Адъютант его превосходительства - И. Болгарин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А вы… вы все!.. – забарахтался в руках Сперанского Юра. Широкая ладонь зажала ему рот. Сперанский отнес отбивающегося ногами и руками Юру к чулану, втолкнул его туда и с силой захлопнул за ним тяжелую дубовую дверь.
В гостиной молчали. Только подполковник Лебедев встревоженно проворчал, сверля глазами хозяина квартиры:
– Хорошо, если крики вашего родственника не долетели до соседних домов.
– Ну что вы… у нас тихо… – тяжело дыша, поспешил успокоить Викентий Павлович.
– И все-таки выйдите на улицу, проверьте! – уже с настойчивой неприязнью объявил Лебедев Сперанскому. Затем обернулся к переминающемуся с ноги на ногу Мирону, брезгливо взглянул на него: – А вы! Вы что скажете?
– Я человек маленький, ва… Сергей Христофорыч. Мне как приказывали,
– нисколько не смущаясь, объяснил Мирон. – Я тогда у батьки Ангела был. А он, известно, против всех воевал. И против дворян тоже. – И кивнул в сторону сидящих за столом.
Вернулся Викентий Павлович, доложил:
– Все тихо. Можно идти.
– Итак, о деньгах. Деньги у вас будут, господа, – торопливо натягивая свой брезентовый плащ, сказал подполковник. – Скоро!.. – Мельком оглядев прощающимся взглядом гостей, он добавил: – Очень скоро!.. И еще Николай Григорьевич просил передать вам следующее. Приказом Ковалевского вы все зачислены на должности в действующую армию. Заготовлена реляция главковерху Антону Ивановичу Деникину о производстве вас в более высокие воинские чины и о награждении.
Заговорщики, не скрывая довольных улыбок, переглянулись.
– Я прощаюсь с вами, господа, но не надолго! – многозначительно бросил подполковник Лебедев, лихо щелкнул каблуками, поцеловал руку Сперанской, любезно отвесил общий поклон. – Близок час нашей победы, господа!
Мирон вразвалку вышел первым, затаившись, постоял у калитки, зорко осматривая темноту. Затем подал знак подполковнику Лебедеву и вышмыгнул на улицу. Крался медленно и осмотрительно, время от времени ожидая, когда подполковник Лебедев догонит его. На перекрестке Мирон тихо спросил:
– Куда теперь, Сергей Христофорыч?
– На Большую Васильковскую, – ответил Лебедев.
…Сидя в чулане, Юра слышал, как постепенно – по одному – расходились тайные гости. В горле у него пересохло, нестерпимо хотелось пить. Саднила ушибленная в темном чулане коленка. Но еще больше мучила иная боль. От нее хотелось плакать. Бандит, повинный в смерти матери, – сообщник Викентия Павловича, Бинского, Лысого. Он воюет на стороне белых. И Юрин папа тоже воюет на стороне белых. Как же это может быть? Как? Здесь какая-то страшная ошибка, которую почему-то никто не хочет исправить…
Снова и снова мальчик вспоминал ненавистное, побитое оспой лицо, искривленный рот… Может, они не знали, что он бандит? Но ведь Юра сказал им. Не поверили? Нет, вряд ли! Но вместо того чтобы схватить бандита, они набросились на него, Юру, и трусливо, словно в чем-то угождая Мирону, заперли его в чулане. Почему? И в его голову пришла совсем не детская мысль. Скорее сердцем, чем умом, он понял то, что понимали не все взрослые. «Бандит – это бандит, – подумал Юра. – Кому бы он ни служил, бандит-это бандит! Почему же они, белые офицеры, не понимают этого?»
Привалившись к старому креслу, снесенному за ненадобностью в чулан, Юра долго еще лихорадочно размышлял обо всем происшедшем. И успокоился тем, что поклялся самой страшной клятвой разыскать бандита Мирона и отомстить ему за все.
Близился ранний летний рассвет, когда Мирон и подполковник Лебедев пересекли пустырь и вышли на Большую Васильковскую. У нужного дома постояли, оглядываясь по сторонам и прислушиваясь. Вошли в подъезд, бесшумно поднялись на третий этаж. Подполковник зажег электрический фонарь и пошарил узким лучом в темноте. Наконец нашел то, что искал: на обитой клеенкой двери тускло отсвечивала медная табличка: «Л. Б. Федотовъ». Отступив в сторону, Лебедев показал Мирону на дверь, и тот постучал: два частых, три с паузами удара.
Вскоре из-за двери послышался приглушенный голос:
– Кто там?
– Лев Борисович! Отворите! – прошептал в ответ Мирон. – От Николая Григорьевича к вам…
Щелкнул замок, дверь широко, открылась. И в лицо гостям ударил свет яркой керосиновой лампы. Хозяин держал ее низко и слегка отклонял от себя, отчего его лицо все время оставалось в полутьме.
Мирон первым шагнул в переднюю, не спуская глаз с хозяина. Что-то в нем встревожило Мирона, что-то здесь было не так. Фигура хозяина была совсем не старческой. Показалось подозрительным и то, как безбоязненно им открыли дверь…
Резко схватив руку с зажженной лампой, Мирон с силой приподнял ее. Свет закачался, метнулся по стене и на мгновение лизнул пучком лучей хозяина по лицу… На нем был бушлат, из-под него проглядывала тельняшка. Это было страшно.
Но еще страшней стало Мирону, когда он узнал чекиста, от которого недавно едва удрал на рынке. Все это произошло мгновенно. Мирон отшатнулся, по-кошачьи прыгнул назад, наткнулся спиной на своего спутника, и тут чекист ударил его ногой в живот. Мирон ойкнул, превозмогая боль, кинулся в сторону, но тотчас еще кто-то сзади набросился на него. Зазвенело стекло. Покатилась со звоном и дребезгом по полу и погасла лампа. «Все остальное уже происходило в кромешной темноте. Кто-то, тяжело и озлобленно дыша, наседал на Мирона, а он отбивался изо всех сил, катаясь по лестничной площадке.
Гулко загремели по лестнице чьи-то грузные, но быстрые шаги – подполковник Лебедев счастливо увернулся во внезапной суматохе от чекистов и помчался вниз. Но едва он добежал до второго этажа, как в лицо в упор ударили яркие лучи карманных фонарей. На мгновение они ослепили его, отбросили назад. И тут же снизу послышался яростный голос:
– Стой! Руки вверх!
Подполковник резко повернулся и опять помчался вверх – там, на чердаке, было теперь его спасение, – а следом за ним устремился, чекист. Почти одновременно они наткнулись на клубок сцепленных в бешеной схватке тел.
– Здесь я… Сергей… Христофорыч… выручайте!.. – услышал Лебедев задыхающийся голос Мирона. Быстро сориентировавшись, заученным ударом рукоятки пистолета по голове, подполковник свалил своего преследователя, а затем несколько раз с силой опустил тяжелый кулак в середину катающегося клубка.
Мтрон почувствовал, что руки, державшие его, ослабли, и он, как спущенная тетива, распрямился, вскочил на ноги, бросился вверх по лестнице вслед за удаляющимся топотом ног подполковника. Грудь его теснила боль, перехватывала дыхание, делала ватными руки и ноги, но Мирон все равно, задыхаясь и слабея, продолжал бежать вверх, к спасительному чердаку.