Герой туманной долины - Пола Гарнет

уверенный шаг с постамента, под напуганные вздохи зрителей ухватилась за брошенный ей канат, мягко спланировала по нему вниз, в самую гущу расступившихся танцоров, и в последний момент замерла, не успев коснуться ногой песчаного покрытия манежа.

А после пропала в толпе обступивших ее артистов, которые продолжали разжигать восторг зрителей опасными поддержками и резкими взлетами к вершине купола. Они прыгали через кольца и тут же взмывали на поданных им трапециях вверх, а на деревянные платформы соскакивали так легко, словно умели летать.

Крупное конфетти не переставало сыпаться с потолка разноцветной крошкой, зрители ликовали, Делла, не отставая от других, то и дело подскакивала с места, взрываясь от захлестывающих ее эмоций, хватала Шеннона за руку и почти тянула за собой, но успевала вовремя опомниться и только виновато морщилась, не переставая улыбаться.

Красок стало еще больше, но парень не заметил, в какой момент перестал закрывать глаза и тереть веки, в какой момент стал через стекла очков пристальнее всматриваться в лица танцоров и акробатов, взмывающих вверх и проносящихся в воздухе прямо над головами зрителей.

Ауры тех, что считали себя птицами, тех, кто отдавался на манеже музыке и кружился в воздухе, сияли ярче других. Казалось, они были опаляющими — все разрастались, мерцали, даже искрились и неумолимо тянули Шеннона к себе.

— Вы выглядите такими счастливыми, — проговорил он артистам, не заметив, что сказал это вслух.

— Что? — пытаясь перекричать музыку и рокот толпы, переспросила Делла, вновь вскочившая с места и разразившаяся аплодисментами.

— Это безумие какое-то! — засмеялся ей в ответ Шеннон, сам не веря тому, в чем собирался признаться. — Мне тут нравится! Правда нравится!

Восторг в глазах Деллы разросся, она кинулась к нему, обхватила лицо подрагивающими от волнения руками и, не обращая внимания на растерянный взгляд друга, отчетливо проговорила:

— Ты лучший!

Сказав это, Делла немедленно отвернулась и во все глаза уставилась на манеж, куда высыпало еще больше гимнастов. Она все равно схватила Шеннона за запястье и переплела пальцы, крепко сжимая его руку в своей, а тот, опешив, не нашелся что сделать и, позволив улыбке замереть на губах, вернулся к представлению, которое набирало силу.

Артисты подбрасывали друг друга в воздух, делали сальто с трамплина и кружились на манеже, но одна из гимнасток так и не спустилась вниз, продолжая витать под куполом, то соскальзывая с каната ниже, то так же ловко, цепляясь за соседний и выкручиваясь, взмывала наверх. Порой между ее стопой и песочным покрытием пола совсем не оставалось места, но пальцы земли так и не касались — она летала там, в недосягаемости, запросто держась за канат одной рукой, раскручиваясь так быстро, что иногда даже очертания ее силуэта, так хорошо различимого, размывались.

На ней было больше всего перьев, и именно ее костюм вместе с изумрудной аурой, освещающей купол шатра, сильнее всего бросались в глаза. Шеннон подумал, что она «гвоздь» программы, и убедился в своем предположении, когда через четверть часа гимнастка ухватилась за поданную ей трапецию, сделала кувырок в воздухе и зацепилась за нее ногами, повиснув вниз головой и раскинув руки в стороны с довольной усмешкой. Она знала, что зал придет в восторг, увидев, как трапеция спускается к манежу, знала и что зрители догадаются, что последует за быстрым раскачиванием.

Непонятная тревога поднялась внутри Шеннона, оттеснив восторг, в мгновение заставив напрячься и сильнее вжаться в кресло.

Гимнастка летала над головами собравшихся, запросто дотягивалась до сидящих на трибунах людей, шутливо сбивала с голов кепки, и раскручивалась так быстро, что ни проследить за ее движениями, ни увернуться от прикосновений возможности не было.

Волнение усиливалось, Шеннон заметил, как против воли впивается пальцами в собственную ногу, нервно подрагивающую.

Делла рядом смеялась от восторга, громко вздыхала и ахала, когда гимнастка проносилась в паре дюймов от нее, не замечая волнения друга, у которого вдруг начала кружиться голова.

Тут же в сознании сами собой всплыли слова Камерона, усилившие тревогу. Дыхание вдруг перехватило.

«Не умри на своем первом свидании!»

«Успокойся, ради всего святого! — говорил Шеннон себе, сильнее сжимая пальцами коленку. — Ничего страшного не происходит, угомонись!»

Но чутье никогда его не подводило, а тело, желая избежать чужих прикосновений и следующей за ними боли, о грозящей опасности предупреждало заранее.

Шеннон сжался и, казалось, влип в кресло, когда гимнастка, раскачавшись из стороны в сторону и все так же обхватывая трапецию ногами, направилась к их ряду — третьему.

Ему почудилось, что мир замер, и словно в замедленной съемке мелькнуло рядом улыбающееся лицо в стразах, коснулось его шеи мягкое и щекочущее желтое перо, а к щеке на долю секунды прижались горячие пальцы.

Он слышал, как резко вскрикнула Делла прямо над ухом, как бросилась к нему и стиснула его ладонь, о чем-то сбивчиво умоляя, пока он жмурился, чувствуя, как разрывающая боль проносится по черепу огненным шаром, как резко меркнут краски и музыка сменяется белым шумом — тишиной, через которую еле различалась реальность.

— Твою ж… — успел прошептать он перед тем, как закрыть глаза и отдаться заплясавшим в сознании картинкам.

А они показывали все тот же красно-белый полосатый шатер, круглый манеж, засыпанный песком, группу одетых в пестрые костюмы артистов, аплодисменты зрителей и ее — все в том же желтом парящую над головами толпы. Шеннон ждал, когда начнется то, что следовало за каждой мечтой непременно, ждал, когда тело захлестнет тихий ужас и на глазах покажутся первые слезы сожаления, но картинка не менялась, все крутилась вокруг счастливого лица гимнастки и ее уверенных движений.

И в мгновение, когда гимнастка соскользнула с каната, приземлилась точно в центр манежа, тяжело дыша, и с довольной улыбкой распахнула объятия для зрителей, видение оборвалось.

Шеннон моргнул.

Вернувшиеся звуки в первое мгновение ударили по ушам, привычно заболела переносица, а яркие краски заставили сощуриться. Напротив мелькало размытое лицо взволнованной Деллы, которая крутилась вокруг и осторожно прикасалась к его рукам, боясь сделать хуже, а за ее спиной яркие конфетти медленно опускались с потолка на головы артистов, над которыми все так же летала гимнастка.

Гимнастка, мечту которой он четко видел, мечта которой светилась изумрудным.

Осознание ударило под дых, заставив резко втянуть воздух в легкие и от неожиданности закашляться.

Шеннон уперся руками в колени, стиснул пальцы Деллы в своих.

— Что мне сделать, мистер Паркс? Ну же, взгляни на меня, — просила она, дрожа от волнения, закатывая выше рукава