Повтор - Яна Каляева

class="p1">Несколько секунд она молчит, глядя на дорогу, потом продолжает говорить как ни в чем не бывало:

— Забыла тебе сказать — дверца в душевой кабине стала плохо открываться….

— Оля, ты меня слышишь вообще?

— Конечно, слышу. Но ответить на твой вопрос не могу, прости…

— Почему?

— Потому что… ты никогда об этом не задумывался. Ты этого не знаешь. А значит, и я не знаю.

Несколько минут молчим. Получается, никуда я не выходил из белой комнаты… Отхлебываю из бутылочки — обычная тепловатая вода. Вдавливаю ноготь в подушечку большого пальца — больно. Смотрю на себя — на мне уже не некогда белая хламида, а джинсы, рубашка и сникерсы, которые я обычно ношу на выходных, если выбираюсь за город. То, в чем я чаще всего езжу в машине. Эти шмотки должны лежать в Олиной квартире…

Тихо спрашиваю:

— Ты можешь объяснить мне, что происходит?

— Только так, как ты сам себе можешь это объяснить. Но ведь ты знаешь, что никто не открыл бы тебе ту дверь только потому, что ты так сказал… Ты же понимал, во что ввязываешься: чтобы исчезли ограничения на действия Дара, должна исчезнуть та личность, которая их создала своими границами.

— Вроде бы да… Но я говорил со сверходаренными — у них были личности. Они вернулись к своей жизни, к своим семьям, даже к работе — и никто не отмечал, что они стали подменышами какими-то.

Когда мы с Олегом приходили в квартиру Антонова, его жена так просто и спокойно сообщила, что он в управлении… Если бы ее муж вернулся из «отпуска» другим человеком или не человеком вовсе, она бы это, наверное, поняла. Хотя… может, в долгом браке люди становятся привычны друг для друга, словно предметы обстановки, и особых эмоций уже не вызывают.

— Потом эти люди снова становились похожими на себя, — Оля не отрывает глаз от дороги. — Но мы ведь не знаем, через что они прошли. Они не смогли этого объяснить. Побоялись, наверно, что их примут за психов… понимаешь теперь? И мы не знаем, сколько людей так и не смогли выйти из белой комнаты. Даже если физически их оттуда в конечном итоге вынесли.

Почему она это говорит? Хочет меня напугать? Нет, это я сам себя пугаю. Но все-таки эта некая тень Оли. У Оли светлая голова, вдруг она поможет мне найти решение?

— Оля, скажи, что мне делать? Как выбраться отсюда?

Оля немного молчит, потом грустно отвечает:

— Прости, Саня, но на самом деле я не могу ничего тебе подсказать. Даже если Оля из реального мира могла бы, та, что живет в твоем сознании — не может. Ты ведь никогда не видел во мне ту, с кем стоит советоваться. Берег меня от своих проблем, все решения принимал сам. Я не могу выйти за рамки роли милой хозяйственной женушки, которую ты мне отвел.

— Зачем ты так говоришь? Это что, месть за измену?

— Проекции не мстят… Но да, прямо скажем, изменой ты нашу связь не укрепил. Ты был уверен, что тебе все сойдет с рук, да? Потому что я ничего не говорила? Да, я ничего не говорила. Но у поступков всегда есть последствия, даже если мы их и не замечаем.

Может, мне стоит выхватить у нее руль, резко крутануть и направить машину прямо в ряд осточертевших березок? Так я вырвусь из сетей этого липкого сна, вернусь в белую комнату, откуда хотя бы физически есть выход?

Оля сидит рядом со мной, бесстрастно глядя на дорогу. Я чувствую тепло ее тела, вижу очертания груди под блузкой… и крохотная родинка под ухом на месте. Нет, я не смогу причинить вред пусть даже сколько угодной иллюзорной проекции любимой женщины. Да и… это ли имеется в виду под «исчезновением личности»?

— Правда, я много косячил, — говорю это скорее самому себе, чем призраку Оли. — И я вижу в тебе меньше, чем ты заслуживаешь. Но ведь я, как могу и умею, люблю тебя. Если бы я не любил тебя такой, какая ты есть, то не заметил бы, что ты стала неестественно счастливой — и все стали… Как знать, может, тогда вообще никто не понял бы, что происходит, целые области так и остались бы под властью сумасшедших фантазеров, дорвавшихся до всемогущества… Тогда не было бы ни расследований, ни покушений… ни белой комнаты. Я могу творить дичь, могу быть чертовски тупым мужланом — но я люблю тебя, понимаешь? И только поэтому, быть может, смогу уничтожить Кукловода… или хотя бы попытаться.

— Я знаю, — Оля чуть улыбается. — Знаю. Потому и приехала за тобой. Я всегда буду на твоей стороне… в этом ты уверен. Вот, мы в городе. Куда тебя отвезти? Домой? На работу?

Березки без предупреждения сменились родной улицей Ленина — я тут каждый фасад знаю как облупленный. Пригороды и спальные районы мое подсознание не посчитало нужным воспроизвести.

Как бы ни хотелось домой, в иллюзии дома делать нечего. Работа… нет, пожалуй, сотрудники мне не помогут. Поможет кое-кто другой. Зря, что ли, мой лучший друг — важная полицейская шишка? Леха собаку съел на расследованиях и загадках.

— Останови у паба.

Похоже, я разобрался, как здесь все работает. Когда я войду, Леха будет сидеть за нашим обычным столиком — просто потому, что я этого ожидаю.

Оля кивает, проезжает перекресток и аккуратно останавливает машину. Надо же, в моих фантазиях парковка у паба пуста — обычно-то здесь все забито под завязку. Ну хоть в чем-то эта реальность лучше настоящей.

Чертовски не хочется выходить из машины. Пусть это всего лишь призрак Оли, ущербная проекция из моего подсознания — все равно рядом с ней я чувствую себя дома.

Вот только реального возвращения домой — моего и Олиного — это не приблизит. Мое тело сейчас пускает слюни на коврике в белой комнате… должно быть, у меня не так много времени.

— Когда мы с тобой вернемся домой по-настоящему, я… постараюсь все исправить. Я буду видеть в тебе больше, обещаю. Ты ведь… поможешь мне? Не сейчас. Там, в реальном мире.

Оля накрывает мою ладонь своей — мягкой и теплой:

— Я всегда буду на твоей стороне, Саня.

Несколько секунд спустя с сожалением высвобождаю руку, выбираюсь из машины и захожу в паб. Разумеется, Леха там, где я жду, что он будет