Холодный дом (главы I-XXX) - Чарльз Диккенс

- Кто запер вас здесь одних? - естественно, спросили мы.

- Чарли, - ответил мальчик, останавливаясь и глядя на нас.

- Чарли - это твой брат?

- Нет. Сестра - Чарлот. Папа называл ее Чарли.

- А кроме Чарли, сколько вас всего детей?

- Я, - ответил мальчик, - да вот Эмма, - он дотронулся до слабо завязанного чепчика ребенка, - и еще Чарли.

- А где же Чарли?

- Ушла стирать, - ответил мальчик и снова принялся ходить взад и вперед, неотрывно глядя на нас и не замечая, что головенка в нанковом чепчике вот-вот ударится о кровать.

Мы смотрели то на детишек, то друг на друга, но вот в комнату вбежала девочка очень маленького роста с совсем еще детской фигуркой, но умным, уже недетским личиком, - хорошеньким личиком, едва видным из-под широкополой материнской шляпы, слишком большой для такой крошки, и в широком переднике, тоже материнском, о который она вытирала голые руки. Они были в мыльной пене, от которой еще шел пар, и девочка стряхнула ее со своих пальчиков, сморщенных и побелевших от горячей воды. Если бы не эти пальчики, ее можно было бы принять за смышленого, наблюдательного ребенка, который играет в стирку, подражая бедной женщине-работнице.

Девочка, очевидно, работала по соседству и домой бежала во всю прыть. Поэтому, как она ни была легка, она все-таки запыхалась и вначале не могла выговорить ни слова, - только спокойно смотрела на нас, тяжело дыша и вытирая руки.

- А вот и Чарли! - воскликнул мальчик.

Малютка, которую он нянчил, потянулась к Чарли и закричала, просясь к ней "на ручки". Девочка взяла ее совершенно по-матерински - это движение было под стать шляпе и переднику - и посмотрела на нас поверх своей ноши, а малютка нежно прижалась к сестре.

- Неужели, - прошептал опекун, когда мы пододвинули девочке стул и усадили ее вместе с малюткой, а мальчик прильнул к старшей сестренке, уцепившись за ее передник, - неужели эта крошка содержит своим трудом остальных? Посмотрите на них! Посмотрите на них, ради бога!

И правда, на них стоило посмотреть. Все трое ребят крепко прижались друг к другу, и двое из них во всем зависели от третьей, а третья была еще так мала, но какой у нее был взрослый и положительный вид, как странно он не вязался с ее детской фигуркой!

- Ах, Чарли! Чарли! - начал мой опекун. - Да сколько же тебе лет?

- Четырнадцатый год пошел, сэр, - ответила девочка.

- Ого, какой почтенный возраст! - сказал опекун. - Какой почтенный возраст, Чарли!

Не могу выразить, с какой нежностью он говорил с нею - полушутя, но так сострадательно и грустно.

- И ты одна живешь здесь с этими ребятишками, Чарли? - спросил опекун.

- Да, сэр, - ответила девочка, доверчиво глядя ему прямо в лицо, - с тех пор как умер папа.

- Чем же вы все живете, Чарли? - спросил опекун, отворачиваясь на мгновенье. - Эх, Чарли, чем же вы живете?

- С тех пор как папа умер, я работаю, сэр. Сегодня нанялась стирать.

- Помоги тебе бог, Чарли! - сказал опекун. - Да ведь ты так мала, что, наверное, и до лоханки не достаешь!

- В деревянных сандалиях достаю, сэр, - быстро возразила девочка. - У меня есть высокие деревянные сандалии, - от мамы остались.

- А когда умерла твоя мама? Бедная мама!

- Мама умерла, как только родилась Эмма, - ответила девочка, глядя на личико малютки, прижавшейся к ее груди, - и тогда папа сказал, что мне нужно постараться заменить ей маму. И вот я старалась - работала по дому, убирала, нянчила ребят, стирала - еще задолго до того, как начала ходить по чужим людям. Так вот и научилась, сэр, понимаете?

- И ты часто ходишь на работу?

- Да когда бы ни наняли, - ответила Чарли, широко раскрывая глаза и улыбаясь, - надо же зарабатывать шестипенсовики и шиллинги!

- И ты запираешь ребят всякий раз, как уходишь?

- А это Для безопасности, сэр, понимаете? - объяснила Чарли. - Миссис Блайндер заходит к ним время от времени, и мистер Гридли наведывается, да и мне иной раз удается забежать домой, а они тут играют себе, и Том не боится сидеть взаперти... правда, Том?

- Нет, не боюсь! -стойко ответил Том.

- А когда стемнеет, внизу - в переулке - зажигают фонари, и в комнате тогда совсем светло, почти совсем светло. Правда, Том?

- Да, Чарли, - подтвердил Том, - почти совсем светло.

- Он прямо золотой мальчик! - сказала девочка таким женственным, материнским тоном. - А когда Эмме захочется спать, он уложит ее в постель. А когда ему самому захочется спать, он тоже уляжется. А когда я приду домой, зажгу свечку да соберу ужин, он встанет и поужинает со мной. Правда, Том?

