Первый президент. Повесть о Михаиле Калинине - Владимир Успенский

Из крепости выехали затемно. Матрос-возница ругался сквозь зубы:

- До ночи, стервецы, дотянули. Как раз в полынью булькнешь...

Возле саней, держа наготове винтовку, шагал долговязый Федор. С другой стороны - Иван Евсеевич.

Около черной трещины лошади остановились. Трещина за день стала еще шире, деревянные щиты едва перекрывали ее. Возница осторожно, под уздцы провел упиравшихся лошадей. Федор помог на скользких досках Екатерине Ивановне. Евсеев - Калинину.

- Теперь можно и с ветерком! - повеселел возница.

Все разместились в санях. Звонко зацокали по льду подковы.

Минут через пять после того, как сани пересекли трещину, со стороны крепости появились двое. Остановились возле щита, переводя дыхание.

- Эх, черт! - выругался один. - Проехали. Дальше рысью пойдут, хрен догонишь!

- Чухаться надо поменьше, - буркнул другой. - Шуры-муры разводят... Заседают, советуются, а дело простое: колосник на шею - и в воду!

- Ладно, замолчи ты! Такое проворонили... Потопали на коробку. Согреться-то есть чем?

- Найдем. А потом еще работенка нам, комиссаров нынче брать будем.

В эту ночь, с первого на второе марта, мятежники арестовали руководителей Кронштадтского Совета и политических органов флота. Первоклассная крепость, прикрывавшая подступы к Петрограду, оказалась в руках врага.

4

- Можешь не сомневаться, Калиныч, путиловские рабочие за нашу власть надежно стоят, - сказал Сила Семенович. - Конечно, и среди путиловцев есть крикуны, есть любители разводить эти... дискуссии. Но когда речь о главном идет, тут мы все вместе, как сжатый кулак. Вчера у нас собрание было. Постановили: долой мятежников. Сразу запись добровольцев началась. Я вот тоже свою фамилию внес. Когда прикажут, пойду этот самый Кронштадт штурмовать, будь он неладен!

- Знаю, старая гвардия не подкачает, - Михаил Иванович положил руку на плечо друга. - Я о тех тревожусь, у которых подпольной и революционной закалки нет.

- Чего о них тревожиться, они вслед за нами идут. Мой Семен, к примеру, вместе со мной записался. Так и стоим рядом - двое Штыревых.

- Семен-то в Москву пускай собирается, как условились.

- С Кронштадтом развяжемся, тогда и поедет.

- Ладно, Сила Семенович. Жаль, короткая у нас с тобой встреча, но и то радость, что свиделись. Пора мне.

Штырев проводил Михаила Ивановича до машины. Вернувшись в комнату, к неостывшему еще самовару, налил себе чашку. Отхлебнув несколько раз, улыбнулся:

- Калиныч-то, а?! Среди всех своих забот нашел время, навестил.

- Чего он так спешит? - Семен подвинул отцу солонку и тарелку с ломтиками черного хлеба.

- У него не только наш завод, не только Кронштадт да Питер, ему о всей стране думать положено. В Москве, сам знаешь, на днях съезд начинается. Вот ведь судьба человеку выпала: всегда он в сражении, и не где-нибудь во втором или третьем ряду, а впереди, на острие. Такие руководители, как он, новый путь для нас пробивают. А мы их всей своей массой подпираем, поддерживаем. Вроде бы фундамент. И очень важно, Сема, чтобы опора была надежная, чтобы она не зыбилась, не качалась.

- Меня, батя, агитировать нет надобности.

- Я и не агитирую, сынок. Просто говорю о том, что самым главным в нашей жизни считаю.

5

Поезд торопился в Москву. Вагон покачивало, писать было трудно, зато думалось, как всегда в пути, хорошо. Михаил Иванович старался осмыслить виденное и пережитое недавно в Кронштадте. Каковы особенности мятежа, какие уроки можно извлечь? Как быстрее и лучше одолеть восставших? Об этом спросят в Центральном Комитете партии, этим обязательно заинтересуется Владимир Ильич.

Прежде всего, пожалуй, вот что. Эсеры, меньшевики, анархисты, потерпевшие политический крах, не смеют теперь открыто выступать от имени своих партий. Все они скрываются под маской беспартийности. Врагов у Советской власти более чем достаточно, однако противников, которые смогли бы наладить промышленное производство, улучшить положение рабочих и крестьян, - таких противников нет. Не существует такой партии, кроме большевиков. На Якорной площади от имени своей партии говорили только коммунисты, все же остальные выступали как беспартийные. Разве это не характерно?

