Чужая мать - Дмитрий Холендро
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А удочек не было...
Наклонившись, Нефедов еще раз обежал глазами весь прилавок. Под стеклом виднелись гантели, эспандеры, роликовые коньки, намордники и поводки для собак, а также перочинные ножи со штопорами, уже открытыми для привлечения покупателей.
— Гражданин! Вы будете что-нибудь брать?
Красавица, оказывается, перешла сюда, пока он смотрел, нагнувшись.
— А удочки у вас есть?
— Не видите, что ли?
— Не вижу.
— Значит, нету. Года еще не прошло, как запрет сняли!
— Когда же они будут?
— Я удочек не делаю.
— Как же быть? — машинально спросил ее Нефедов, и она ответила, демонстрируя торговый талант:
— Купите домино! Чем червей копать, сможете культурно проводить свободное время. Или нож со штопором. Солидный выбор.
— А зачем?
— Как хотите, — и величавая красавица вернулась к молодому человеку, который продолжал вертеть радиолампочку, а Магомаев все пел, и Нефедов услышал чье-то несдержанное восхищение:
— Ать, едри твою! Голосина!
Низенький старикашка в модной рубахе с «огурцами», появившийся у прилавка радиоотдела, поражался Магомаеву и, странно, подманивал Нефедова пальцами опущенной руки.
— Дал же бог! — вскрикнул он, когда Нефедов приблизился. — А тебе-что, удочки нужно? Бамбук хочешь?
— Я... Вы... Ба... — задохнулся Нефедов.
— Выдь отседа и вертай направо по улице, — перебил старик, почесывая растрепанную бородку и пучки усов, растущих прямо из ноздрей. — Я догоню... От поет!
Затосковавший было Юрий Евгеньевич воспрянул духом и вылетел из универмага. Свернув направо, он впритруску побежал по улице. В просветах переулков уже стал открываться берег озера, густо, в два ряда, облепленный моторками. Юрий Евгеньевич сбавил шаг, боясь оглядываться, а сзади, с одышкой, зазвучал голос старикашки:
— Ты куды разбежался? Ну, заморил! Ракета! Не останавливайся, крой дале, однако не так шибко, быдто гуляючи...
Гуляючи, они стали договариваться.
— Есть у нас товар для вас! — сказал старикашка.
— А какие удочки? — спросил Нефедов.
— Бамбуковые, из Москвы. Складные. Шик-модерн!
— Елки-палки! — не удержавшись, взвизгнул Нефедов.
— Пятерка за штуку, — предупредил старик. — И пять штук — махом!
А Нефедов ощупал карман своей клетчатой рубахи на груди И ответил без обиняков и рассуждений:
— Беру. Как раз!
Остановились у некрашеных ворот, и за ними тут же орудийным лаем начал исходить невидимый сторожевой пес.
— Кусается?
— А как же! Но ты не бойся, — утешил старик, видя, как топчется покупатель, пока сам он крутит ключ в калитке. — Не бойся, потому что днем пес на цепу.
Пес был великорослый и нервный, перебирал лапами у своей конуры в углу двора, вроде застоявшегося коня. А двор — чистый, с железным гаражом, который уютно обсели голуби, с козлами для пилки дров среди березовых поленьев, лежавших навалом. У крыльца устроился самовар на кирпичной подставке.
— Цыц! — приказал старикашка псу, который все еще гавкал душераздирающе. — А ты не двигайся, сынок. Замри! Оно и перестанет.
Нефедов замер возле самовара, и собака, брякнув цепью, действительно затихла. Он хотел было обтереть платком мокрую шею, но собака, вспрыгнув, сейчас же бахнула. Так и осталась шея невытертой.
Старикашка, скрывшийся в доме, долго не появлялся, и пришлось держать руку с платком на весу. Наконец он вынес на крыльцо удочки. Бамбуковые, Одна лучше другой. Под оглушительный лай пса Нефедов приблизился, с благодарной улыбкой протягивая старикашке двадцать пять рублей.
— Вы не знаете, как выручили меня, отец. Я вас расцелую! — сказал он старику и обнял его.
Пес разлаялся, и на крыльцо, пока Нефедов целовал старика, вышел дядька в майке-безрукавке, босой, с комочком волос под расплющенным носом, и спросил:
— А чего это оно разрывается, чудище? — и увидел Нефедова. — Я думал... покупатель ушел...
Договорил он уже вполсилы. Что-то неблагополучное в том, как они смотрели друг на друга, уловил старикашка и с упреком сказал:
— Васятка!
— Здравствуйте, Васятка... — первым пришел в себя от шока Нефедов. — Не узнаете?
— Кого?
— Меня. Я — Робинзон!
Васятка глянул на гостя сумрачней, из стороны в сторону подергал под носом волосяным пучком и прогудел:
— Если у вас не все дома, то не надо шутить.
