Ведьмак: Сезон гроз. Дорога без возврата - Анджей Сапковский

черепаха распахнула челюсти и цапнула Фиша за руку выше локтя. Фиш завыл, задергался, закрутился, разбрызгивая грязь. Крокодил вынырнул и схватил его за ногу. Фиш заорал.

На какой-то миг было непонятно, кому же из двух рептилий достанется Фиш, черепахе или крокодилу. Но в конце концов каждый из них получил что-то. В челюстях черепахи осталась рука с торчащей из кровавого месива белой костью. Остальную часть Фиша утащил крокодил. На помутневшей поверхности расплылось громадное красное пятно.

Геральт использовал остолбенение команды. Он вырвал из рук матроса мертвую девочку, попятился на нос корабля. Аддарио Бах встал рядом с ним, вооруженный багром.

Но ни Коббин, ни кто-либо из матросов даже не пробовали возражать. Совсем наоборот, все поспешно отступили на корму. Поспешно. Чтобы не сказать – в панике. Лица их внезапно покрыла смертельная бледность. Скорчившийся у борта Кевенард ван Флит зарыдал, спрятал голову между коленями и закрылся руками.

Геральт обернулся.

То ли Пудлорак зазевался, то ли подвел поврежденный водяным руль, но шлюп заплыл прямо под свисающие сучья, застрял на поваленных стволах. Она использовала это. Прыгнула на нос корабля, ловко, легко и бесшумно. В лисьем обличье. До этого он видел ее на фоне неба, и она показалась ему тогда черной, смоляно-черной. Но нет, она такой не была. Мех у нее был темный, а кончик хвоста заканчивался снежно-белым цветком, но в ее расцветке, особенно на голове, преобладал серый цвет, свойственный скорее корсакам, чем чернобуркам.

Она трансформировалась, выросла, превратилась в высокую женщину. С лисьей головой. С острыми ушами и продолговатой мордой. В раскрытой пасти сверкнули ряды клыков.

Геральт присел, медленно уложил тело девочки на палубу, отступил. Агуара пронзительно завыла, клацнула зубастыми челюстями, сделала к ним шаг. Парлаги закричал, панически замахал руками, вырвался из хватки Коббина и выпрыгнул за борт. Сразу же пошел на дно.

Ван Флит плакал. Коббин и матросы, по-прежнему бледные, сгрудились вокруг Пудлорака. Пудлорак снял шапку.

Медальон на шее ведьмака сильно дрожал, вибрировал, раздражал. Агуара склонилась над девочкой, издавая странные звуки, не то шипя, не то мурлыкая. Вдруг подняла голову, оскалила клыки. Глухо заворчала, в ее зрачках зажегся огонь. Геральт не пошевелился.

– Мы виноваты, – сказал он. – Случилось большое зло. Но пусть не станет еще хуже. Не могу позволить, чтобы ты причинила вред этим людям. И не позволю этого.

Лисица встала, поднимая девочку. Обвела взглядом всех. Под конец посмотрела на Геральта.

– Ты встал на моем пути, – сказала она голосом, похожим на лай, но четко, медленно выговаривая каждое слово. – Защищая их.

Он не ответил.

– У меня на руках дочь, – договорила она. – Это важнее, чем ваша жизнь. Но это ты встал на их защиту, беловолосый. И я приду за тобой. Однажды. Когда ты уже забудешь. И не будешь этого ожидать.

Ловко вскочила на фальшборт, оттуда на рухнувший ствол. И исчезла в чаще.

В наступившей после этого тишине слышны были лишь рыдания ван Флита.

Ветер стих, сделалось душно. Подгоняемый течением, «Пророк Лебеда» отцепился от сучьев, двинулся серединой протоки. Пудлорак вытер шапкой глаза и лоб.

Моряк с носа крикнул. Крикнул Коббин. Закричали все остальные.