- Ну, еще бы, Чарли! - ответил Том. - А как же!

И то ли при мысли об этой величайшей радости в его жизни, то ли от прилива благодарности и любви к Чарли, которая была для него всем на свете, он уткнулся лицом в складки ее узкой юбчонки, и его улыбка перешла в слезы.

С тех пор как мы пришли сюда, это были первые слезы, пролитые детьми. Маленькая сиротка так спокойно говорила о своих умерших родителях, как будто ее огромное горе заглушали и необходимость мужественно бороться за существование, и детская гордость своим уменьем работать, и старательность, и деловитость. Но теперь, когда расплакался Том, она хоть и сидела смирно, хоть и смотрела на нас совершенно спокойно, ни одним движением не сдвинув и волоска на головках своих маленьких питомцев, я все же заметила, как две слезинки скатились по ее щекам.

Мы с Адой стояли у окна, делая вид, что смотрим на крыши домов и закопченные дымовые трубы, на чахлые комнатные цветы и птичьи клетки в окнах у соседей; но вот явилась миссис Блайндер, та женщина, которая сидела внизу, в лавке, когда мы пришли (должно быть, она поднималась по лестнице все то время, что мы пробыли здесь), и завела разговор с опекуном.

- Если я не беру с них квартирной платы, так ведь это пустяк, сэр, сказала она, - у кого хватит совести с них брать?

- Да, это пустяк, - отозвался опекун, обращаясь к Аде и ко мне. - Но этого достаточно, ибо наступит время, когда добрая женщина поймет, как много она сделала и что раз она сделала это для одного из малых сих, то... А эта крошка, - добавил он спустя несколько мгновений, - неужели она действительно в силах работать?

- Да, сэр, пожалуй что так, - ответила миссис Блайндер, с мучительным трудом переводя дыхание. - До чего она ловкая, - прямо на все руки. И, вы знаете, сэр, после смерти матери она так заботится о малышах, что весь переулок про нее говорит! А как она ухаживала за отцом, когда он расхворался, мы просто диву давались! "Миссис Блайндер, - сказал он мне, когда был уже при смерти, - он вон там лежал. - Миссис Блайндер, хоть и плохое у меня было занятие, но прошлой ночью я видел, будто тут в комнате, рядом с моей девочкой, сидит ангел, и я поручаю ее нашему общему отцу!"

- Он ничем другим не занимался? - спросил опекун.

- Нет, сэр, - ответила миссис Блайндер, - он всегда был только сыщиком - то есть агентом у судебного исполнителя. Когда он снял у меня комнату, я сначала не знала, кто он такой, а когда узнала, признаюсь откровенно, попросила его съехать. В переулке у нас на таких соседей косятся. Таких прочие жильцы недолюбливают. Неблагородное это занятие, - продолжала миссис Блайндер, - и почти все осуждают тех, кто берется за такую работу. Мистер Гридли очень их не одобряет, а он хороший жилец, хотя ему довелось хлебнуть горя и это ему даже характер испортило.

- Поэтому вы попросили мистера Неккета съехать? - переспросил опекун.

- Попросила, - ответила миссис Блайндер. - Но, когда наступил срок, а я больше ничего плохого о нем не услышала, меня взяло сомненье. Платил он аккуратно, работал усердно, - что ж, ведь он делал только то, что должен был делать, - говорила миссис Блайндер, бессознательно устремив глаза на мистера Скимпола, - уж и это хорошо, даже если занимаешься такой работой.

- Значит, вы все-таки оставили его у себя?

- Ну да, я сказала, что если он сумеет поладить с мистером Гридли, то я сама как-нибудь улажу дело с другими жильцами и не буду особенно обращать внимания, нравится это соседям у нас в переулке или нет. Мистер Гридли дал согласие - хоть и грубовато, а все-таки дал. Он всегда был грубоват с Неккетом, но с тех пор, как тот умер, хорошо относится к его детям. Человека ведь нельзя узнать как следует, пока его не испытаешь.

- А многие ли хорошо отнеслись к его детям? - спросил мистер Джарндис.

- В общем, нашлись бы люди, сэр, - ответила миссис Блайндер, - но, конечно, нашлось бы больше, занимайся покойный чем-нибудь другим. Мистер Ковинс пожертвовал гинею, а его агенты сложились и тоже дали небольшую сумму. Кое-кто из соседей, те, что всегда насмехались и хлопали друг друга по плечам, когда Неккет, бывало, проходил по переулку, собрали немного денег по подписке... вообще... к детям не так уж плохо относятся. Тоже и насчет Чарлот. Некоторые не хотят ее нанимать, потому что она, мол, дочь шпика; другие нанимают, но попрекают отцом; третьи ставят себе в заслугу, что, несмотря на это и на ее малолетство, дают ей работу; и ей зачастую платят меньше, чем другим поденщицам, а работать заставляют больше. Но другой такой безответной девчонки не сыскать, да и ловкая она, послушная, всегда старается изо всех сил и даже через силу. В общем, можно сказать, что к ней все относятся неплохо, сэр, но могли бы отнестись и получше.