставалась на месте, беспомощно глядя ей вслед, потом нагнулась и, подняв сумочку, пошла по причалу и начала подниматься по склону к машине.

Усевшись за руль, она посмотрела на Лину. Дочь сидела, скрестив на груди руки, опершись головой о боковое стекло. Глаза ее были закрыты. Мадлен подумала о множестве вещей, которые могла бы сейчас сказать, но все эти слова звучали банально и глупо в эту минуту. Наконец все же произнесла то, что считала важным.

– Мне очень жаль, Лина. Наверное, не надо было говорить тебе. Я просто не подумала.

Ответом было молчание. А так как сказать ей больше было нечего, Мадлен завела мотор.

Домой возвращались молча.

«Мне очень жаль», – сказала она.

После всего случившегося можно было бы понять, как мало значат слова. Как легко они тонут в океане боли. Так, что и следа не остается на поверхности.

Энджел медленно просыпался, улавливая звуки ее голоса. Потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, что она ему читает. Это оказались «Рассказы похитителя тела» Энн Райс. Если только он не ошибается.

Энджел усилием воли открыл глаза.

– Довольно странный выбор, – произнес он, слабо усмехнувшись. – Уж не хочешь ли ты этим сказать, что отныне мне нужно приучаться пить кровь?

Он был уверен, что она улыбнулась под маской.

– Извини, просто я выбрала на свой вкус. Подумала, что и тебе будет интересно. – Она со смешком пожала плечами. – Вообще-то надо было обратить внимание на то, о чем там написано, ты прав. Я просто решила, что тебе будет лучше, если рядом звучит чей-то голос.