Последний довод побежденных - Сергей Лапшин

Раньше всегда думал, что будет трудно. И у Бона спрашивал, специально узнавал, как сделать так, чтобы смочь. Знаете, как? Очень просто.

Поймав в прицел грудь водилы, я выжал слабину, и выстрелил.

Не будем останавливаться на моих моральных терзаниях. По странному стечению обстоятельств, их просто не было. Да и мозги были заняты другим. Я обернулся, зорко вглядываясь вдаль, где, по расчетам, должны были быть еще двое персонажей, выскочивших из грузовика. Обнаружить-то я их обнаружил, однако дивидендов это мне не принесло. Один улепетывал в ближайшие кусты, а второй двигался в противоположном направлении — в заросшее высокой травой поле. И до первого, и до второго мне было примерно по пятьдесят-шестьдесят метров. Я коротко глянул на дорогу в обе стороны, на лежащего без движения Бона и подумал вслух:

— А какого хера?

С этими мыслями переместился к заднему борту, положил на него винтовку, и постарался совместить мушку со спиной убегающего в кусты.

Возможно, с точки зрения профессионального военного, я делал что-то неправильно. Возможно, я вообще все делал неправильно. Но на самом деле мои побудительные мотивы были просты.

Бон, мой товарищ, а может быть, даже друг, лежал в кузове, недалеко от меня, с пробитой головой. У меня была винтовка, куча патронов в рюкзаках несостоявшихся сослуживцев и полное отсутствие плана. В вопросах планирования, как вы прекрасно понимаете, я целиком и полностью всегда полагался на Бона. Так вот, при отсутствии твердых жизненных ориентиров я решил с божьей помощью, естественно, пострелять в убегающих. То, что Бон был мертв и недвижим, а они живы и шустро передвигались на своих двоих, мне казалось несправедливым.

Восстановление справедливости я начал с взятого упреждения — побег к кустам у казака проходил со смещением. Пользуясь данными мне ранее советами, я взял полкорпуса вперед, выжал свободный ход спускового крючка и выстрелил. Приклад толкнул меня в плечо, и я, ругнувшись вслух, быстро передернул затвор. Единственным результатом моего выстрела стало то, что казак пригнулся и продолжил свой бег уже зигзагами. Тем самым негодяй снижал мои и без того невеликие шансы попасть в него.

Прицелившись во второй раз, я постарался поймать в прицел бегущего в момент, когда шарахания вправо-влево приобретали единую точку, пересекаясь. В общем, не буду вас утомлять, я и во второй раз промахнулся. Плюнул за борт и четко определил для себя, чем автоматическое оружие отличается в лучшую сторону. Поглядев в сторону второго спринтера, я решил вовсе не стрелять и не переводить патроны. Он чрезвычайно хорошо преодолевал дистанцию и при моем уровне снайперского искусства был уже «в домике».

Ну, да и черт с ними. При условии, что оба были без оружия, именно сейчас они угрожать мне были не в состоянии. Поэтому я приступил к следующему пункту в череде необходимых мероприятий. Этот списочек Бон заставил меня заучить наизусть и применять независимо ни от чего. Я взглянул на распластанных в кузове казаков и твердо понял, что «контролировать» их незачем. У обоих башни были разбиты наглухо. А вот те, кого пристрелил я, вероятно, нуждались в более строгом надзоре.

Я спрыгнул с грузовика через борт. Не так, как в кино или в телевизионных передачах, а по-лоховски. Перелез, упираясь ногами в колесо, и лишь с него приземлился. Подошел к водителю, лежащему на боку, и пинком ноги в плечо перевернул его на живот. Бон советовал вообще не подходить — стрелять издали, и этот пункт инструкции я нарушил. Сделав себе пометку, я вскинул винтовку и… не выстрелил. Меня почему-то глюкнуло, как сейчас пуля прошьет голову, как разворотит ее на части. Представил это все в мельчайших деталях, выпустил из рук оружие, развернулся к грузовику, и… вы абсолютно правы в своих самых пошлых предположениях.

Прочистив желудок, я утерся, обошел кабину грузовика и полюбовался на второго своего крестника, командира группы. Подошел, попинал его ботинком и даже потыкал стволом. Стрелять сейчас у меня не было никакой охоты, и вообще не факт, что я смог бы это сделать. Вот такой парадокс. Наклонившись, подобрал отброшенный или просто выпавший из руки командира пистолет-пулемет, а винтовку закинул за плечо. Осмотрел раритетный ППС, простой как палка, и путем обыска изъял у мертвеца два запасных коробчатых магазина.

Тривиально, конечно, но представьте, какой я бравый, весь такой на кураже, собираю военные трофеи. Фиг знает где, на какой-то третьеразрядной грунтовой дороге, среди летней красотищи. Трава по пояс, ну или вру, по колено точно, заброшенные поля, лес неподалеку. Солнце, опять же светит. И Бон мертвый. Точно! Бон!

