Клан – моё государство 3. - Китлинский

– Консерватизмом попахивает,- усомнился Потапов.

– В сказанном мной есть слово гибкий. Только гибкость вытекает из реальности сиюминутной. Вот простой пример. В некоторых районах, там, где были определённые интересы и условия, мы ставили к власти своих секретарей партии, но исключительно из-за боязни пролития большой крови. Пункт о смене власти, если она дерьмовая – у нас есть. Ульянов, надо отдать ему должное, подметил точно: "Верхи не могут, а низы не хотят жить по-старому". Только он в своих исканиях подходов к смене власти, определив условия смены с упором на военный переворот, сам спровоцировал эти условия, которых в державе не было. В отличии от Ульянова мы можем сменить власть в стране гораздо быстрее и меньшей кровью, но в течение примерно ближайших десяти лет. Потом уже будет невозможно. Сразу скажу почему. Наш народ ещё на перепутье, когда можно загнать силой в любую пещеру, но через 10 лет этого уже сделать не сможет никто. Итак: можем сменить и удержать, а что проку? Будет то же, что и при Сталине: кровь рекой, смерть, каторжный труд во имя великого будущего. А кто даст гарантию, что сейчас хуже, чем будет при нас, когда мы прийдём к власти? У нашего народа извращенное понимание власти. Для него та власть своя, при которой он не особо напрягаясь, имеет пожрать, выпить и что-то одеть на себя. Другая ему не нужна. Труд – первооснова благополучия, в нашем народе приоритет не получил. Мы можем работать, засучив рукава только при большой опасности или под дулом автомата. Когда труд станет добровольной нормой, тогда мы станем богаты, при условии, что сможем вырастить достойную смену и выучим талантливых для управления страной, которые не дадут продать по дешевке наш каторжный труд, а сумеют нами нагорбаченное удвоить, утроить и снова хорошо пристроить. Вот Павел сказал, что был удивлён, увидев, как работает Жух. Это у всех наших такая субстанция. Их не учили по-другому. Это в крови с детства. Они в пургу могут весь земной шар обогнуть и не пропадут.

– Да уж,- перебил Сашку Апонко.- Это мы своей шкурой прочувствовали, хоть потом и выяснилось, что мотали километры зря.

– Меня Снегирь спрашивал для конспирации, мол, да. Да. Для проверки. Человек не умеющий найти ошибок в прошлом – лишён мозгов. Это тест. Так мы проверяем иногда и друг друга. Вот аскетизм это что? Мне часто этот вопрос задают, когда узнают, что у меня при моём богатстве нет дома, машины, виллы, яхты и прочего. А у меня аскетизм заложен был от природы и условий. Да я много зарабатывал, но куда в такой глуши мне их было девать? Я когда ушёл из своего родного клана, то у меня было сорок кило золота и пистолет. Всё. Ни одной копейки денег. Я вечный скиталец, наверное, это судьба такая. И вечный трудяга до мозга костей, этому тоже с детства обучен. Сколько на счету в моём банке средств мне не суть важно. Да, они эквивалент чему-то. Чему? Я не знаю чему, но мой банкир говорит, что деньги – эквивалент человеческой хитрости и средство эксплуатации человека человеком в рыночной форме хозяйствования. Может он и прав, но то, что деньги не являются эквивалентом труда, за это я ручаюсь и вы, проработав с нами месяц, надеюсь, в том убедились окончательно,- Сашка посмотрел на Потапова и Апонко вопросительно.

– Вполне,- Потапов поднялся и направился к печи, где задвинул чайник на середину.- Вопрос не по теме.

– Давай,- ответил Сашка.

– Вот так с пистолета и сорока кило ты поднял огромное дело? Сам, один?

– Сорок кило – это по тогдашним ценам восемьсот тысяч. Немало, однако,- Сашка ухмыльнулся.- Через год я уже имел семьдесят миллионов. А ещё через год уже один миллиард, но то были просто бумажки и лежащий мёртвым грузом металл. Ни заводов, ни науки у меня не было.

– Ничего себе темпы!- Апонко открыл рот от удивления.- Как же это возможно?

– Дело не в возможностях. Я хотел построить своё, а для этого мне были необходимы две вещи: начальный капитал и информация. Без информации сожрут в этом мире даже с деньгами. Деньги я сделал всеми правдами и неправдами, а за информацией потащился туда, где она водится в полном объёме,- ответил Сашка.

– В архив КГБ,- констатировал Потапов.

