Боевой маг при эстелийском дворе - Екатерина Сергеевна Бакулина

Честно сказать, король меня не так сильно волнует.

Пододвинулась поближе, уткнулась Лесу в плечо.

* * *

Я проснулась только утром. Просто провалилась в сон. А когда открыла глаза, поняла, что Лес на меня смотрит.

У него глаза красные, круги под глазами.

Но улыбается, глядя на меня. Лоб, макушка и подбородок – все в свежих шрамах, как от ожога, но уже слегка посветлело, стало не так страшно. Опять без волос остался.

– Как ты? – спросила я.

– Живой, – чуть хрипло ответил он, немного поднял правую руку. – Пальцы только не двигаются.

И я по глазам, вижу, что ему страшно – что если это навсегда? Лес все еще пытается улыбаться, но выходит так себе. Он только проснулся и не может знать наверняка, насколько все серьезно.

– А ты их чувствуешь? – спросила я.

Он чуть поджал губы, задумался. Потом осторожно вытащил левую руку. Тут локоть и предплечье пострадали сильно, но пальцы меньше. Он попытался сжать. Пальцы двигались, но пока не сгибались до конца.

Главное – двигались все же…

Лес чуть выдохнул – хоть что-то.

Попытался потереть одной рукой другую, хотя скрюченными пальцами сложно.

– Да, пальцы чувствую. Прикосновения чувствую, и еще чешется немного, словно кожу стягивает. Думаю, это хорошо.

Я кивнула, взяла его за руку, погладила тоже.

– Твоя бабуля сказала, что проклятием только обожгло, – сказала я, – но ничего не зацепилось. Проходить будет долго, возможно шрамы останутся, но в целом подвижность должна восстановиться. Если чувствительность есть, то нормально. Конечно, придется какое-то время тебя из ложечки покормить. Ты меня после лича кормил, теперь я тебя. Думаю, не так долго все это. Ты вчера даже дышал тяжело, со свистом, – я чуть провела рукой по груди. – А сейчас ровно. Значит, восстановление идет.

Видела, как Лес на мгновение зажмурился. Все хорошо.

– Что ж, – сказал он почти бодро. – Тогда думаю, пока стоит потренироваться все делать левой, она быстрее отойдет.

И тут же попытался меня обнять. Вышло неуклюже, и я прям почувствовала как где-то под ребрами у него от резкого движения кольнуло, он вздрогнул.

– Осторожно! Хватит! – я невольно засмеялась. – Болит?

– Да ничего, – Лес покачал головой. – Но… слушай… Эвору-то мы кокнули?

Я приподнялась на локте, глядя на него.

– Да. Его можно больше не бояться. Ты справился.

Поцеловала осторожно.

Потом мы еще лежали, я рассказывала, как тут все прошло, он мне…

Потом к нам заглянула горничная, принесла воды умыться, а после – завтрак.

И все же, Лесу все это давалось страшно нелегко. Он все пытался делать сам, но сам никак не мог. Разве что немного воды в лицо плеснуть левой рукой, но дальше этого не выходило. И что бы он ни говорил и как бы ни пытался рассказывать, что все хорошо, но его это смущало и задевало очень сильно. Тем более, что на ноги встать он мог и даже голова почти не кружилась, так что больным Лес себя не ощущал. Ощущал болезненно-беспомощным.

Он пытался левой рукой взять ложку… хоть булку с корицей взять. И не выходило, пальцы не слушались. Он поджимал губы, упрямо пытался снова.

– Хватит, Лес. Давай я помогу. Надо лишь подождать пару дней и будет проще.

Он кивал, соглашался, но потом упрямо пытался снова.

– Подожди… я попробую еще.

В конце концов, булку ему удалось кое-как подхватить, и он немного успокоился. Хоть что-то. Только после этого сдался, согласился, чтобы я покормила его кашей.

– Давай, Лес. Ты же помнишь, как было со мной? За маму, за папу, за Вилфрида Маклина…

Он все же заулыбался.

И все бы ничего, но потом пришла бабуля, и Лес, как ни странно, напрягся снова, а ведь я думала, что с ней будет наоборот, она его еще в детстве из ложечки кормила. Но нет… Он разом выпрямился, сел ровнее, на ложку в моих рука глянул так, что я все поняла и отложила.

– Мой мальчик! Как ты? – а бабуля радостно подошла, обняла его за плечи. – Мне сказали, что ты проснулся.

– Все хорошо.

Она осмотрела его голову, взяла за руку… Очень серьезно, вдумчиво.

Да ведь нормально все? Это не моя мать, которая сходу начала причитать.

Но Леса задевало. Что это? Страх показаться слабым, хоть и временно, сидит глубоко внутри? Младший сын и позор семьи, даже если в шутку, если и его заслуги не менее ценны. Удивительно, но я чувствовала, что со мной наедине ему проще и свободнее. И это даже при том, что с бабулей у него добрые нежные чувства… да и в целом в семье. Но где-то глубоко…

Лес смотрел на Луису, словно чего-то ждал.

Бабуля слабо, как-то невесело улыбнулась, погладила Леса по голове.

– Ты молодец, – сказала она. – Не сомневайся, все правильно. Мне рассказали, как все было. Не сомневайся, Лес. Энрико бы никогда не сдался и не признал бы поражения, это позор для него, он бы не пошел на это… Да и все мы понимаем, что держать под стражей, судить потом такого сильного проклятийника – это большой риск. И риск для короля. Этого нельзя допустить. Энрико проиграл, и тут для него был лишь один выход. Я очень рада, что ты серьезно не пострадал. Шрамы останутся, скорее всего, но я уверена, – она оглянулась на меня, улыбнулась снова, – что Ива тебя и со шрамами любить будет. Это ничего. Ты молодец.

Вот где-то тут Лес немного расслабился. Вздохнул, немного, как мог, левой рукой потер макушку.

– Да, с волосами мне как-то не везет.

– Зато тебе с женой повезло, – сказала Луиса. – Да и с мозгами вроде тоже ничего… хотя местами не очень, – она вздохнула, потом усмехнулась, но очень по-доброму. – Ладно, Ива, как позавтракаешь, приходи к нам. Айва очнулся, обсудим, как действуем дальше. Пока просто обсудим, а он пусть еще немного в себя придет. Но думаю, к вечеру мы сможем начать.

Самое главное. То, ради чего я здесь.

А после обсуждений и обеда мы с Лесом ходили смотреть на то, что осталось от Энрико Эворы… Даже не знаю зачем, но мне нужно было увидеть. Понять.

Чуть позже останки захоронят подальше от города на защищенном кладбище, да и сейчас они хранились под куполом в подземелье. Проклятийники могут быть опасны и после смерти, они всю жизнь работают с тьмой, так что тьма въедается. И если Луиса не использовала свой дар лишь иногда для защиты, поэтому тьма ее почти не