На секунду мне стало страшно. Оттого, что я остался с этим суровым миром один на один. Настолько страшно, что я ужас в буквальном смысле почувствовал на своей шкуре. Мороз пробежал по коже, и отвратительная, мерзкая слабость заставила ноги подогнуться. Паника накрывала меня. Огромным, как мироздание, черным саваном, заглушая рациональное мышление, и выталкивая на поверхность рождающийся внутри крик бессилия.

Размахнувшись, я треснул себя по лбу жестяным магазином от ППС. Бон — мелькнула спасительная мысль, принесенная болью от удара. «Бон, Бон», — повторяя про себя как заклинание, я повернулся к грузовику.

Уверен, только скрупулезное исполнение заповедей, которые буквально вдолбил в меня мой товарищ, спасало меня от впадания в ступор или истерику. После контроля[68] всех противников Бон советовал мне заняться своими ранениями или осмотреть собственных раненых. Посему, вооруженный как Рембо, я полез с колеса через борт грузовика. С грехом пополам совершил сие действие, снял с себя оружие, и присел рядом с Боном на колени. Теша себя надеждой, что попадание в голову с четырех-пяти метров может быть не фатальным.

Вы знаете, какая штука… ранения не были смертельными. Уж не знаю как, но пуля, скользнув по черепу, голову Бону не пробила. Судя по всему, Бон потерял сознание от контузии. Припомнив его наставления, я нашарил опять же в его мешке моток бинта и щедро замотал им голову, соорудив подобие чалмы.

Что же касается попадания в грудь, то тут я мало что мог определить. Только одно — пуля застряла внутри, выходного отверстия не было. Поэтому я и здесь сделал что мог — прижал к ране тампон и замотал его бинтом. После уложил товарища головой на мешок, ближе к кабине автомобиля, рассудив, что так его будет меньше трясти. И занялся третьим пунктом из вдолбленной мне инструкции. Выход из боя.

Сюрреализм, как направление в искусстве подразумевает совмещение сна и реальности. Абсурдные сочетания несочетаемого. Так что я сейчас в кабине грузовика Завода имени И. В. Сталина, прямо-таки просился на кисть к Сальвадору Дали! В общем, я восседал на водительском сиденье, на пассажирском, справа от меня, покоился раритет имени Судаева.

Как вы абсолютно правильно догадались, убираться с поля боя я решил на автомобиле, резонно рассудив, что таскаться с Боном по кустам мне будет проблематично, и совсем не факт, что от такого передвижения товарищ выиграет. Поэтому сейчас я пылил, делая пятьдесят километров в час, стараясь не растрясти пострадавшего и в надежде, что нужное решение само всплывет в моей голове.

Знаете, век бы пялился в лобовое стекло, да и в боковые тоже. Трава, невдалеке рощицы, пологая, длинная степь, хорошо просматривающаяся во все стороны, и уже ближе к горизонту легкая возвышенность, покрытая серьезным лесом. Солнце, практически не скрываясь за облаками, заставляет щурить глаза, но вместе с тем прямо таки волшебно играет на стеблях какой-то овощной культуры, похожей на кукурузу. В отличие от моего времени, моего мира, вся растительность действительно яркая, а не покрытая слоями пыли от проносящихся мимо машин. Здесь вообще все природные цвета небывало яркие, можно сказать, даже режущие глаз. Возможно, это субъективное впечатление, но вот запахи, настолько вкусные, что их можно было есть, сто процентов — отчетливее, чем в моем мире.

Меж тем любование красотами природы не отвлекало меня от тяжких дум. Движуха помогала хоть как-то устраниться от проблем, а вот теперь, когда я сидел за баранкой, меня в самом деле накрыло. Чуть ли не до слез и истерики, серьезно! До такой степени, что я чуть не вжал педаль тормоза в пол. В самом деле, куда я еду? Прямо по дороге, черт возьми! Куда она ведет, не знаю, куда мне ехать, совершенно непонятно. Чтобы не сойти с ума и не сделать какой-нибудь глупости мне требовалось срочно сформировать перед собой цель. Можете смеяться, но меня действительно трясло прямо за рулем, и эта мысль о поставленной задаче показалась спасительной соломинкой, за которую я и ухватился.

Итак, у меня есть раненый Бон. Раненых лечат. Значит, мне следует найти врача. Все вроде бы логично и безупречно. Сделанный вывод позволил перевести дух, и я, вспомнив всяческие советы, задышал полной грудью, стремясь подобным образом справиться с волнением. Врача мне следует искать в населенном пункте и никак иначе. Отсюда вывод — я еду прямо до ближайшего поселения.