Герой туманной долины - Пола Гарнет

Обвитая тонкими руками шея и искаженное мукой лицо, прижатое к его плечу — плечу мужчины, что не может отпустить ту, которую с таким старанием удерживает подле себя. «До свидания».

Шеннон смотрел на картины, и что-то сильное, ранее незнакомое поднималось в груди. Что-то, очень сильно похожее на всеобъемлющую печаль, от которой хотелось сбежать, которую хотелось затолкать поглубже в себя и больше никогда к ней не возвращаться.

Краем глаза Шеннон заметил, что Челси всматривается в экран смартфона вместе с ним, как переводит изучающий взгляд на него самого, сидящего рядом, как косится в сторону расхаживающей по сцене Деллы.

— Она так открыта на первой картине, да? — проговорила женщина тихо. — Широко улыбается и задорно смеется — явно счастлива. А это прощание на второй… Клетка из двух тел, из которой ни одному, ни другому не вырваться.

Шеннон тяжело сглотнул.

Прощальные объятия, изображенные Пересом, слишком сильно напоминали произошедшие пару недель назад — на крыльце дома, в котором выл соскучившийся Виски, с наброшенными на шею парня тонкими руками заплаканной девушки, что просила его уйти.

— Как считаете, что забудется быстрее — первая встреча или последняя? — спросила Челси Оллфорд, отвернувшись. — Уверена, что второе.

Шеннон не ответил, только покачал головой, про себя думая, что, вероятно, до конца жизни не забудет ни одну встречу с Деллой.

— Она сказала, что каждый прожитый ею год равен только его половине, — прошептал он, убирая телефон в карман пальто — картины Переса уже отпечатались на подкорке и из головы идти не хотели.

— Это так, — кивнула Челси.

— Я могу чем-то помочь ей?

— Терпите, мистер Паркс. Терпите ее боль и показывайте, что она нужна вам даже такой — молчаливой, разбитой, истощенной. Нас всех любят, когда мы легки, веселы и не отягощены собственными кошмарами.

Челси говорила о том, что знала на собственном опыте, и Шеннону казалось, что только поэтому «полгода пустоты» Деллы она переносит с завидным спокойствием. Она к этому привыкла, она видела это не раз.

— Ее любят любой, — прошептал он.

— Так пусть она об этом узнает, — пожала плечами женщина. — И еще… — Она задумчиво хмыкнула. — Не пытайтесь вытягивать ее из этого состояния, дайте в нем поплавать — его нужно прожить, а не подавить.

— Не всякую болезнь нужно лечить, — кивнул в ответ Шеннон, вспоминая слова, которые, участливо улыбаясь, однажды говорила Делла. Она тогда сидела с ним на крыше стамбульского дома, фотографировала пурпурное небо, с которого к горизонту опускалось солнце, покачивающиеся на волнах парусники вдалеке и снующих внизу людей.

А он улыбался мысли, что пару месяцев назад сидел на этом же месте один и мечтал только о ней, сейчас жаждущей увидеть людей такими же яркими, какими довелось видеть ему.

Делла говорила о болезни Шеннона, о его «проклятье», которое сама уверенно называла даром, говорила, что избавляться от него не нужно и пора перестать с ним сражаться.

«Тебе стоит с ним подружиться, — усмехнулась тогда девушка, сначала испугавшись того, как крепко вцепилась в руку друга, чтобы не свалиться с черепичной крыши. Они тогда еще опасались взаимных прикосновений. — Может, однажды ты поймешь, что видеть чужие мечты — не издевка судьбы, а преимущество, возможность кому-то помочь…»

Ее слова всплывали в голове сами собой, он помнил и то, что ей отвечал; казалось, что бродящая по сцене рядом с другими актерами Делла и прячущийся на последних рядах Шеннон переговариваются вновь, совсем неслышно для остальных, но достаточно громко друг для друга.

— Почему решил, что видишь то, что обязательно случится? — хмыкнула тогда она, спускаясь с крыши, ставя ногу на верхнюю перекладину металлической лестницы и практически соскальзывая с нее.

— Я вижу… — Шеннон задумался. — Я вижу наиболее вероятное.

— С чего взял? — спросила Делла и тут же виновато поморщилась. — Прости, это было грубо. Я имею в виду, ты хоть раз ошибался? Ты так уверен, поэтому… — продолжала тараторить она, цепляясь пальцами за лестницу.

Она сыпала словами слишком быстро, когда волновалась или чувствовала себя неловко. Это было так очевидно и так забавно, что Шеннон не мог сдержать улыбку.

— Те разы, когда проверить реальность моих видений удалось, дали мне понять, что не ошибаюсь. А больше проверять не хочу. Нет желания спрашивать у продавца, действительно ли его сестра, которой нечаянно коснулся десять лет назад, повисла на люстре своей крохотной гостиной.

Делла тогда замерла на половине пути, тяжело сглотнула и во все глаза уставилась на спускающегося первым Шеннона, который поспешно отвел взгляд. Он вдруг понял, что даже Камерону не рассказывал, какие ужасы ему довелось увидеть за эти годы.

Шеннон моргнул. Стамбул пропал, обернувшись погрузившимся в полумрак зрительным залом театра.

— Идите за ней, мистер Паркс. Идите и скажите, что она ни в чем не виновата.

Челси Оллфорд отвернулась, откинулась на спинку кресла и положила руки на подлокотники. А Шеннон поднялся с места и, стараясь не дотронуться своей ногой до ее, побрел прочь.

Так с чего он взял, что видит обязательное? И почему за шестнадцать лет мучений ему ни разу не довелось увидеть хотя бы один положительный исход чужой мечты?

— Быть может, проблема не в мечтах, мистер Паркс, а в тебе самом? — спросил он себя, сбегая по ступенькам зала и прячась за массивной дверью от внезапно оглянувшейся на него Деллы. — Быть может, твоя долина куда более туманна, чем ты все это время думал?

* * *

Ругнувшись было, Шеннон тут же смягчился, увидев, кто звонит.

— Лейла?

Он давно не говорил с ней, давно не просил десятиминутный «мозговой штурм», из которого подруга всегда выходила победителем.

— Я быстро, по делу, — протараторила та, отвела телефон от уха и что-то крикнула лающему на фоне Шону, который тут же смолк.

— Ты посмотри какая, — усмехнулся парень. — Всех построила?

— Ой, отстань, — откликнулась Лейла, но Шеннон заметил, как вмиг повеселел бывший серьезным голос. — Мы с Кайлом хотели устроить выход в свет, но…

— …но хвостатые оказались сильнее…

— …и нарушили великолепный план посетить акробатическое представление и полюбоваться полуголыми людьми в трико и перьях, — закончила женщина, нарочито неудовлетворенно причмокнув. — У нас на это время назначена срочная операция, а места терять не хочется. Забери билеты, будь другом.

— Я же так люблю многолюдные места, толкучки и километровые очереди в гардероб, да? — попытался усмехнуться Шеннон.

— Пора начинать вливаться в ту самую серую массу, которую столько лет избегаешь, — отозвалась Лейла. Она, наверное, пожала плечами и ехидно улыбнулась по своему обыкновению.

— Какая же ты противная…

— Тебе понравится! Огромный шатер, третий ряд,