Солнечный свет - Робин Маккинли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так было – с той самой ночи?
– Да. Это случилось – помнишь, в конце я снова превратила его в ключ от моей двери?
– Да.
– Я чертовски уверена, что именно тогда это и случилось. Он был… какой-то странный, когда я его вытащила. Я не… я думаю, это как-то связано с ночным превращением. Думаю, я не должна быть способна к трансмутациям после заката. Но у меня вышло. Я почувствовала, как что-то… хрустнуло. Оборвалось. Во мне. И с тех пор он вот такой. На следующий день я поменяла его обратно в нож – и до вечера не замечала, что произошло. Думала, со временем это исчезнет – но нет.
«Думаю, я не должна быть способна к трансмутациям после заката». И тем не менее, как-то я это сделала. И так случилось, что в этот момент я лежала на коленях вампира. Еще одно, о чем последние два месяца я не вспоминала. Еще бы: если это как-то связано с вампиром – этим вот вампиром, – то почему мой нож пропитался светом?
Я никому не говорила, никому не показывала. Было очень странно, что наконец-то есть кому признаться. Я не хотела говорить никому в кофейне, никому из ООД. Проводя ночь с Мэлом, тщательно следила, чтобы нож не выглядывал из кармана. Я все пыталась оставаться Раэ Сэддон, пекарем кофейни, жить своей предыдущей жизнью. Даже после того, как я раскрыла свой маленький секрет – что на озере на меня напали именно вампиры, что я магоделка и передельщица, – я не хотела рассказывать кому-либо о ноже. Единственный человек, простите за термин, кому можно было открыться – он. Вампир. Вампир, с которым я теперь согласилась вступить в союз в надежде победить общего врага.
Какое облегчение – наконец рассказать кому-то!
Мне было интересно, что еще неизвестная сила, открывавшаяся во мне, может выпустить на свободу, кроме такого вот свечения. Должен ли нож Раэ светиться в темноте? Ну да, конечно. А когда я окончательно сойду с ума, он превратится в бензопилу.
Константин смотрел на нож, но не делал попытки коснуться его.
– Это многое объясняет. Я задержался с возвращением в частности потому, что меня озадачило: отчего ты не ослабла за целых два месяца под этой ношей. Я искал объяснения. Это могло иметь решающее значение для нашей сегодняшней попытки. – Вампир сделал паузу. Когда он продолжил, голос понизился примерно на пол-октавы, и слушать стало нелегко, хотя бы из-за сверхъестественного жесткого эхо и отсутствия интонаций. – Теперь я увидел этот нож. И это – наказание за мою самонадеянность; мне не приходило в голову обратиться к тебе за информацией. Мне еще учиться и учиться работать с кем-то вместе, потому что я обдумывал ситуацию, исходя лишь из сказанного тебе предыдущей ночью. Прошу у тебя прощения. Я уставилась на него, открыв рот:
– О, пожалуйста. Будто я не сижу здесь, втайне ожидая, что ты передумаешь и все же выпьешь меня… Ох, извини, забыла – я же отравлена, потому, думается, я все же в безопасности, и могу просто пойти и укусить главаря – без твоей помощи. Я – твой маленький друг, смертельная ночная тень. Но в том-то и дело: люди и вампиры не вступают в союз. Мы – непримиримые враги. Как кобры и мангусты. Мангусты. С чего бы тебе вздумалось о чем-либо меня спрашивать? Если кому и просить прощения – то нам обоим, за безрассудство.
По крайней мере, он не засмеялся.
– Очень хорошо. Мы будем учиться вместе.
– Кстати об обучении, – сказала я. – Я так понимаю, ты выяснил, что делать с этим, – и я указала на свою грудь. – Раз уж ты здесь.
– Я выяснил, что может поможет – если здесь что-нибудь вообще может помочь.
– А если нет?
– Тогда мы оба закончим свое существование сегодня ночью, – сказал он тем же бесстрастным голосом («Они едут. Слушай… Сядь… Да, ближе ко мне»), который я помнила слишком хорошо.
О, Боже. Не надо таких пробных ударов. Я могу принять правду, действительно могу. Я выдавила что-то вроде «Ухх».
– Я верю, что у нас получится.
– Безумно рада это слышать.
– Твоя рана стала хуже.
– Ой, да ладно. По крайней мере, не стала больше, – я была немного озабочена его небольшим откровением о грозящей нам участи – Даже более реальной, чем угроза Бо, Он сказал, что не уверен в том, что делает. – Боль приходит и уходит.
– Не могла бы ты убрать бинты?
«Иначе ты уберешь их сам?» – нервно подумала я. Я снова расстегнула две верхних пуговицы рубашки и сорвала марлю. Айй! Конечно, рана сразу же начала кровоточить.
– Э-э-э – ты вряд ли намерен рассказать мне, что собираешься делать?
Плохо сформулированный вопрос.
– Нет, – покачал он головой.
– Скажи мне, пожалуйста, что ты собираешься делать.
– Если ты возьмешь свой нож и откроешь лезвие.
Мое сердце, попытавшееся привыкнуть к вампиру в комнате, тревожно забилось. Нож лежал между нами на кровати, там, где я его положила. Поднимая, я смотрела на Константина немного дико, и он, думаю, привыкший к кровопусканию и думавший примерно о том же, неверно истолковал мой взгляд.
– Я предпочел бы не касаться твоего ножа, он будет жечь меня. И будет лучше, если ты сама меня порежешь.
Бр-р-р.
– Порежу тебя?
– Да. Сделай точно такой разрез, как у тебя. Вот здесь, – и он коснулся своей груди под ключицами.
Он был уже не так тощ, отметила я. Я не заметила этого раньше, но в целом он несколько поправился по сравнению с нашим первым знакомством. Когда он умирал от голода и все такое. Четыре ночи назад я не видела его без рубашки. Хм-м-м.
Я могла долго сидеть так, погруженная в нелепые мысли – все лучше, чем думать о перспективе колоть и резать: лезвия длиной в два с половиной дюйма достаточно, чтобы причинить ущерб гораздо больший, нежели я хотела наносить своими руками – но мой союзник терпеливо сказал:
– Открой лезвие.
Нож казался тяжелее, чем обычно, а лезвие словно открывалось с большей неохотой. Я со щелчком выдвинула его, и лезвие полыхнуло серебряным огнем.
– Ты сказал, оно будет жечь тебя.
– Именно. Я бы попросил тебя резать побыстрее.
– Я не могу, – в панике воскликнула я. – Не могу – порезать тебя – вообще.
– Хорошо, – сказал Константин. – Пожалуйста, приставь кончик лезвия сюда, – и он коснулся своей груди под правой ключицей.
Я так и сидела, оцепенело глядя туда, куда указал мой вампир. Я даже подняла взгляд и посмотрела ему в глаза: зеленые, как трава, как бабушкино кольцо, как мои вчерашние клетчатые носки. Константин спокойно встретил мой взгляд. Я чувствовала, как кровь – моя отравленная кровь – потихоньку течет по груди, пятнает ночную рубашку, капает на простыни.