– Именно. Просидел там два года, пока не собрал всё мне необходимое. Информация дороже всех капиталов мира. Пока я там ошивался, мои компаньоны продолжали работать, ведь тогда уже я был не один. Смог найти двоих надёжных людей. Оба уже умерли, увы. За два года они подняли миллиард до четырёх с четвертью, а выскочив из КГБ сухим, я сразу срезал ещё полтора с кое-кого. Я говорю: имел, сделал и так далее, но это не значит, что я считал и считаю эти средства своей собственностью. Нет. Они составили краеугольный камень, о котором так хорошо писал Маркс, знавший, что золото – металл власти, он же из древнего рода ростовщиков. Деньги добытые надо было отмыть, а имея информацию, это оказалось сделать просто. Первые миллионы я добыл, убивая и сея смерть, чтобы расчистить один из золотодобывающих регионов страны от скверны. Вы же читали дело. Или нет?

– Значит, это твои покойники?- произнёс Потапов.

– А тебе их жалко?

– Отнюдь.

– Мои. Только в деле числятся не все. Всего мне пришлось убрать по Советскому Союзу почти пятьсот человек, многие из которых просто пропали без вести. В деле зафиксированы только те, кто имел вес, а мелочь всякую не учитывали. Когда убиваешь авторитета, то его место занимает кто-то из его приближённых и так по цепочке. Цепочки эти были длинными, так что убирали всех. И хвостов я за собой, так выясняется, не оставил.

– На Кавказе работать не боялись? Там же кровная месть?- спросил Потапов.

– Срать я хотел на их месть. Наличие в руках автомата ещё не гарантия наказания и умения из него стрелять. Я сюда с Кавказа никого не приглашал. Сидели бы у себя, занимались своим и были бы целы. Ты знаешь, сколько в Дагестане живёт народностей?- спросил Сашка.

– Нет,- ответил Потапов.- Говорят много.

– Там, что не селение – свой язык, своя культура. И я не поленился там побывать и изучить языки. Но Дагестан привёл для примера, так как там более пятисот народностей, а это много больше, чем на всём остальном Кавказе вместе взятом. Что мне с их кровной мести? Чтобы убить, надо найти. Псы бывшего шефа Скоблева до кровавых мозолей ноги стёрли, чтобы меня найти и голову мне открутить, и что? Где они теперь? Все лежат на престижных кладбищах Москвы, но никто из их родственников за их смерть не подпишется. Законов же их я придерживаюсь неукоснительно, потому что они от жизни и проверены веками. Какая может быть кровная месть, если два бандита что-то не поделили и один убил другого? Когда убивают безвинного, вот тогда кровная месть. Вообще-то кровная месть имела перегибы, когда убивали женщин, стариков, детей. Убить старика на Кавказе – вне понимания, вне закона. Тот, кто это сделал, объявляется родовым кланом, к которому убийца принадлежал – отверженным и его имел право убить любой, кто первым встретит, как паршивого пса. Обычно перерезали горло. Но это всё в прошлом и теперь почти повсеместно забыто. Времена меняются. Я отвлекся. Для чего я бомбил? Чтобы вложить. Не для того, чтобы жировать. Мы готовили трудяг в науке, финансах, производстве. Экспроприируем у тех, кто, наворовав, употребляет на глупость. Глупость это: виллы, дачи, машины, тёлки, кольца, дорогие коньяки. Мир не так богат, чтобы это позволять избранным сектантам. Все они сектанты, у них один Бог – деньги. И совсем не важно, где они живут в данный момент, кто они по национальности, какое у них гражданство. Мы отнимаем кругом и вкладываем в дело. Вот в ту субстанцию, о которой шла речь,- Сашка перестал говорить. Долго сидели в молчание, которое прервал вскипевший на печи чайник. Потапов его сдвинул на край и спросил:

– Что нам теперь делать?

Сашка почесал небритый подбородок и ответил:

– Спать. И не спешить.

– Хорошо,- согласился Потапов.- А как мы отсюда выберемся?

– Просто. Довезут до посёлка, из которого есть рейс на Якутск. Сделаем вам паспорта, чтобы не светились, а в остальном ваш выбор. Связь имеете, звоните. И не надо бояться ею пользоваться. Как решите – позвоните. Чем сможем, подсобим.

– Умеешь ты убеждать,- ухмыльнулся Потапов.

– Умею,- кивнул в ответ Сашка.- А с тобой, Павел, переговорим позже, если ты не против.

– Согласен,- ответил Апонко.

В домик ввалился Проня.

– Сань, я за снегоходом.

– Так иди, что притащился?

– Дак это… Валерия хотел позвать пройтись. Погода стоит великолепная, ему на шахту в смену не надо, пусть прогуляется со мной.

– Если есть желание, пусть топает,- Сашка пожал плечами.

– У меня нет настроения, Проня. Был серьёзный разговор,- отказался Потапов.- Такой, что кошки скребут.

– Ясненько,- вздохнул Проня.- Попрусь один.

– Меня возьмёшь?- Апонко поднял руку, как ученик в школе.

– Собирайся. Десять минут. Жду наружи, а то я в походном взопрею,- ответил Проня и выскочил из домика.