Из-за гущи тростника и дикого риса вдруг показались крыши хат. Они увидели сети, что сушились на жердях. Желтый песок пляжа. Пристань. А дальше, за деревьями на мысу, широкое течение реки под голубым небом.

– Река! Река! Наконец-то!

Кричали все. Матросы, Петру Коббин, ван Флит. Лишь Геральт и Аддарио Бах не присоединились к хору.

Молчал и Пудлорак, налегая на штурвал.

– Что ты делаешь? – закричал Коббин. – Куда? На реку правь! Туда! На реку!

– Не выйдет, – в голосе капитана звучали усталость и отчаяние. – Штиль, корабль руля почти не слушает, а течение все сильнее. Мы дрейфуем, нас отталкивает, несет снова в протоки. Обратно в трясину.

– Нет!

Коббин выругался. И выскочил за борт. И поплыл к пляжу.

Вслед за ним в воду бросились и матросы, все до единого. Геральт не успел удержать никого. Аддарио Бах мощной хваткой осадил на место готовящегося к прыжку ван Флита.

– Голубое небо, – сказал он. – Золотистый песок пляжа. Река. Слишком красивое, чтобы быть настоящим. И, значит, ненастоящее.

И вдруг образ задрожал. Внезапно там, где только что были рыбацкие хаты, золотой пляж и фарватер за мысом, ведьмак на секунду увидел паучьи сети лиан, свешивающиеся до самой воды с сучьев мертвых деревьев. Болотистые берега, покрытые пневматофорами болотных кипарисов. Черную трясину с поднимающимися из глубины пузырями. Море водорослей. Бесконечный лабиринт проток.

На секунду он увидел то, что скрывала прощальная иллюзия агуары.

Плывущие вдруг начали кричать и биться в воде. И по очереди исчезать в ней.

Петру Коббин вынырнул, кашляя и визжа, весь покрытый вьющимися, полосатыми, толстыми, как угри, пиявками. Потом он скрылся под водой и больше уже не показывался.

– Геральт!

Аддарио Бах подтянул багром лодку, что пережила встречу с крокодилом. А сейчас прибилась к борту. Краснолюд запрыгнул в нее, принял от Геральта все еще парализованного ужасом ван Флита.

– Капитан!

Пудлорак помахал им шапкой.

– Нет, господин ведьмак! Я корабль не покину, приведу его домой, что бы там ни было! А если нет, то с кораблем на дно мне и лечь! Бывайте!

«Пророк Лебеда» спокойно и величественно дрейфовал, вплывал в протоку, исчезал в ней.

Аддарио Бах поплевал на ладони, сгорбился, ухватился за весла. Лодка понеслась по воде.

– Куда?

– Тот плес за мелью. Там река. Я уверен. Выплывем на фарватер, встретим какой-нибудь корабль. А если и нет, то этой лодкой хоть до самого Новиграда.

– Пудлорак…

– Справится. Если ему суждено.

Кевенард ван Флит хныкал. Аддарио греб. Небо потемнело. Они услышали далекий раскатистый гром.

– Гроза идет, – сказал краснолюд. – Вымокнем, холера.

Геральт хмыкнул. А потом начал смеяться. Искренне и открыто. И заразительно. Потому что через минуту они смеялись уже оба.

Аддарио греб сильными и ровными движениями. Лодка неслась по воде как стрела.

– Ты так гребешь, – оценил Геральт, вытирая слезы, вызванные смехом, – словно ничего другого в жизни никогда не делал. А я-то думал, что краснолюды не умеют ни плавать, ни грести…

– Ты в плену стереотипов.

Интерлюдия

Четырьмя днями позже

Аукционный дом братьев Борсоди располагался на небольшой площади близ улицы Главной, которая и впрямь была главной артерией Новиграда, соединяющей рынок с храмом Вечного Огня. Братья, в начале своей карьеры торговавшие лошадьми и овцами, тогда могли позволить себе лишь сарай в пригороде. Через сорок два года от основания аукционный дом занимал внушительное трехэтажное здание в