Соблазн быть счастливым - Лоренцо Мароне

и удалился, оставив после себя шлейф своего сладкого аромата, который рассеялся через пару секунд, поглощенный сильным запахом спирта.

Дверь в конце коридора открывается.

Ну что ж. Вот и наступил момент истины.

Я резко вскакиваю с места, чувствуя, как кружится голова и начинает бешено колотиться сердце. Доктор смотрит прямо на меня, и я, не отрывая от него взгляда, неверными шагами иду ему навстречу. В моем возрасте я так и не научился справляться с тревогой. На самом деле есть многое, чего я так и не научился делать и чего никто никогда мне не объяснял. Нас учат уравнениям, заставляют зубрить наизусть «5 мая»[25] или имена семи древнеримских царей, но никто не разъясняет нам, как справляться со страхом, каким образом пережить разочарования, где найти мужество, чтобы вынести боль.

Третья из трех недосягаемых женщин

Существует огромная разница между любовью к женщине, которая никогда не будет твоей, и женщиной, которой ты обладаешь. Первая так и будет сиять в вечности, тогда как вторая будет потихоньку угасать – как наше солнце, которое окончательно потухнет через несколько миллиардов лет. И оба эти угасания причиняют нам много беспокойства. Но мы говорим о женщинах, а не о звездах, даже если мне кажется, что беседовать о звездах было бы проще.

Эмма – сестра моей жены, младше ее на несколько лет. Когда я познакомился с Катериной, ей было около двадцати. В первое время я не обращал на нее внимания: в юности стараешься приударять за женщинами постарше, чтобы чувствовать себя более крутым. И по большому счету это не такая уж большая ошибка – ведь чтобы заняться женщинами помоложе, у тебя впереди есть еще целая жизнь.

И поэтому в Эмму я влюбился как-то незаметно для себя, шажок за шажком. Когда страсть к жене начала затухать, я ощутил злость и растерянность. Злость по отношению к самому себе – потому, что я не смог сохранить свою любовь, а растерянность – потому, что женщина, которая больше меня не волновала, каждый вечер ложилась со мной в постель. И вот я решил завести двоих детей: они, по крайней мере, должны были придать какой-то смысл этой истории любви без любви. Знаю, это не слишком красиво, но я уверен, что многие понимают, о чем я говорю.

В любом случае, в какой-то момент происходит непредвиденное: Эмма расходится с мужем, и Катерина приглашает ее на время переехать к нам – так, чтобы ей было легче справляться с маленьким ребенком. Ей тогда было двадцать шесть, мне почти сорок – и все же в этот период мне казалось, что я снова стал ее ровесником. К этому времени моя жена уже научилась крепко стискивать челюсти, противостоя ударам судьбы, ну а Эмма все еще шла по жизни, по-детски раскрыв рот от удивления. Ее взгляд и ее тело излучали легкость и жизнелюбие – давно уже забытые мной ощущения, и я был покорен этим сиянием. Желание обладать этой юностью очень прилипчиво, и если оно охватило тебя, ты уже не можешь без него обойтись. Некоторые мужчины меняют семью, дом и гардероб в обмен лишь на каплю жизненной силы, на несколько лет беззаботной молодости. Я не поменял ни семью, ни дом, ни женщину. Любовь к Эмме так и осталась платонической, и тем не менее наши с ней отношения – одни из самых серьезных и насыщенных в моей жизни, и это только подтверждает тот факт, что чем более неисполнимо наше желание, тем более оно будет жгучим и неистребимым.

Нас с Эммой закружило в вихре греха, в котором были и взгляды украдкой, и легкие касания рук, и нежные объятия, никогда не перераставшие ни во что большее. Нужно иметь много терпения и мало мужества, чтобы проводить свои дни рядом с нелюбимой женщиной, в то время как в соседней комнате находится та, кого ты желаешь. В любом случае через несколько месяцев она уехала, и наш дом вдруг сделался пустым и молчаливым. Я старался забыть Эмму и то время, что она провела у нас, но Катерина вечно о ней заговаривала. Как-то вечером – помню, что в этот момент она мазала себе руки кремом, – она сообщила, что ее сестра влюбилась в тренера своего сына по лыжам и что лето она проведет у него в Трентино. Ночью я не мог сомкнуть глаз: я воображал себе Эмму в объятиях мускулистого красавца с загорелым лицом, покрытым лучистыми морщинками, и дыханием, от которого веяло граппой. Признаюсь, речь идет о клише, но на самом деле уже то, что она завела интрижку с тренером по лыжам, тоже в полной мере входит в разряд клише. Тем не менее она и правда уехала в горы и провела там два месяца. Но к тому времени, когда она вернулась, ее бурный роман уже закончился: инструктор понял, что мать-одиночка будет поопаснее заледенелой черной трассы, и предпочел сменить лыжню.

Той осенью Эмма часто приходила к нам на ужин – так, чтобы наши дети имели возможность поиграть друг с другом. Мне не передать ощущение, которое охватывало меня всякий раз, когда я поворачивался и замечал, что она пристально на меня смотрит. Она тут же отводила глаза, и мне не оставалось ничего, кроме как пялиться на нее как идиот в бесплодном ожидании, что она наконец наберется смелости снова взглянуть мне прямо в лицо.

У Эммы было все, что Катерина с возрастом растеряла: нежная кожа, упоительная улыбка и обольстительный взгляд. Как тут можно было устоять? И действительно, как-то вечером я потерял над собой контроль и позволил себе то, чего еще никогда не позволял, при сообщничестве пледа, служившего мне прикрытием. Мы сидели на диване – Эмма, Катерина и я – и смотрели какой-то фильм. Дети уже спали. Короче, должно быть, по вине фильма, который был очень скучным, я в какой-то момент вдруг почувствовал ее пальчики совсем недалеко от моих и без особых размышлений поступил как типичный подросток: потихоньку сжал ее ладонь. Я потратил целых двадцать минут, чтобы добраться до нее своей рукой – даже улитка, с трудом волоча свой домик, справилась бы быстрее. В итоге Эмма повернулась и в смятении посмотрела на меня. Мне следовало бы прекратить, но я вместо этого выдержал ее взгляд и не стал убирать руку. И мы так и остались сидеть – как юная парочка, которая вздрагивает при малейшем прикосновении к телу другого и больше сосредоточена на едва заметном шевелении мизинца, чем на том, что происходит на экране.

Катерина, сидевшая бок о бок со мной, ничего не заметила, она вообще так никогда