Хранители пути - Карина Сарсенова

Истинную цену себе человек узнает, решившись на что-то крайне важное для него. Как правило, в этом случае он оставляет позади одиночество с его сомнениями, страхами, иллюзиями и надеждами. И встречает неизвестность с ее… о, да, вариабельностью, тревогой, заблуждениями и мечтами. Время, проведенное человеком на стыке данных реальностей — его прошлого и будущего, играет огромную роль в становлении его настоящего. Ведь настоящее время не столь равнозначно мгновению, отпущенному нам здесь и сейчас, как оно кажется, о, нет. Настоящее измеряется качеством, с которым мгновение прожито. Качественное, то есть максимально духовное, полезное для развития души проживание одной секунды превращает ее в подлинное настоящее время — то время, что представляется действительно доступным ресурсом для обитающей в нем личности. И самое здесь главное — одно истинное настоящее порождает другое. Так что не стоит избегать всей гаммы позитивных и негативных эмоций и мыслей, настигающих нас: исследуйте и осознавайте их истоки. Знание своих скрытых мотивов помогает поставить правильные цели и грамотно их достичь.

Зал смотрел на нее, а она смотрела в зал, отражаясь в сотнях изучающих ее глаз. Сколько раз она удивлялась многообразию человеческих личностей и их поразительному сходству! Будто кто-то Свыше специально подбирал в чем-то схожих людей в эту жизнь… В ее жизнь… В этом зале…

Стоя на сцене под ослепительным софитным светом, она чувствовала себя живой и мертвой одновременно. Наверное, так всегда бывает, когда человек стоит на пороге своей судьбы… Или на одном из ее порогов… Не ощущая руки, не сознавая движений, Меруерт несколько раз подносила микрофон к губам, готовясь петь, и отводила его обратно. Напряжение, растущее в зале, обдавало ее волной раздраженного нетерпения. Ну же, Меруерт, ну же! Ты что, вышла здесь молчать? Хотя и молчать можно так громко, что окружающие услышат мелодию твоего сердца. Но для этого нужно уметь слушать его, то самое сердце. А Меруерт давно, слишком давно не придавала ему должного значения…

Нервные смешки, раздающиеся в зале, с каждым отводом микрофона приобретали все большую отчетливость. Презрение, сгущающееся вокруг нее, темными пятнами разочарования в себе мелькало в ее глазах, мешало дышать. Головокружение и тошнота атаковали с двух сторон. Борясь с почти неодолимым желанием упасть в обморок и отключиться от происходящего, Меруерт вдруг осознала, что перешла некую границу в самой себе. Границу, к которой устремлялось все ее существо, преодолевая встававшие на пути преграды. Радостная легкость заполнила ее измотанную душу. Отпустив себя, она без усилий взлетела на неземную высоту созидающего звука.

Закрыв глаза, Меруерт начала петь.

Она стояла на сцене, в жарком свете софитов, а в реальности, доступной ее внутреннему взору, парила в сияющем голубоватом пространстве. Облитая струящейся светло-голубой тканью, она смотрела широко раскрытыми глазами на луч теплого золотистого света, пробивающийся к ней через однотонное голубоватое свечение. И чем радостнее становилось у нее на душе, тем более ярким золотом насыщался этот луч. Янтарно-медовый диск, проглянувший наконец его истоком, рассеял по голубоватому пространству сонмы золотистых искр. Разлетаясь, они раскрывались музыкой всех мастей: скрипичные, фортепианные, виолончельные, саксофонные мелодии парили вокруг Меруерт, подчиняясь исходящей от нее невидимой силе… Эта сила, удерживающая ее в бессрочном парении, складывала в единое целое множество человеческих голосов. Негромкие, одновременно звучащие голоса несли каждый свою индивидуальность, сохраняя гармонию незримо присутствующего хора.

Тишина, воцарившаяся в зале, была такой объемной и многогранной, что вполне могла быть самостоятельной реальностью, вобравшей в себя оцепеневших слушателей. Но, скорее всего, никто из них не замечал ее. Как не замечали и замершую посреди сцены, закончившую петь Меруерт. Перенесенные силой ее голоса в ожившие реалии собственных судеб, проживавшие вновь и вновь давно забытые жизненные ситуации, люди впервые оказались наедине с единственно доступной им настоящей реальностью — своей душой.

Подобрав подол светло-голубого платья, Меруерт, покачиваясь и спотыкаясь, прошла за кулисы. Встречающий ее Алихан участливо заглянул ей в глаза и тут же испуганно отшатнулся, зажав рот дрожащей рукой. В темных, как ночное небо, зрачках Меруерт безудержно танцевали две совершенно одинаковые крошечные женские фигурки в длинных светло-голубых платьях…

Свет резал глаза, пробиваясь через плотно сомкнутые веки. Безголосый, но оттого не менее настойчивый свет теребил ее, мешал оставаться там, где она пребывала. Пребывала с тех пор, как умерла… Умерла?

— Амелия, ты жива… — не вопрос, а констатация факта. Но иного сейчас и не требовалось. Не открывая глаз, мысленно вымолвила Анника.

— Жива, — свет обрел голос, особенный голос, до боли, до сладкой боли родной. — Благодаря тебе. Это ты спасла меня. Спасибо тебе.

Время расстелилось вокруг нее паузой зыбучего отчаяния. Погрузившись в него с головой, Анника не утонула, но, как ни странно, почувствовала неимоверный прилив сил. Оказывается, даже негативные эмоции могут давать энергию… Но надолго ли ее хватит?

Встав на колени, Анника беззвучно молилась давно забытому ею Богу… Ее Богу… Амелии…

— Господи, да когда этот ужас кончится? — высвободив из уставшего сердца поток жалоб и желаний, вяло проговорила она. Крепко сжатые ладонями виски ныли от пульсирующей в них отдаленной боли. После молитвы ощутимо полегчало. Наверное, этот ангел обладал недюжинной силой. Или той силой обладала ее собственная душа?

— Все временно, дорогая, — улыбка Амелии замечательно передавалась через ее голос. Не нужно было смотреть на ангела, чтобы чувствовать его состояние. Оно выражалось в одном лишь его присутствии. Внезапно Анника осознала, что источник ее силы всегда находился в сопряженном бытии ее души и Амелии. Только присутствие ангела инициировало к пробуждению светлые стороны и намерения Анники. Неожиданно для самой себя расслабившись, девушка наслаждалась необычным теплом, разлившимся в ее сердце.

— Твое сердце улыбается, — нежно произнесла Амелия. — Значит, ты идешь правильным путем. Не относись слишком первостепенно к выпавшим тебе испытаниям. В установленное время они заканчиваются. Все, что кажется нам значительным и крайне важным, когда-нибудь да закончится.

— Только не моя любовь к дочери, — Анника не стала сдерживать подступающие слезы. Наслаждаясь исходящей болью, она ласкала внутренним взглядом всплывший из глубин памяти облик новорожденного ребенка. — Я ведь даже не знаю, как ее зовут…