— Позвольте! — сказал Нефедов и обратился к старикашке: — Понимаете, именно он отобрал у меня удочки. Назвался рыбнадзором и отобрал. И он же... то есть вы... мне же... за двадцать пять рублей. Ха-ха-ха!
Многократно отражаясь в самоваре, старикашка зализывал самокрутку:
— Уходи ты подобру-поздорову, милай. Удочек мы не покупаем, и напрасно ты их нам притащил.
— Еще ворованные, небось, — фыркнул Васятка, а старик сказал:
— Мы себе ореховые удилища режем, бесплатно!
— Я их принес? — спросил Нефедов, тряся головой.
— А кто же?
— Когда?
— Сичас.
— Вы же сами меня назвали покупателем. Сичас, как вы говорите. Васятка!
— Папаша, вы слышали? — спросил Васятка старика.
— Не слышал. Помолиться могу.
— Топай! — с крыльца зарычал на Нефедова Васятка. — Еще и цена небось спекулянтская! Можем и в милицию заявить...
— На меня?
— А то! — угрожающе вскрикнул старикашка. — Всякие ходют тут по дворам, удочками вразнос торгуют!
Нефедов посмотрел на деда, на Васятку и вдруг сплюнул:
— Тошно на вас глядеть.
— Папаша, — устало сказал Васятка, — спустите кобелька!
И Нефедов зашагал к воротам под лай пса, но у калитки остановился:
— Эх, вы! В кибернетике — новое поколение машин. Люди в космос летают, а вы!
— Топай!
Он шагал по улице, совсем раздавленный, разбитый, жалко сутулясь, и не мог поверить себе, что все это было. Но — было! Над ним проплывали древние деревья, и он попадал то в тень, то под солнце. Шел и шевелил губами... Убеждал себя, что держит путь прямиком в милицию, все расскажет там...
Он схватил за плечо Мальчишку, гонящего мимо железный обруч проволочной каталкой, как гоняют их все мальчишки на всех улицах всего мира, сжал и спросил:
— Где ближайшая милиция?!
Обруч съехал на мостовую и упал, забренчав на булыжнике.
— За углом — налево...
За углом он и правда увидел вывеску, висевшую, как железный флаг, над каменным крыльцом: «Милиция». У крыльца застегнул пуговицу на воротнике. И как раз из отделения вышел милиционер и спросил юношеским голосом:
— Вам что, гражданин-товарищ?
— Н-ничего... Просто гуляю, — прозаикался Нефедов, взяв удочки на плечо. — Любопытно!
— Что тут может быть любопытного?
— Дом какой интересный! Колонны наполовину в стенах... Что здесь раньше было?
— Спросите чего полегче, — засмеялся милиционер и бравым движением расправил гимнастерку под поясом.
Уже на катере, уходившем от берега, Юрий Евгеньевич еще раз пожалел, что не о том заговорил с молодым милиционером, но внутренний голос прозвучал в оправдание: «А-а, отдыхаю я! Без меня разберутся с этим Васяткой».
А ночью ему приснился странный сон, который он запомнил. Первый в жизни. Как будто, застегнув пуговицу, он все же поднялся по ступеням просторного крыльца, вошел в милицию и потребовал, чтобы его пустили к начальнику.
Ему показали на дверь с надписью «Начальник». Надпись, надо сказать, была какая-то пугающе несолидная, буквы кренделечками, с завитушками. А когда Нефедов вошел, он обомлел от жути и хотел тут же бежать, но ему успели предложить:
— Садитесь!
Дело в том, что за столом красовался не кто-то, а он сам, Нефедов, и это он сам себе и предложил садиться. И вошедший Нефедов — в клетчатой рубашке, обыкновенный смертный — сел, а Нефедов из-за стола — в генеральской форме, от которой в глазах рябило, спросил:
— Что у вас?
Мямля и переминаясь в кресле, Нефедов-обыкновенный кое-как рассказал Нефедову-генералу, что с ним случилось, считая, что генерал поймет и возмутится — свой человек все же как-никак — и прикажет сейчас же выстроить целый батальон милиции против Васятки, учитывая, что там и пес, но генерал, ангельски улыбаясь, ангельски спросил:
— А зачем?
— Что?
— Связываться!
Тогда возмущение не на шутку охватило Нефедова-обыкновенного, он пустился в безостановочную речевую карусель, набиравшую скорость, пока генерал, как автоинспектор, не вынул полосатую палку из-под стола и не остановил его.
— Юра, — сказал он, — я ведь не за себя боюсь, а за тебя! Еще скажут, что ты сам принес им эти удочки продавать.
— Да!
— К тому же у тебя никаких свидетелей. Сын — малолетний родственник. И? И? — спрашивал Нефедов-генерал. — И ничего ты не сумеешь доказать, а у тебя отпуск. А отпуск, он... — и генерал пропел, заигрывая глазами: — Отпуск — он быва-ает только раз в году-у!