Герой туманной долины - Пола Гарнет

class="p1">— За тебя. За твою жертву. За твою скоротечную жизнь и за твою смерть.

Ему всегда казалось, что появись Роб перед ним в обличье живого человека, он не сможет сдержать слез. Но теперь он не плакал. И Роб не плакал. Ему больше не о чем было — он умер.

— Ты ведь этого хотел, да? — вскинул бровь герой и затянулся снова, так сильно, как Шеннон сам никогда не мог. Или мог когда-то давно — не помнил. — Так отчаялся видеть чужие страдания после осуществления мечты, что хотел руки на себя наложить?

— Хотел. Хотел пойти по твоим стопам и исчезнуть, но ты меня спас — взял мою боль на себя и помог пережить.

— Взял твою боль на себя, — задумчиво протянул Роб, выдыхая дым в потолок. — Я доблестно ее нес?

Шеннону хотелось зажмуриться.

— Никто не справился бы лучше, — произнес он хрипло. Роб жестом попросил сигарету, поджег ее дешевой зажигалкой и глубоко затянулся.

Шеннон не знал, что еще сказать. Даже сейчас слова не шли, упирались пятками в дощатый пол и визжали, не желая покидать свою клетку, но парня все равно наполняла благодарность пополам с чувством вины: он почти от него отрекся, почти возненавидел того, благодаря которому еще жив.

Роб же смотрел на него пристально, так же как смотрел на группу других, созданных Шенноном на бумаге однажды ранним утром.

— Я люблю тебя, — признался он своему творению. И наконец-то это было искренне. — Я все понял. Понял, что очень сильно тебя люблю.

— Спасибо, что рассказал мою историю. Спасибо, что все же осмелился, — ответил Роб, туша сигарету в чашке черного горького кофе, недопитого и остывшего. — И пусть многие не поняли, я рад, что некоторые все же смогли услышать и узнать.

Шеннон не был готов отпустить его сейчас, а Роб не хотел уходить. Они наконец-то воссоединились: Шеннон Паркс и он же, которого звали иначе.

Они смотрели друг на друга с легкой улыбкой.

— Покурим еще? — спросил голубоглазый брюнет — создание своего творца.

— Покурим еще, — кивнул в ответ тот самый нарисовавший его однажды прозаик.

Крыльцо приняло их, ночной ветер шевелил прозрачную тюль, накинутую на входную дверь, — обе давно пришла пора сменить.

И они жили. Жили и дышали ночной прохладой, мысленно одновременно благодаря Деллу Хармон. Снова вместе.

* * *

Шеннон проснулся с улыбкой и с улыбкой встретил вломившегося в его дом Камерона, подвывающего орущей в наушниках песне — так же, как и его мать, совершенно не попадая в ноты.

— А ты чего такой счастливый? — гаркнул он, притопывая ногами мимо такта, щелкая пальцами и танцующей походкой направляясь к холодильнику.

— А ты? — спросил Шеннон с усмешкой, зная, что друг его не услышит.

Камерон стащил наушники.

— У кого-то свидание? — хитро прищурился он.

— Это не свидание.

Парень замер.

— Угадал, что ли? Да ладно!

— Это не свидание! — настойчивее повторил Шеннон. — Просто… представление за городом.

— Шутишь? — Рыжая бровь стремительно поползла вверх. — Ты и толпа людей? Не ослепнешь от ярких красок?

Шеннон на мгновение поморщился, вновь было вернулся к противоречивым мыслям, но тут же взял себя в руки.

— Потерплю, — отмахнулся он с усилием воли. — Если что-то пойдет не так, переживу.

— Мне быть готовым тебя эвакуировать?

Кажется, Камерон говорил вполне серьезно.

— Ты лучше верь в меня, ладно? — попросил Шеннон, усмехаясь.

— Я верю, — парень вскинул руки, — но за тобой ведь нужен глаз да глаз! Никогда не знаешь, что от тебя ожидать: то разбудишь своими воплями в четыре часа утра, — он принялся показательно загибать пальцы, — то будешь щелкать клавиатурой ноутбука так остервенело, что на другом конце города начинается землетрясение, то в полночь решишь сжечь пару книжек в железном ведре за домом, то в Стамбул свалишь, никому ничего не сказав… И я перечислил только то, что первым в голову пришло. Буду держать руку на пульсе — вдруг тебя опять выключит посреди толпы.

Камерон многозначительно двинул бровями и серьезно взглянул на Шеннона, который виновато морщился.

— И как ты меня только терпишь?

— С трудом, братишка, — отозвался тот, пряча усмешку. — Вот честно, не знаю, сколько еще продержусь. Скорее сам тебя прибью — устану.

— По рукам, — кивнул Шеннон. — А пока не устал, попробуй поверить, что я смогу справиться и названное тобой «свиданием» не запороть в самом начале, что, в общем-то, мне свойственно.

— Ну, я попробую, конечно… — Камерон принялся растягивать слова, а увидев вскинутую бровь друга, смягчился. — Да ладно, — махнул он рукой, — не воспринимай всерьез. Я правда рад, что у тебя все налаживается.

Шеннон задумался. Действительно налаживается… Впервые за долгие годы ситуация не ухудшалась, впервые казалось, что та загадочная белая полоса, которая обязательно должна следовать после черной, все же существует.

— Спасибо, Камерон, — признательно пробормотал он, аккуратно улыбаясь. — Подумалось, если мир увидит его ликование, тут же эту зарождавшуюся белую полосу у него заберет.

— Ты так не радуйся раньше времени, — посоветовал Камерон. — Мало ли что произойдет. Но все же хорошо, что у прекрасной мисс Хармон есть мой номер телефона, — подмигнул он и, заметив притворно посуровевшее лицо друга, поспешил сменить тему разговора: — Помоги с идеей для картины, а? Давай пофантазируем.

— Рассказывай.

— Посмотри на меня внимательно, — раскинул он руки в стороны и принялся крутиться на месте. — Как думаешь, если бы я был книгой, кто бы меня написал?

— Пройди тест в Сети и не парься, — отмахнулся Шеннон.

— Нет, мне нужно, чтобы ты посмотрел профессиональным писательским взглядом! — настойчивее попросил Камерон. — Давай же!

— Тогда… как тебе такой портрет? Тебя написал неудавшийся художник, который рискнул в тебе воплотить все свои страдания, — ехидно хмыкнул парень, сложив руки на груди.

— Какой же он идиот! — в сердцах воскликнул рыжий, всплеснув руками. — Нет чтобы сразу сделать меня известным! А вообще, ты попал в точку, мне кажется.

Шеннон улыбнулся. Камерон не разозлился, только сильнее загорелся идеей — казалось, что даже его стоящая ежиком шевелюра вспыхнула ярче.

— Думаю, твой автор хотел показать твой путь к славе.

— Хреновый путь, что уж тут сказать, — хмыкнул тот, большим пальцем указав себе за спину. — Лью краску на полотна в гараже с почти провалившейся крышей под вой лишенной слуха матери, подпевающей «Битлз».

— Ну, слуха нет не только у нее, — осторожно намекнул Шеннон, но друг его проигнорировал.

— Вообще-то, ты мне здорово помог. Нарисовалась у меня тут одна идейка, — невнятно пробормотал он, задумчиво глядя куда-то в стену, вечно запачканной краской рукой почесывая затылок. — А сам что думаешь? — встрепенулся он через минуту, гуськом двигаясь к двери. — Кто написал тебя?

— Ты только