Егерь: заповедник - Алекс Рудин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В том-то и сложность, Федор Игнатьевич, — говорю я. — Приманку желательно посадить живую, чтобы она лисицу привлекла. Тогда зверь захочет до нее добраться. Короче, нужна курица.
— Так попроси курицу у Татьяны, — предлагает председатель.
— Просил уже, — говорю я. — Не хочет давать. Боится, что вторую курицу лиса задавит.
— Так клетка же, — говорит председатель, глядя на рисунок. — Вроде, ничего не должно с курицей случиться. Испугается, разве что, и все.
— В том-то и дело, — киваю я. — Федор Игнатьевич, может, вы одолжите мне курицу? А я ее сразу верну, как только поймаю лису.
Федор Игнатьевич озадаченно хмурится.
— Куры-то не мои, — говорит он. — Их Мария Антоновна завела, супруга моя. Лично цыплят на рынке выбирала. Если с курицей что-нибудь случится, она такой крик поднимет.
— Очень надо, Федор Игнатьевич, — говорю я.
Председатель в нерешительности лезет пятерней в затылок, ерошит седые волосы. Потом машет рукой.
— Ладно, Андрей Иванович, будет тебе курица. Как соберешься ловить лису, заходи ко мне. Только Марии Антоновне не говори, зачем пришел.
Глава 28
Мы встречаемся в семь утра возле сельсовета. Олимпиада по математике начинается в десять, а нам еще надо добраться до райцентра — это час по осенней темноте.
Снова потеплело. Снег растаял, и с черного неба накрапывает дождь. Земля сырая, а дорогу покрывают огромные лужи. Поэтому мы все обуты в резиновые сапоги. На Тане сапожки ярко-красные, заметные в темноте. На плече — школьная сумка с учебниками, в руке — мешок со сменкой.
— Ну, поехали? — ворчливо спрашивает Федор Игнатьевич.
Школьники рассаживаются по машинам. Я откидываю переднее сиденье и пропускаю Таню назад. Сережка лезет следом за ней.
Брат приехал вечером и остался ночевать у меня. Допоздна он сидел на кухне и монотонно бубня вслух, что-то писал в тетрадке. К полуночи это мне надоело, и я загнал его в кровать.
— Выспись как следует, а то утром голова чугунная будет. Уснешь вместо олимпиады.
Сейчас Сережка то и дело трет кулаком красные от недосыпа глаза, но бодрится.
Я краем глаза смотрю на Таню — девочка выглядит спокойной и серьезной.
Алексей Дмитриевич усаживается на переднее сиденье рядом со мной и сильно хлопает дверцей.
— Можно ехать, Андрей Иванович, — говорит он, виновато косясь на меня.
Я трогаю машину. Свет фар мечется по дороге, когда я объезжаю особенно глубокие лужи. Иногда я кошусь в зеркало и вижу позади фары «ГАЗика» — Федор Игнатьевич едет за нами.
— Олимпиада начнется в десять, — рассказывает мне Алексей Дмитриевич. — На выполнение заданий у ребят будет ровно два часа. Потом с двенадцати до часу комиссия будет проверять их ответы. Награждение победителей и школ в час, в актовом зале.
Воронцов оборачивается назад, неловко выгибая длинную шею.
— Таня, ты все варианты повторила? — спрашивает он.
— Да, Алексей Дмитриевич, — спокойно отвечает девочка.
Кажется, она совсем не волнуется.
— А ты, Сережа?
— Три раза повторил, — хвастается брат.
Воронцов качает головой.
— И конечно, не успел выспаться. Ну, ничего, ничего.
И беспокойно зажимает ладони между худых коленей.
— А в какой школе проходит олимпиада? — запоздало спрашиваю я.
— В пятьдесят восьмой, — рассеянно отвечает Воронцов.
Ну, надо же! Это ведь моя родная школа. Я умудрился отучиться в ней дважды — в прошлой жизни, и в этой. Вот как оно бывает.
И Сережка тоже учился в пятьдесят восьмой, пока в позапрошлом году не перевелся в школу в Черемуховке.
— Будешь соревноваться со своими бывшими одноклассниками, — усмехаюсь я. — Вот они удивятся.
— Конечно, удивятся, — кивает брат. — У меня же по математике одни тройки были.
Сообразив, что проболтался, он испуганно замолкает.
Я строго хмурюсь, глядя на него в зеркало — положение старшего брата обязывает.
— Смотри у меня!
Наверное, это выходит не грозно, а забавно, и Таня негромко смеется, прикрывая рот ладонью.
К школе мы подъезжаем самыми первыми. Дождь уже перестал. Ветер потихоньку разгоняет тучи, и небо светлеет. С растущих вдоль улицы лип звонко падают на асфальт тяжелые капли.
В школу парами и поодиночке тянутся ученики. Размахивают портфелями, весело гомонят, увидев друг друга. В школе обычный учебный день — только несколько кабинетов выделили под районную олимпиаду.
Съезжаются и участники олимпиады из других школ района. Многие приехали с родителями, кроме того с каждой группой — прикрепленный педагог. Все группками собираются у крыльца школы, ребята с любопытством поглядывают друг на друга. Представительный мужчина в темном костюме и галстуке громко втолковывает вихрастому длинношеему подростку в очках:
— Не спеши, Николай, сосредоточься. Проверяй ответы, как следует.
Николай послушно кивает, и стекла его очков посверкивают.
Николай и его отец приехали на черной «Волге» с водителем. Машина ждет рядом, водитель даже не вышел из нее.
— Ну, у вас тут надолго, — ворчит в усы Федор Игнатьевич. — А мне время дорого. Так что съезжу пока в райком, да и еще кое-куда надо заскочить. Алексей Дмитриевич, когда все закончится?
— Награждение победителей в час, в актовом зале, — напоминает Воронцов.
— Ага, — соображает председатель. — Значит, пока речи скажут, пока дипломы вручат… Раньше двух не закончат. Вот к этому времени я и подъеду.
— А как же в РОНО за книгами? — спрашивает Воронцов.
Но Федор Игнатьевич уже садится в свой «ГАЗик».
— Я с вами съезжу, — говорю я. — Мне спешить некуда.
Резко и заливисто звенит школьный звонок — начинается первый урок. Опоздавшие ученики торопятся в школу. И только нам спешить некуда.
Федор Игнатьевич уезжает, и на его место тут же паркуется еще одна черная «Волга». Из-за руля вылезает невысокий плотный мужчина. Он тоже в костюме, только сером. И водителя у него нет.
— Это Ипполит Матвеевич из РОНО, — говорит мне Воронцов. — Я сейчас.
Ипполит Матвеевич идет в нашу сторону. Он вертит головой на короткой шее, кого-то высматривая. Мужчина в темном костюме и галстуке приветственно машет рукой чиновнику из РОНО.
Но тут Воронцов делает длинный шаг навстречу Ипполиту Матвеевичу.
— Здравствуйте, Ипполит Матвеевич, — вежливо кивает он. — Скажите, я могу сегодня забрать наши книги?
— Какие книги? — мимоходом удивляется Ипполит Матвеевич, не глядя на Воронцова.