Первый президент. Повесть о Михаиле Калинине - Владимир Успенский

- С радостью бы, - Евсеев посмотрел на часы. - Да уж и без того пересидели мы, безусловно, как бы к поезду не опоздать.

- Тогда чай, - решил Калинин. - Рассказывайте, какой ветер и куда вас несет?

- В Дальневосточную республику. Вспомнила партия, что я три года на Тихом океане морячил, после Цусимы в японском плену побывал. Вот и направили в Народно-революционную армию на комиссарскую должность. А Федор со мной напросился. Будем вместе флот поднимать.

- Сперва отвоеваться надо, - вздохнул Калинин. - Последнее пристанище всех недобитков там. К тому же японцы и американцы. Крепкий орех вам, друзья, разгрызать придется.

- Людей туда много едет. Из Питера, из Москвы.

- Знаю. Дальний Восток мы капиталистам не отдадим. Буферная республика - это на время, чтобы нам непосредственно не ввязываться в новый конфликт.

- Мы понимаем, - солидно кивнул Федор. Вскоре друзья ушли - Михаил Иванович распорядился, чтобы их доставили к вокзалу на автомашине.

Опять принялся за дела: совещался с представителями Наркомпрода, намечал план очередной поездки. Потом взялся за статью для «Правды». Недавно Центральный Комитет партии распространил циркулярное письмо о широком привлечении к советской работе беспартийных товарищей, и теперь правдисты попросили простыми словами раскрыть суть этого документа.

Лишь поздно вечером Михаил Иванович взял свою палку, сунул под мышку портфель и вышел из кабинета. Народу на улице мало. Отдыхают люди после работы.

Дома он не успел рта раскрыть - подступила с новостями жена:

- Аню-то выпишут на днях.

- Хорошо.

- А из деревни письмо, - Екатерина Ивановна понизила голос, чтобы не слышали дети в соседней комнате. - Анина мать умерла, а муж ее, сам знаешь, еще на германской погиб...

Екатерина Ивановна смотрела, ожидая решения. А что он мог сказать ей вот так сразу? Одно ясно - нельзя оставлять Анну на произвол судьбы. Да и привязались к ней все.

Года два назад, когда семья отдыхала в Верхней Троице, из дальней деревни пришла к ним незнакомая женщина. Тридцать верст несла на руках свою дочку. У Ани от рождения была повреждена нога, девочка хромала, ребятишки на улице смеялись над ней. Слезно просила женщина помочь, показать дочь докторам. Екатерина Ивановна увезла Аню в Москву.

Врачи определили: требуется несколько последовательных операций. Пришлось согласиться на это. Вот и лежала Аня с тех пор в больнице. Калинины поочередно навещали ее, привыкли к ней, как к своей.

- Что же, - задумчиво сказал Михаил Иванович. - Саша-то у нас усыновленный, а растет, как все... Где четверо, там и пятерым места хватит.

- Главное, чтобы в сердце места хватило, - ответила жена, и по каким-то едва уловимым оттенкам ее голоса он понял, что Катя уже успела подумать об атом.

- Ты у меня очень хорошая, - сказал он. - Забирай Аню, и весь разговор.

2

Едва поезд «Октябрьская революция» прибыл в Самару, на железнодорожных путях сразу появились группы изможденных людей. Особенно много было крестьянок с детьми. Женщины почти все босые, из-под длинных юбок виднелись костлявые, словно усохшие, ноги. Никто не объявлял, что будут давать пособие, но люди все равно молча выстроились вдоль поезда длинной очередью. Сами установили порядок, кто за кем, и сели на землю - ждать. Подремывали от слабости. Голодные дети плакали.

В поезде имелся небольшой запас продовольствия. Был вчерашней выпечки хлеб, разрезанный на маленькие кирпичики. Калинин велел выдать его людям.

Члены Самарского губисполкома, приехавшие встречать Председателя ВЦИК, рассказали, что город и железнодорожная станция переполнены крестьяна­ми, пытающимися уехать в хлебные края. Некоторые отправляются целыми семьями на подводах, но боль­шая часть осаждает поезда. Особенно молодежь. Не­давние красноармейцы, повидавшие разные губернии, увозят теперь кто в Сибирь, кто на Украину своих жен и детишек. Их не задерживают.

- Задерживать ни к чему,- согласился Михаил Иванович,- только объяснять надо, что везде сей­час тяжело.

Работники губиснолкома старались убедить Кали­нина, чтобы он не ездил по деревням, не удалялся от железной дороги. Люди взвинчены, страсти накале­ны. Есть среди крестьян такие, которые всю вину за голодовку взваливают на Советскую власть.

- Да ведь сельское хозяйство, особенно в этих местах, на юго-востоке России, почти всегда картеж­ная игра,- возразил Калинин.- Я знал целый ряд крупных помещиков Саратовской и Самарской губер­ний, в особенности в их восточных уездах, и эти по­мещики всегда имели про запас семена. На случай, если кряду пойдут недороды. Если урожайный год, то хозяин получает баснословные барыши, собирая с десятины по сто пудов. Но на будущий год он может ничего не получить. Поэтому крестьяне, привыкшие к опасностям, прятали известную часть хлеба в за­пас. Теперь же, разумеется, ни о каком запасе речи не могло быть. Сказались фронты граждан­ской войны, которые проходили несколько раз но этим местам, сказался неурожай прошлого года, на­конец, нынешний год. При чем же тут Советская власть? '

- Продразверстка, Михаил Иванович. Многие крестьяне считают, что продразверстка выгребла хлеб до зернышка. Рабочие отряды забрали, мол, все подчистую, о завтрашнем дне не думали. В прошлом году семян почти не осталось, а в этом и подавно. И не проявлял мужик интереса сеять, коли у него все брали.

