В гору - Анна Оттовна Саксе

Саулит считал, что можно было бы оставить молотилку на ночь в лесу и прийти за ней на следующее утро, но Лауск не согласился:

— Откуда мы знаем, вдруг кто-нибудь еще будет искать здесь клад, и тогда мы останемся с носом.

Гаужену тоже хотелось поскорее вывезти машину, и он послал ребят в лесосеку за березовыми дровами, чтобы затопить локомобиль. Хорошо зная, что требуется в таких случаях, он захватил с собою два ведра, чтобы подносить воду. Правда, вода была далеко, в озере, за лесосекой, но чего человек не сделает, если только захочет. На лошади к озеру все равно не подъедешь, кругом вязко. Младшего сына Пауля Гаужен отправил домой за фонарем, на случай, если наступит темнота, и велел приехать на лошади, так как Валдис не мог дойти домой.

Пока они привинчивали части, носили воду и разогревали локомобиль, наступили глубокие сумерки. Завязшая молотилка не хотела сдвинуться с места. Лауск и Саулит налегли каждый на свой угол и толкали вперед. Ребята облепили машину и старались, как могли, но та словно к земле приросла.

Старики утерли пот и закурили.

— Наверное, ничего не выйдет, — начал сомневаться Лауск.

— А если еще раз поднажать? — Гаужену было жаль оставлять разогретый локомобиль. — Нажмем посильнее, чем в первый раз, — тогда должно пойти… Я полагаю, должна сдвинуться.

На этот раз даже Валдис не утерпел и присоединился к остальным. Мирдза чувствовала, что все напрягают силы до предела, и у нее самой мышцы натянулись, как струны.

— Ну теперь, как на плотах, — раз, два — взяли! — скомандовал Лауск.

После третьего «взяли» машина сдвинулась и, важно пыхтя, покатилась по высохшей лесной дороге. Дружное «ура» прорезало лесную тишину и прозвучало над верхушками деревьев. Люди окружили машину, как победители; впереди нее, показывая Гаужену дорогу, шел Лауск. На полпути они встретили подводу с Паулем и матерью, которая отдала им фонарь и усадила в телегу выбившегося из сил Валдиса. Предложили поехать и Мирдзе, но та отказалась, заставив сесть Саулита.

Ночью, в лесу, при свете фонаря, этот поезд казался фантастическим. Телега громыхала, подскакивая на корнях, машина постукивала. И все же это казалось таким веселым приключением, что мальчики и Мирдза, забыв ноющую боль в мышцах, затянули веселую песню. У Мирдзы кольнуло в сердце. «Жаль, что Эрика здесь нет… И Карлена… Вот было бы для него событие!»

В полночь молотилка въехала в усадьбу «Стендеры». Молотьбу решили начинать там, так как в большой сарай было свезено много хлеба, назначенного для сдачи государству.

Назавтра Лауск с Гауженом зашли к Августу Мигле.

— Хотим посмотреть, что за беда приключилась с твоей молотилкой, — начал Гаужен разговор. — Самое время приступать к молотьбе.

— Да, да! — живо поддержал Август. — Обязательно надо молотить, больше невтерпеж. Муки ни горсточки, в клети ни крупинки.

— Так что же на самом деле с молотилкой? Может, сумеем пустить ее? — продолжал Гаужен.

— Да разве я не пустил бы, если бы можно было?! — воскликнул Август. — Как в прежние годы, для половины волости обмолотил бы.

— Покажи, может быть, починим.

— Где ее починить? — почти застонал Август, — Что погибло, то погибло. Как человек, если помрет, то хоть плачь, хоть песни пой, все равно до страшного суда не воскресить.

— Но, может, она не померла, а только больна, больных можно лечить, — не уступал Гаужен.

— Милый Гаужен, — Август положил руку на сердце и преданно посмотрел ему в глаза. — Ты уж мне, право, можешь поверить. Я за эти годы тоже научился кое-что понимать в машинах. Я ведь за учение это большие деньги уплатил, а обратно их не выручу. Говорю тебе, она умерла, погибла.

— Вы бы нам показали этого покойника, — вмешался Лауск.

— Я вам скажу… — начал Август, и голос у него сорвался, — я не могу на нее смотреть. Нехорошо привязываться к земным вещам, да простит господь мне, грешнику, но молотилку я полюбил. Я думал: вот смогу людям помочь тем, чем бог меня благословил, но так нехорошо получилось… — на круглых глазах Августа выступили слезы.

— Не плачьте, господин Мигла, — успокаивал Лауск. — Мы без вас посмотрим.

— Если уж вы мне, честному человеку, не верите, — в голосе Августа послышалось раздражение, — то идемте, идемте, посмотрим.

Он повел обоих в сарай, где стояла хорошо знакомая Гаужену молотилка. Снаружи на ней не видно было никаких повреждений. Август стал торопливо рассказывать.

— Леший разберет, зачем они немцу понадобились, — утащили все решета. Может, немцы и не виноваты, свои ведь тоже тащили к себе все, что могли. Что будешь делать без решет?

Гаужен и Лауск немного помолчали. Странно было то, что не хватало именно решет. Но неужели служитель церкви станет обманывать.

— Так ты говоришь, что этой осенью на ней молотить нельзя будет и она уже никуда не годится? — невинно спросил Лауск.

— Никуда не годится! — живо подхватил Август. — На лом — и только. Я говорю — такие деньги тогда вложил, думал — будет волости польза… Где же ты нынче такие решета возьмешь? Заграничная фирма!

— Тогда ты ничего не будешь иметь против, если исполком возьмет машину себе? — как бы между прочим: бросил Лауск.

— Разве у волости не хватает развалин и лома? — пытался шутить Август, но его дряблые щеки все же слегка задрожали.

— Пусть лома хватает, но мы готовы взять и этот, — сказал Лауск уже серьезно. — Соберем из нескольких машин одну и пустим.

— Чего шутить, Лауск! — Август хлопнул его по плечу. — У каждой марки машины свое устройство.

— Я — серьезно, — настаивал Лауск, — мы эту машину возьмем и залатаем.

— Отдать-то я ее, положим, не отдам, — ответил Август в таком же тоне. — Это моя вещь, вот и Гаужен может подтвердить.

— Вещь вещью, — нехотя проворчал Гаужен. — Но мы ответственны за молотьбу.

— И мы можем мобилизовать любую молотилку, — добавил Лауск.

— Что ты, Лауск, да разве калек мобилизуют, — пытался Август снова перейти на шутливый тон. — На войну ведь тоже не берут, если у кого нет ноги или руки.

— На нашей войне