Соперницы - Джессика Мэннинг

– Да, – раздался пьяный возглас из зала, – у твоей мамаши. Хватит трепаться, я уже ее хочу.

Толпа рассмеялась, а человек во фраке невозмутимо продолжал расхваливать девочку, которой было не по себе. На ней было полупрозрачное платьице, открывающее взору вполне взрослые прелести.

– Посмотрите на стройные ножки Николь, – увещевал человек во фраке, – посмотрите на ее огромные глаза.

– Хорош болтать, – раздалось из другого угла зала, – у всех уже слюни текут.

– Итак, – продолжал Фрак, как его окрестил Бранниган, – начальная цена лота – пятьдесят долларов. Кто предложит пятьдесят?

Раздалось несколько предложений о пятидесяти долларах, перемежаемых язвительными ремарками по поводу девственности Николь, затем Ройал услышал знакомый голос:

– Сто долларов.

Обернувшись на голос, Ройал увидел Филиппа Дювалона. Филипп был сильно пьян. Он смотрел в глаза Ройала с ненавистью.

– Твой дружок? – спросил Сэм.

– Скорее наоборот.

В спор за обладание молодой проституткой вступил еще один креол – толстый здоровенный мужик лет пятидесяти с багровым лицом. Ройал окрестил его Багровым.

– Сто пятьдесят, – сказал Багровый.

– Я слышу сто пятьдесят долларов! – воскликнул Фрак, указывая молотком в сторону Багрового.

– Сто восемьдесят, – ответил ему невысокий парень с выдающимися зубами.

– Двести, – возразил Филипп.

– Интересно, – сказал Сэм, – как высоко пойдет твой дружок?

– Посмотрим, я ему в этом помогу, – ответил Ройал, затем поднял руку и громко сказал: – Двести пятьдесят.

– Старина, – удивленно воскликнул Сэм, – я надеюсь, ты не педофил, она же еще ребенок!

– Нет, приятель, все в порядке, я старый добрый Ройал Бранниган, но у меня личные счеты с этим сосунком, и я хочу, чтобы он дорого заплатил за эту девочку.

– А ты уверен, что он перебьет тебя?

– Двести шестьдесят, – ответил на его сомнения Филипп.

Багровый присвистнул, но все же поднял ставку:

– Двести восемьдесят.

– Триста, – услышал Ройал голос Дювалона.

– Триста двадцать! – выкрикнул парень с зубами.

Так продолжалось какое-то время, ставки поднимались, и торговавшиеся постепенно отсеивались, пока Ройал не остался один на один с Филиппом.

– Пятьсот долларов, – сказал Филипп дрогнувшим голосом. Деньги были немыслимые, но он уже не мог остановиться, и Ройал чувствовал это.

– Слушай, – сказал Сэм, – парень на грани, если он сдастся, то даже моего, сегодняшнего выигрыша не хватит.

– Нет, старина, я знаю его, он еще не созрел. Пусть действительно дорого заплатит за то, чего так хочет, – ответил Ройал и громко сказал: – Пятьсот пятьдесят.

– Я слышу пятьсот пятьдесят! – воскликнул Фрак восторженно, указывая на Ройала молоточком.

Николь улыбалась. Ей, глупенькой, казалось, что это забавно, когда люди торгуются за обладание ее телом. Наивное создание, скоро ей предстояло разочароваться. У нее было два пути: либо сломаться, стать настоящей шлюхой, либо, затаив злобу на весь мир, ждать своего часа, чтобы однажды добиться таких же высот, как Одалиска. Но чаще девушки сдавались очень быстро.

– Шестьсот, черт возьми, шестьсот долларов за эту чертову непорочную куклу! – взревел Филипп, ударив кулаком по столу. Его лицо побелело от ненависти, которую он испытывал к Ройалу.

– Итак, мы имеем шестьсот долларов за наш лот, услышу ли я больше… шестьсот – раз, шестьсот – два, шестьсот – три! – Удар молоточка. – Продано месье Дювалону.

– Ройал, – Сэм предостерег друга, – он идет сюда.

Бранниган развернулся своим мощным торсом навстречу молодому креолу.

– Поздравляю, месье, – сказал он едко, – вы купили не только самую молодую проститутку Нового Орлеана, но и самую дорогую. Надеюсь, она вам понравится.

– Ты поплатишься за это, Бранниган, клянусь, ты поплатишься!

Ройал достал свои золотые карманные часы и демонстративно посмотрел на циферблат.

– Уже почти двенадцать, молодой человек. – Он посмотрел на сцену, где Николъ ожидала своего владельца на ночь, затем заглянул в глаза Филиппа. – Детское время вышло, пора собирать игрушки и идти в постельку.

Лилиан смотрела на большие напольные часы, не отрывая жадного взгляда, и считала удары напряженным голосом:

– Девять… десять… одиннадцать… двенадцать!

Она быстро сняла халат, повесив его на спинку стула. Следуя инструкциям короля Жака, она прошла по кухне, гася лампы и зажигая свечи, коих насчитывалось двадцать две штуки, по количеству исполнившихся ей лет. Иногда она поглядывала через холл на дверь спальни, где Азби видел уже пятнадцатый сон. Ей казалось, что за ней наблюдают, но тут она вспомнила слова колдуна: «Духи и демоны присмотрят за тобой, сестра».

Лилиан нацарапала полное имя Филиппа на клочке бумаги. Это заняло много времени, поскольку почерк обязательно должен был быть ее, а писать она не умела. Пришлось скопировать буквы одну за другой с конверта, адресованного Филиппу.

Отложив в сторону клочок бумаги с именем, она растопила маленькую белую свечку в тарелку, Вытащила фитиль вилкой, затем положила кусок материи от простыни, где осталось семя Филиппа, в воск, перемешала все и начала лепить фигурку человека. Когда мужчина, а это был именно мужчина, приобрел все необходимые формы, она завернула куклу в клочок бумаги с именем, точно в одежду.

При помощи своих иголок для вышивания Лилиан аккуратно выцарапала черты лица. Она работала уже около часа над куклой, когда поняла, что глаза не болят. Она мысленно поблагодарила короля Жака за чудесное выздоровление и продолжила работу. Когда кукла приняла вполне узнаваемые черты Филиппа Дювалона, Лилиан положила ее на красную тряпицу. Встав на колени, Лилиан начала призывать покровителей Вуду, древних богов и демонов. Неровный свет свечей плясал на ее обнаженном красивом теле. Волосы спадали спереди и сзади. Лилиан начала читать заклинание на древнем языке Ямайского побережья. Она не понимала ни слова, но король Жак заставил ее выучить заклинание наизусть.

От внезапного порыва ветра, ворвавшегося на кухню, язычки пламени на свечах затрепетали. Лилиан испуганно оглянулась. Двери были закрыты, окна занавешены. Это были древние боги Вуду, Лилиан не видела их, но знала, что они отозвались на ее призыв. На всякий случай она повторила заклинание. Закончив, она разворошила в печи угли и выбрала один поярче. Она взяла его голой рукой, не боясь обжечься, ведь колдун сказал ей, что она не почувствует боли. Она поднесла уголь к кукле, раздула его и положила на промежность. Уголь начал шипеть и плавить воск. Вскоре от куклы осталась лишь лужица расплавленного воска.