- Поэтому и отменили мы продразверстку.

- Крестьяне это очень приветствуют, да ведь отменили-то, товарищ Калинин, совсем недавно, а положение сразу не исправишь, годы требуются. Вот и спорят меж собой мужики, горячатся.

- Тем более надо ехать к ним, помочь им понять, что к чему. А как же иначе?!

Посоветовавшись, выбрали село Вязовая-Гай в Пугачевском уезде. Местные товарищи считали, что положение там характерно для всей губернии.

День 16 августа опять выдался знойный, душный. Густая пыль плотной завесой поднималась над дорогой и тотчас оседала в безветрии. Михаил Иванович и сопровождавшие его представители наркоматов надели белые рубахи, а некоторые даже белые фуражки, защищавшие от палящих лучей. Все бабы, которые пришли на встречу с ними, были в белых платочках.

Люди сидели на потрескавшейся от зноя земле среди деревьев с пожухлой, покоробившейся листвой, почти не дававшей тени. Для приехавших принесли откуда-то стулья.

Председатель волисполкома Головин сказал коротко:

- Так вот, граждане, прибыл к нам всероссийский староста товарищ Калинин уяснить вам кое-что.

Отошел в сторонку, к мужикам, притулился возле дерева. Михаил Иванович поднялся, опираясь на палку. Обратился к председателю:

- Расскажите подробней, пожалуйста.

Головин ответил:

- В нашей местности страшный голод и масса людей от недоедания помирает. Надежды к посеву никакой нет, кроме поддержки вашей, правительственной.

- У вас не ездили закупать спекулятивно?

- Ездили, - ответил Головин, - но ничего не привезли. Ездили в Петропавловский уезд, в Сибирь, с неделю назад пять человек по разрешению от нашей волости, и они привезли только для себя.

- А на что они покупали? Головин пожал плечами и не ответил. Вместо него охотно заговорил бойкий крестьянин средних лет:

- На деньги и товары: платье, рубашки, юбки, сапоги, брюки. Урожай у них есть старый, но только туго продают, и, кроме того, там отбирают отряды. У меня двоюродный брат в Петропавловском уезде двадцать пять пудов закупил и перепродал снова, потому что невозможно везти.

- Да, из Сибири нельзя было вывозить. И опять тот же бойкий крестьянин пояснил рассудительно:

- Там страшная дороговизна, и может купить только тот, кому сродники доверили какие-нибудь платья, потому что лишней одежды у наших граждан нет. У кого есть, тот и обходится хлебом. Поэтому совершенно мало привезли, на семь тысяч населения разве пять человек управятся? Надежда у нас плохая, только этот месяц протянем и следующий. Даже в настоящее время умирают с голоду... Все кости по-объедали, колосья собирали...

- Я приехал от центрального правительства выяснить величину голода, затем, чем можно, помочь. Я должен вам сказать, что голод захватил изрядную часть России, приблизительно двенадцать губерний.

- Батюшки! - ахнула какая-то женщина.

- Голодают самые хлебные губернии, - продолжал Михаил Иванович. - Самарская, Саратовская, Царицынская, Астраханская, Уфимская, Оренбургская, а затем в целом ряде губерний урожай ниже среднего, и только по окраинам на западе и в таких, как Гомельская, Витебская, Смоленская, там хороший урожай, но в этих губерниях больше картофель сеют. Затем большой урожай в Киевской, Подольской и Волынской губерниях, но там слаба Советская власть, там вряд ли удастся много взять. В западной части Украины - махновщина, а та часть Украины, где Советская власть крепка, там урожай неважен. Затем на севере хороший урожай: в Тульской, в Тамбовской, Пензенской. Одним словом, если с юга протянуть к северу, то верст тысячу неурожая, а с запада на восток - верст шестьсот. Поэтому на лошади трудно ехать. Так вот, товарищи, надо выкручиваться из этого положения. Я думаю, что правительство кое в чем поможет. К пятнадцатому сентября семена будут поступать. Теперь мы уже получили известие, что тридцать вагонов идут с семенами. Вот состояние какое сейчас. Ведь у нас голодает огромное количество ребятишек, в настоящий момент около шестидесяти тысяч ребят взято в приюты, вероятно, к осени тысяч сто будет. Их надо кормить; одним словом, сыто не накормим, но так, чтобы человек не умер... Теперь предпринимаем вывозку из Самары. За десять дней вывезено тысяч пятнадцать. Это, кажется, большая цифра, но сосчитайте все население - это мелочь. Конечно, мы сейчас вывозим лишнее население - беженцев, и то Польша задерживает, не всех принимает, затем ремесленников, которые нуждаются. А переселенцам ехать самим - тоже погибель, поэтому лучше здесь как-нибудь.