Или вот еще что. Не далее чем полгода назад, когда контрреволюция захватывала власть в той или другой местности, через полчаса офицеры нашивали на плечи погоны. Это было всюду и везде. А в Кронштадте ни одному офицеру не пришло в голову надеть погоны. Опыт научил их: сейчас под открытым контрреволюционным знаменем бороться с рабочими и крестьянами нельзя. И враги пытаются или разложить Коммунистическую партию изнутри, или выставить очень левые, революционные с виду лозунги, привлекательные для масс. Такими именно лозунгами полна резолюция кронштадтских мятежников.

Почему же капиталисты радуются и поддерживают восстания, где они как будто не являются руководителями, где выставляются лозунги, как будто неприемлемые для них, вроде «Долой капиталистов, да здравствует Советская власть!»? А потому, что все эти бандиты Махно, Антоновы, как и Петреченко из Кронштадта, - все они, независимо от лозунгов, продолжают работу колчаков и Юденичей: они борются с самым сильным врагом капиталистов - с большевиками. Подтачивая и экономически обессиливая своими действиями Советскую республику, они тем самым облегчают капиталистам борьбу против рабочих и крестьян.

Жестоко ошибаются те, кто вслед за меньшевиками и эсерами повторяют, что кронштадтцы не собираются помогать восстановлению буржуазной власти. Эмигранты за рубежом пишут совсем другое.

Михаил Иванович подвинул ближе газету, нашел в ней статью Бурцева и Милюкова с уже подчеркнутым ранее абзацем:

«Мятежники выставляют лозунг «Советы», но нам не страшен этот лозунг; для нас важен тот факт, что в этих Советах будут играть главную роль эсеры, меньшевики, анархисты, явные или прикрывшиеся беспартийностью. Эти люди, несомненно, нам ближе и полезнее по своей ненависти к нынешней власти, и они приведут через эти Советы к Учредительному собранию. А там - остальное - доделаем мы».

Сказано куда как откровенно: контрреволюция великолепно учитывает сложившееся положение...

Услышав за спиной легкие шаги, Михаил Иванович оглянулся. В купе вошла Катя. Остановилась рядом, поглядела на подчеркнутые строчки, провела ладонью по волосам мужа.

- Сколько серебра у тебя...

- Прибавили мне кронштадтцы? - улыбнулся он.

- А то нет? Я до сих пор спать не могу спокойно. Глаза закрою, и мерещится матрос, который прыгал, будто помешанный: «Калина! Чужую жену привез!»

- Самое подходящее место с чужими женами ездить. Своей едва не лишился...

- Ох, Миша, не знала я, что такие ужасы бывают. Думала, легче тебе...

- Предупреждал ведь.

- Сама убедилась, теперь не отпущу одного.

- Вот и зря, - нахмурился он. - Совсем зря. Ты рассуди: если со мной что случится, это еще половина беды. А если сразу с двумя - тогда как? Зачем же детей круглыми сиротами оставлять? Если уж на то пошло, седины у меня из-за тебя прибавилось, переживал, что оба в ловушке окажемся. Поняла?

- Умом, но не сердцем.

- Все-таки сдвиг, - лукаво посмотрел он на жену. - А сейчас извини, пожалуйста, мне поработать надо.

- Долго еще?

- Часок или два.

- До самой Москвы теперь, - безнадежно махнула она рукой и вышла, прикрыв за собой дверь купе.

6

8 марта открылся Десятый съезд партии, который рассмотрел вопрос о взаимоотношении рабочего класса с крестьянством на новом этапе и решил те проблемы, которые так беспокоили Михаила Ивановича. Продразверстка была заменена продналогом. Отныне у крестьян брались не все излишки продовольствия, а только часть их. Остальное крестьянин мог использовать по своему усмотрению, свободно продать на рынке. Это побуждало к быстрому развитию собственного хозяйства, что в свою очередь должно было вызвать подъем сельского хозяйства страны в целом. На этой основе можно восстановить и развить государственную промышленность, укрепить позиции социализма. Новая экономическая политика выбивала почву из-под ног врагов Советской власти, которые разжигали страсти, пользуясь недовольством крестьян.

В день открытия съезда в Петрограде была предпринята первая попытка захватить мятежный Кронштадт. Сводный отряд красных курсантов и полк особого назначения, которым командовал начальник политотдела Кронштадтской морской базы Василий Громов, сумели ворваться в крепость. Много часов вели они неравный бой. Подкрепления не подошли, к вечеру полк и курсантский отряд понесли большие потери, были частично уничтожены и рассеяны мятежниками. Лишь нескольким сотням бойцов удалось перебраться назад через Финский залив.

Учитывая опасность, нависшую над Петроградом, Центральный Комитет партии решил взять на себя руководство борьбой. Президиум Десятого съезда принял специальное обращение, в котором призвал трудящихся Питера твердо отстаивать завоевания революции. По предложению Ленина на борьбу с мятежниками были направлены триста двадцать военных делегатов съезда. Они возглавили политическую и военную подготовку нового штурма. Руководил этой работой Михаил Тухачевский.